Обладатель Белого Золота - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 74

Это несколько успокоило Линден. К тому же на открытом плато она чувствовала себя отданной во власть нещадно палящего солнца, грозящего обратить ее душу в пыль. Ей не терпелось оказаться под защитой камня, и она настоятельно нуждалась в простом человеческом деле – нужном и важном деле, которое помогло бы ей собраться.

Предоставив Ном самой себе, она последовала за устремлявшимся вглубь твердым потоком.

И вот теперь дрожащий свет факела увлекал ее туда, где рождался Ядовитый Огонь.

Доррис по-прежнему держался рядом, но она едва ли осознавала его присутствие. Линден воспринимала всех харучаев сразу, но так, словно они явились частью Ревелстоуна, некой эманацией древнего гранита твердыни. Остатки своего видения она устремляла только вперед, туда, где Ядовитый Огонь яростно сопротивлялся натиску неоскверненных вод. Противоборство стихий было столь ожесточенным, что поначалу исход его вызвал сомнения. Однако уже вскоре, глядя на устремившийся к святилищу бурлящий поток, она поняла, что Ядовитый Огонь постепенно затухает.

Горное озеро и на этот раз явило себя вместилищем надежды.

Однако по большому счету надежда эта была тщетной. Отнюдь не тешившая себя самообманом, Линден прекрасно понимала, что потушить Ядовитый Огонь еще не значит покончить с Солнечным Ядом. Века кровопролития лишь подпитывали Солнечный Яд, усиливая его власть над страной, но порождавшая его причина была иной.

Когда после катастрофы у Первого Дерева Ковенант впал в отчаяние, Линден убедила его в настоятельной необходимости положить конец кровавому правлению Верных. Она требовала от Ковенанта действий, предпочитая забыть о неизбежности его смерти.

«Раз уж тебе приспичило умереть, – кричала ему Линден, – то сделай, по крайней мере, так, чтобы смерть твоя не была напрасной». Но даже тогда она знала, что Солнечный Яд не исчезнет и будет по-прежнему безжалостно вгрызаться в сердце Земли. Знала, но упорно добивалась от него обещания действовать, ибо и сама нуждалась в конкретной и осязаемой цели, что помогла бы ей устоять против тьмы. А также потому, что любое решение было предпочтительнее его отчаяния.

Но когда она добилась-таки от него обещания бороться, Ковенант спросил, что же собирается делать она сама.

«Я буду ждать, – ответила тогда Линден, – мое время еще придет». Произнося эти слова, она не осознавала их истинного значения, не осознавала, возможно, до тех пор, пока Гиббон не заявил, что она не представляет себе истинной глубины собственного Осквернения. И когда пришло ее время, она попыталась овладеть разумом самого дорогого ей человека.

А время ее пришло – она видела это столь же отчетливо, как вытекающий из разверстых дверей святилища бурлящий поток. Солнце пустыни въедалось в ее душу: совсем скоро Солнечному Яду предстояло окончательно овладеть ею. И тогда она действительно станет Солнцемудрой, но отнюдь не в том смысле, какой придавали этому прозванию элохимы.

Укоренившаяся привычка, когда-то бывшая формой самоутверждения, заставила ее запустить пальцы в волосы, чтобы хоть немного привести голову в порядок. Но волосы были так грязны, что она скривилась от отвращения. Не худо бы помыться – промелькнула на задворках сознания случайная, тут же отброшенная мысль. Грязь ее прегрешений, нельзя было смыть даже незатронутой скверной водой Мерцающего. К тому же Ядовитый Огонь еще не угас, и в ее помощи нуждались люди. Линден не могла тратить время на себя. В непосредственной близости от святилища вода закипала. Жар Ядовитого Огня на какое-то время притупил способность Линден к восприятию, но вскоре она сосредоточилась и смогла определить местоположение Первой и Красавчика. Они находились недалеко, а когда вынырнули из клубов малинового пара, то выглядели так, словно натиск вод Мерцающего на Ядовитый Огонь вернул их к жизни.

Но, тем не менее, черты Красавчика были искажены усталостью и неизбывной болью, словно он навеки забыл, что такое веселье и радость. У Линден перехватило дыхание.

«О Красавчик, – молча твердила она, – о Красавчик! Как мне жаль тебя!»

