Почти понарошку (СИ) - Светлая et Jk. Страница 26

А когда он явился домой и врубил музыку, она… она… она почти готова была закричать от отчаяния – он тоже не ставил ее ни в грош. Даже в такой мелочи. И ее побег из дома был вполне закономерен. Ей следовало подумать. Или просто помолчать. Побыть наедине с собой.

На Набережной было тихо. Она не знала, сколько просидела там в одиночестве, глядя на воду. Вода всегда ее завораживала. Но вот именно сейчас она понимала, что думает не о том, что делать дальше, что не жалеет себя, а пытается понять, какой надо быть идиоткой, чтобы сделать аборт от мужчины, который так… любит? И что отдала бы она за то, чтобы ее любили хоть наполовину так сильно, как Герман любил свою Юлю. Только вот почему-то одни внушают любовь, а другие – нет.

Ветер подхватил несколько хлебных крошек у нее под ногами и понес к реке. Туда тут же слетелись птицы. Даша вяло улыбнулась. Если она и была танком, то сегодня ее подбили. Причем основательно.

Домой, если квартиру Германа Липковича можно было назвать домом в свете всего произошедшего, она приехала уже поздно. И, стараясь не шуметь, прошмыгнула в «свою» комнату. Спать ложилась с четкой установкой продержаться до поступления. А потом все обязательно как-нибудь устроится. Нужно просто подождать.

Когда Даша вернулась, Герман еще не спал. Пытался читать, потом торчал в интернете. Чтобы не думать о том невообразимом, что творилось в прошедший месяц. Неопределенность всегда его напрягала, а сейчас в его жизни была сплошная неопределенность. С Юлькой ничего не выходило. А после того, как вслух озвучил причину их расставания, закралась мысль, которую Герман усиленно старался не думать. Зачем возвращать женщину, которая не хочет быть с ним, рожать его детей и запросто спит с другим, спустя пару недель?

Чтобы забыть о Юле, принимался думать о Даше. Злился на себя, что орал на нее. Она-то при чем?

Удивлялся, что она тоже, оказывается, умеет орать. В тихом омуте…

Именно в этом взвинченном состоянии позвонил отцу.

- Я тебя к себе приглашал?

- Здравствуй, Герман.

- Что ты ей наговорил?

- Я лишь сказал то, что ты и сам знаешь. Она тебе не пара.

- Ты лучше прочих всё знаешь о паровании, - зло брякнул Гера.

- Герман, ты не понимаешь, о чем говоришь.

- А ты со своим пониманием не лезь в мою жизнь! – бросил Гера трубку.

Кажется, в его окружении вообще мало, кто смыслил в паровании, кроме отца, женившегося на нужной женщине в нужное время для уверенной карьеры. Дядя Лева предпочитал свободный от чужих посягательств мозг. Юлька стала искать экзотического разнообразия в объятиях представителя восточных народов. А Даша умудрилась выбрать мудака, изменившего ей накануне свадьбы. Бред какой-то!

Среди этих безрадостных рассуждений Герман заснул, чтобы проснуться в еще более гадком настроении, чем накануне. Ему повезло, в клинике был свободный день. Хмурый и небритый, он прошлепал на кухню, окинул мрачным взглядом завтрак, оставленный Дашей, и включил кофеварку.

Кофе был выпит, и докуривалась вторая сигарета, когда в дверь позвонили. Герман открыл. На пороге стоял молодой человек смазливой наружности. Бабам такие нравятся, воплощение киношной мечты в реальной жизни.

- Чего хотел? – поинтересовался Липкович.

Киношная мечта зачем-то заглянула за его спину и промолвила человеческим, но довольно неприятным тягучим голосом:

- Я к Даше. Она дома?

- Я дома, - проворчал Герман. – Ты кто такой?

- Гороховатский. Виктор. Мне нужно поговорить с Дашей.

- Угу, - кивнул Герман. – Виктор, значит. Обойдешься без разговоров.

Липкович потянулся, чтобы закрыть дверь. Но смазливый Виктор оказался упертым чуваком и просунулся в квартиру.

- Не обойдусь! Может, ты, конечно, и не в теме, кем я прихожусь ей, но у меня дело есть!

- А кем я ей прихожусь, ты в теме?

- В теме! Но это временно! Потому что у нас с ней типа… отношения!

Происходящее стало забавлять Германа. Он усмехнулся, скрестив руки на груди.

- Сейчас она моя жена.

- Да мне пофигу, что сейчас! Она все равно очухается и вернется ко мне, понял?

- Это ты не понял. Так что можешь смело гулять дальше.

- Сам гуляй полем! Это моя баба, ясно? Мы два года с ней мутили, пожениться собирались!

- Я знаю, как ты собирался. Поэтому теперь будешь мутить в другом месте.

- Чего? – протянул Гороховатский. – Тебя вообще не спрашивали!

- Пошел вон! – негромко сказал Герман.

- Да никуда я не пойду, слушай! – продолжал возмущаться Витя. – Я не дебил! Понимаю, что она тут назло мне!

- Она тут, потому что она моя жена. Что из этого тебе не ясно? Повторяю для непонятливых – пошел вон.

- Да какая она жена! Детский сад – за неделю замуж выскочила! Харе себя успокаивать!

- Меня устраивает. Свалишь ты, наконец? – начал закипать Герман.

- Пока она не явится, никуда я не свалю!

- Пошел вон из моей квартиры!

- Да иди ты!

Герман молча развернул непонятливого визитера за плечи к двери и спросил:

- Сам уйдешь?

Тот упирался и пытался освободиться, что представилось весьма непростой задачей – хватка у Липковича оказалась железной. Потому можно было просто безрезультатно попыхтеть и не дергаться. Но Гороховатский был упертым. И извратился, насколько хватило воображения. Со всей дури долбанул Германа по ноге пяткой в тяжелом кроссовке. За что немедленно получил в ухо. Витя ухнул от боли, но равновесия не потерял. Даже напротив, умудрился вывернуться. И заехать хозяину квартиры в глаз… локтем. Не то чтобы со зла, но случайно. Герман скривился, мотнул головой и ударил в ответ. В челюсть. Кстати, весьма удачно. И лететь бы Гороховатскому через всю площадку к лестнице, если бы в этот самый момент по ступенькам на второй этаж не поднялась Даша. Она даже сказать ничего не успела – только в ужасе приоткрыть рот – когда Витя заорал на весь подъезд:

- Даха, уйми своего психа!

- Я по-хорошему просил, ты не понял, - ухмыльнулся Герман.

Витя отдернул руку, которую продолжал сжимать Липкович, и отскочил от него на безопасное расстояние. Даша при этом спустилась на одну ступеньку – подальше от бывшего жениха.

- Ты зачем приехал? – сердито спросила она.