Хранитель древностей - Домбровский Юрий Осипович. Страница 49

Вот бы сделать такую таблицу и для наших широт!

Я носился с этой идеей целый месяц, а потом как-то забыл о ней и вспомнил только через десять лет. На чердаке музея хранилось несколько отличных спилов с тянь-шаньских сосен. На одном из них было двести семьдесят пять годичных колец, другие были моложе, но тоже очень старые. Я поговорил об этом с директором и он мне привел дендролога, совсем еще молодого человека, футболиста и баскетболиста, в майке и с жестким ежиком на голове.

Исходя из нашего материала, он составил сравнительную (судя по толщине колец) таблицу влажных и засушливых годов в районе города Алма-Аты за двести пятьдесят лет, и мы выставили ее в музее.

Однако дендролог не был доволен.

– Двести пятьдесят лет? Что это? – говорил он. – Современность! Вот если бы узнать, какой здесь был климат тысячу лет тому назад. Неужели в курганах ничего нельзя найти? Ведь бывают там какие-то деревянные подпорки…

Никаких подпорок в курганах, конечно, не бывает, но вот один отпил, и, может быть, даже именно тысячелетней давности, все-таки оказался в моих руках.

Внизу у реки я тщательно отскреб чурку от грязи, промыл ее несколько раз и положил сушиться. А сам пошел по берегу смотреть валуны. Здесь их было превеликое множество, как будто целое стадо – красных, зеленых, синих, аспидно-черных – приковыляло сюда с гор и, добравшись до песка, застыло в разных позах: кто повалился на бок, кто заполз под кусток, кто по колено зашел в реку, подставляя горбатую спину солнцу и ледяным брызгам. Один самый длинный черный валун с узкой хищной мордой поднялся на дыбы и замер так в нелепой позе, похожий на только что вылезшего из берлоги перезимовавшего медведя.

Вот около него через час с чуркой в руках и застал меня Корнилов. Посмотрев на меня, он засмеялся и легко сбежал по тропинке. На нем был белый костюм, плащ, переброшенный через плечо.

– Ну как Потапов? – спросил я. Он опять засмеялся.

– А что Потапов? – ответил он. – Эти злые и нервные мужики, писал где-то Чехов, – удивительно верно подмечено! Удивительно! Вот и этот такой же: накричит, наплюется, а потом ходит и качает головой: «Эх, неладно получилось». Ведь это он меня за вами послал: «Хранитель обиделся, с чуркой на реку побежал». – Он засмеялся. – Нет, в самом деле, что за чурка-то?

Он наклонился, поднял ее и стал рассматривать.

– Но ведь нет на ней ничего, – сказал он удивленно. – Это попросту кусок гнилого бревна, и все!

Меня коробил его тон, но объясниться, конечно, было необходимо.

– Видите ли, – сказал я, – с этим связана одна проблема, которая меня когда-то очень интересовала.

И в нескольких словах я изложил ее сущность: годовые слои, возможность получить картину температурного режима столетия, возможность сравнить ее с данными летописей и документов.

Я говорил, он слушал меня и молчал. А потом вдруг пожал плечами и спросил:

– Господи, ну как это у вас все вмещается? Черепки, чурки, Хлудов, гражданская война… Господи, мне и с археологией-то одной и то не справиться… Копаем, копаем – и ничего нет. А вы… слои!

И он засмеялся.

И вдруг бригадир пропал. То он ходил, бухтел, рассказывал, поддразнивал, а тут вдруг как в тучку канул. Рабочие заметили это в первый же день.

И вечером, после работы, Корнилов сказал мне:

– В самом деле, что это с Потаповым случилось? Сильно он задумываться в последнее время стал.

– Войны боится, – ответил я. – Насчет детей думает. Это сейчас бывает с людьми.