Первая держалась лучше. Гибель Хоннинскрю не могла не стать для нее горем, но рядом с мужем она могла перенести его. И она была меченосицей, воительницей, суть жизни которой составляла борьба. Отряд одержал победу, а стало быть, возглавляемый ею Поиск не был напрасен. Каким-то образом им удалось приветствовать Линден улыбками. Несмотря ни на что, они оставались Великанами и любили ее. Линден же ощутила жгучую пустоту и печаль, ибо понимала, что недостойна таких друзей.

Без лишних предисловий Первая указала на святилище:

– Смелый замысел, Избранная, им можно гордиться. Чистота горных вод завершит то, что даже Друг Земли, с его силой... – Неожиданно она осеклась, пристально присматриваясь к Линден. К глазам воительницы подступили слезы.

– О Избранная, – вздохнула она, – не кори себя. Ты смертна, как и все мы, тогда как злокозненность нашего врага превосходит всякое разумение. Тебе не следует...

– Я пыталась овладеть им! – горестно воскликнула Линден. – Как мерзкий Опустошитель. Я едва не погубила нас обоих...

– Пусть так, – оборвала ее Первая более суровым тоном, – но сейчас не время предаваться терзаниям. Люди нуждаются в твоей помощи. Предвратный зал полон раненых. Им нужен уход... – Первая сглотнула и тут же продолжила: – Сотканный-Из-Тумана старается помочь им, хотя его рана едва ли не самая тяжелая. Но он не оставит этих несчастных... – Взглянув Линден прямо в глаза, Первая заключила: – Он выполняет твою работу.

– Я знаю, – со вздохом отозвалась Линден. – Знаю. – Больше ей сказать было нечего. Скрепя сердце она позволила Доррису отвести себя в предвратный зал.

Последствия ужасной бойни ошеломили ее. Мрак изувечил каменный пол, вырвав куски гранита, словно частицы плоти. Мертвые Рысаки валялись в лужах собственной крови. Многие харучаи получили тяжкие раны, а один из них уже расстался с жизнью. Но сильнее всего сердце ее сжалось при виде разбросанных по полу изувеченных тел тех, кто не имел никакого отношения к битве и не представлял себе, с кем и ради чего она ведется, – конюхов, прачек, поваров, садовников...

Линден не могла больше сдерживать слезы – да и не пыталась. Сквозь застилающую глаза пелену она заговорила с Доррисом. Он и еще несколько харучаев были посланы на поиски дерева для шин, чистых тряпок для бинтов, острого ножа, горячей воды и всего метеглина, какой удастся отыскать в Ревелстоуне, ибо имевшихся у отряда запасов витрима и «глотка алмазов» было явно недостаточно. Затем, используя скорее видение, нежели зрение, она принялась искать Сотканного-Из-Тумана.

Великан хлопотал над поверженными противниками – он помогал раненым Верным, словно был целителем или же мог стать им в силу категорического неприятия страданий и боли. Сначала он отделил павших от тех, кого можно еще было спасти, а затем, устроив живых как можно удобнее, принялся перевязывать их раны клочьями ткани, вырванными из одеяний погибших. Ауру горестного Великана Линден ощущала так четко, что ей казалось, будто она слышит его безмолвные стенания: «Этого человека я убил, этого изувечил, этого сделал калекой...»

Печаль его была так остра, что сердце Линден невольно дрогнуло. Сомнение в себе заставляло Великана сражаться с неимоверной яростью, но пролитая кровь ужасала его самого.

Словно не замечая появления Линден, Сотканный-Из-Тумана продолжал свой скорбный труд. Подойдя поближе, она потянула его за руку, а когда он наклонился, обхватила Великана за шею. Сотканный-Из-Тумана непроизвольно выпрямился, придерживая Линден одной рукой, и она зашептала ему на ухо:

– Ты спас мне жизнь. Спас, когда я не могла себя защитить и никто из харучаев не имел возможности помочь мне. Виноваты Верные, заставившие этих несчастных напасть на тебя. У тебя не было выбора, Сотканный-Из-Тумана. Не мог же ты позволить им просто убить тебя.

«Сотканный-Из-Тумана, помоги мне, – говорила она про себя. – Ты только сражался, и ничего более. А я – я пыталась овладеть им!»