50 оттенков ксерокса (СИ) - Кармальская Елена. Страница 25

— Девочки, я пока несла мешок, почему-то подумала, что там труп!

Так всегда. Потому что Яна — человек-паника. А я уже успела позабыть её милую привычку загрузиться чем-нибудь втихаря, накрутить себе всякой жуткой ерунды, поверить в это всё, а потом всполошить всех неожиданным приступом дикого визга или внезапным побегом.

— Это не труп, а матрац, — строго пояснила Катька. — И ты будешь на нём спать!

— Ни за что! Я лучше на полу! — быстро выпаливает Яна. — Или, может, вон на ту железную кровать лягу?

— Нет уж, — протестую я, это шикарное место моё, и никто не сгонит меня оттуда...

После мнительной Янки в дверях появляется Сашка.

Сашка — катюхин дачный кореш, а по совместительству — неотъемлемая часть каждого нашего девичника. Кто бы что ни подумал — Сашка стопроцентный натурал и наш общий друг. Он — наши глаза и уши в мире мужчин, наш засланец, можно сказать, тайный агент. Сашкина мама — известная в Трёхреченске феминистка, поэтому неудивительно, что в женской психологии этот парень разбирается не хуже, чем в мужской и отсутствием женского внимания не страдает. Чтобы отдохнуть от многочисленных недолговечных подружек, он общается с нами: наша компания для Сашки — "свои парни", равносильно как и он для нас — "своя девчонка".

— Ты вовремя, Саш! — кричит Катька. — Натаскай из сарая дров для мангала!

— Да погоди ты, мать, с дровами, — отвечает сосед, напуская на себя вид умудрённого опытом сельского старожила, что совершенно не гармонирует с его "глянцевой" внешностью. — Я тут те немца привёл!

— Какого ещё немца? — настороженно спрашивает Катька, подыгрывая Сашке. — У нас тут не 45-й год. Или ты, отец, в партизаны подался?

— Подь сюды! — отдаёт распоряжение Сашка, подманивая кого-то из-за двери...

В тускло освещённом коридоре катюхиной "виллы" робко стоит персонаж весьма колоритный: высокий парень с тёмными дредами с огромным туристическим рюкзаком за плечами и зеркалкой на шее.

— Ральф, — представляет гостя Сашка, а тот, услыхав своё имя, сосредоточенно кивает.

— Привет, Ральф, — прежде остальных оживляется падкая на всё иностранное Дашка, — ты к нам надолго?

Немец молчит и беспомощно смотрит на Сашку, а тот самодовольно поясняет:

— Он по-русски не шпрехает.

— Где ты взял его? — недоверчиво интересуюсь я, как самый ярый поборник того, чтобы девичники оставались девичниками, а не перерастали к утру в банальную гулянку.

— В центре подобрал, он там возле продуктового тусовался, вот я и взял его, — самодовольно хвастается Сашка, гордясь такой находкой. — Я вот думаю, может, оставим его себе, а, мать? Ему жить негде, его с отелем турфирма кинула. На сегодня — завтра, не выгонять же его? Тем более что секретов ваших девичьих, о которых вы собираетесь поболтать за шашлычком, он никому не выболтает. А послезавтра у него самолёт из Москвы, он мне билеты показал.

— Ну ладно, — выдыхает Катька, — в конце-то концов, приглашают же люди на девичник стриптизёров, а у нас немец будет!

— Круто! — восхищенно хлопает в ладоши Янка, уже забывшая про страшный матрац.

Ральф снова кивает. Да уж, с таким переводчиком, как наш Сашка, держи ухо востро. Бедняга и не догадывается, какая роль на сегодняшний вечер ему уготована. Шучу, конечно. Просто хитрый Сашка, не желая лишний раз напрягаться, спроваживает дисциплинированного немца колоть дрова, а сам откупоривает припасённую откуда-то баночку коктейля. Расслабиться ему не даёт Катюха, огорчённо подмечая:

— Ну вот, мяса-то на всех не хватит! И сок мы вчера почти весь выдули! И хлеб... Са-аш, в магазин сгоняй.