К Потапову я собрался вечером и пошел прямо через косогоры. Быстро темнело, и я засветил фонарь. Собирался дождь. На горизонте несколько раз вспыхивали бесшумные молнии. Тогда становились видными облака, дикие и обрывистые, как те кручи, мимо которых я шел. Вскоре сделалось уж так душно, что мне показалось, будто я заперт в узком и длинном сарае, накрытом мокрой ватой. Дождь должен был хлынуть вот-вот. Я остановился на краю обрыва и стал соображать, где же удобнее спуститься. Было уже так темно, что я не различал дороги. Чуть не коснувшись лица, мимо меня пролетела длинная и бесшумная, как кошка, ночная серая птица. И только я нащупал дорогу и начал спускаться, как внизу в кустах ответно зажегся другой фонарик. Я остановился и два раза описал рукой светящуюся дугу (глупее, конечно, ничего уж нельзя было придумать), и другой фонарик проделал то же самое. Затрещали ветки, и я увидел на фоне кустов, как при свете молнии внезапно появилась неподвижная белая фигура. На секунду мне сделалось вдруг очень неприятно. Но тут вдруг фигура засмеялась и голосом Софы сказала:

– Ну как хорошо, что я с вами встретилась. Ведь я заблудилась. Здравствуйте, дорогой. – Она протянула мне руку. – А Михаила Степановича вы здесь нигде не встречали?

– Нет, – сказал я.

– Вот незадача, вот незадача, – повторила она, глядя мне в лицо. – Понимаете, испортилась машина, и как-то безнадежно, как-то совсем испортилась. И вот пока он возился, я решила пойти пешком, да, видите, запуталась, никак не могу найти дорогу.

Дорога была рядом, только надо было спуститься. Я сказал ей об этом. Она опять засмеялась.

– Ну, значит, лешак водит, как говорил мой дед, – сказала она. – Вы знаете, мой дед замерз около стены своей усадьбы. Дошел до нее, уперся в стену спиной, сполз и замерз. – Она посмотрела на меня. – Он был помещик Якушев. Слышали таких?

– Ну как же, – воскликнул я. – Так вот вы из каких!

– Да-да, – сказала она, – да, я из таких! Старый дворянский род.

Тем временем мы уже спустились и сошли, вернее, спрыгнули, на дорогу.

– Ну вот вы и на месте, – сказал я. – Но куда же вы шли? К машине или… куда вас проводить?

– К Потапову, – сказала Софа. – Я хотела достать у него яблок для посылки.

– Ну вот смотрите, как хорошо! – воскликнул я. – И я к нему тоже. Он пропал куда-то, вот мы боимся, не случилось ли чего-нибудь.

Она поглядела на меня.

– А что же может с ним случиться? – спросила она осторожно и не сразу.

– Не заболел ли? – предположил я.

– Ах, не заболел ли! – воскликнула она. – Нет, не заболел. Сегодня Михаил Степанович встретил его в городе, там они и сговорились насчет яблок. – Она пошла и остановилась. – Знаете что, давайте спустимся на шоссе к машине, посмотрим, что там стряслось, может, он зря возится. Может, нужно просто поехать в город за помощью. Идемте-ка.

И, не дожидаясь моего согласия, она быстро пошла назад. И только мы сделали с ней несколько шагов, как из-за поворота вылетела длинная желтая машина, ширнула лиловым лучом по дороге, осветила нас, кусты барбариса на обочине и вдруг резко, с визгом остановилась. Из машины выскочил Михаил Степанович и бросился к нам. В кабине сидело еще два человека в серых военных плащах.

– Ну, как, – спросила Софа, – все в порядке?

– Вроде, – уклончиво ответил Михаил Степанович, смотря на меня. – Откуда вы, прекрасное дитя?

– Встретились по дороге, – сказала Софа, – тоже шел к Потапову.

– Так я был там, – ответил Михаил Степанович, – Потапов в городе.

«Когда же они тогда с ним сговаривались?» – подумал я, но ничего не спросил.

– А вам, кстати, в город не нужно? – спросил меня Михаил Степанович. – А то можем довезти.

– Нет, – сказал я, – в город мы ездим только по выходным.

В кабине что-то произошло, зашевелился кто-то из военных и не то спросил, не то сказал что-то.

– Так мы вас довезем до вашего лагеря, – воскликнул Михаил Степанович, – садитесь, садитесь!

Не могли они меня довезти до нашего лагеря, не было туда дороги, и они отлично знали это. Я стоял, не зная, что предпринять, – все было странно, очень странно.

– Поедемте, – ласково предложила, даже скорее попросила меня Софа и слегка дотронулась до моего плеча.

– Поедет, поедет, – весело повторил Михаил Степанович и взял меня за руку.

Мне стало вдруг очень не по себе. Черт знает, что хотели от меня эти люди. Ясно было только одно: они совсем не то и не те, за кого себя выдают.