Сашка медленно и нехотя поднимается — ему однозначно лень идти в магазин, он смотрит на Дашку, но та занята телефонным разговором. Это Виталик, стопятьсотый раз выясняет, с кем всё-таки она поехала на дачу и не изменяет ли она ему там. Узнал бы про Сашку и немца, наверное, вообще б Дашку никуда не пустил...

А моя внутренняя свинья бьёт копытом, как лихой жеребец, и ставит меня перед фактом — предстоящие шашлычки должны быть оправданы сеансом спортивной ходьбы с продуктовыми пакетами в руках. Я мысленно ругаю подлое четвероногое, но хрюшка неумолима. Она осуждающе грозит мне копытцем и напоминает про красавчика Хайда: "Смотри, пончик, в следующий раз он тебя и поднять-то не сможет!" Такая она — свинячья убедительность....

— Я схожу, — сиплю я Катьке и, подхватив пару пустых пакетов, отправляюсь в ближайший магазин. Три кружки горячего чаю, которые я выдула, оказываются бесполезными. И в носу как-то подозрительно щиплет. Заодно лимонов куплю, не хватает мне ещё расклеиться посреди лета...

Эдик

Я бью Лелиота, когда он сердится на меня.

Новая мама сердится на меня, когда я это делаю.

Лелиот меня не бьет. Лелиот меня боится.

Э.Л. Джеймс "50 оттенков свободы".

Скверное выдалось утречко. Я проснулся в семь утра от того, что кто-то настойчиво названивал мне на сотовый. Кто был этим настырным "кем-то", особо гадать не приходилось, ведь сегодня настал день Х, и не "икс", как вы, наверное, подумали, а "хэ", потому что хреновый.

На мое сонное "ага, слушаю" мама разразилась гневной тирадой и потребовала, чтобы я немедленно начал готовиться к приезду "дорогого" Эрастика. По её мнению, я должен был вычистить и вымыть наш с Пашкой блок, а желательно и всю общагу, предупредить соседей, чтобы не шумели, так как Эрастик захочет отдохнуть с дороги и так далее и тому подобное. Буркнув в трубку недовольное "угу", я завалился в кровать, понимая, что досмотреть утренние сны мне не дадут. Естественно, тратить время на ненужную уборку я не планировал — пусть Эрастик сам этим занимается. Вся моя вечерняя подготовка к событию свелась к тому, что я помыл посуду и содрал постер с полуголой девицей, висевший над пашкиным компом. Вряд ли бы мама его оценила.

Спустя час хлипкая входная дверь затряслась под градом ударов. Я открыл и тут же вместо "здрасте" получил град претензий и недовольств от мамы, за спиной которой с надменной улыбочкой истинного "вампира" стоял Эраст. За ними я разглядел отца, загруженного ворохом сумок, и поспешил ему на подмогу.

— Эдичек, вместо того, чтобы спать, ты должен был встать пораньше, прибраться и освободить место для твоего брата, — с упрёком сказала мать, страдальчески заломив брови.

"Освободить место" прозвучало удручающе. Итак, родители добрались до моего последнего убежища и принялись селить туда братца. Наверное, переселение в лес выращенного в неволе медведя происходит менее бурно. Я приуныл. Моя кровать стояла у окна, и мне это нравилось, но мама настояла, чтобы у окна теперь спал Эрастичек, и меня подвинули к двери. Пару раз я пытался поспорить, но все попытки оказались тщетными, и я сдался. Ладно, разберусь, как уедет.

Отец под чутким руководством мамы двигал туда-сюда прикроватную тумбочку, письменный стол и едва ли не сам шкаф, Эраст противным голосом вопил, что он уже взрослый, и не будет он носить купленный мамой свитер, "совсем лёгонький, вечера ведь такие прохладные" (кстати, тут я ему даже посочувствовал).

— Эричек, не надо так волноваться! Такой хороший голубенький свитер, не капризничай, сыночек!

— Ма-ам, не называй меня Эричек, я — Эрик! — дулся на неё кандидат в Эдварды Каллены.

Тем временем я разобрал сумку с продуктами, запихав в холодильник и кухонный шкаф, наверное, трёхмесячный запас банок с закрутками, домашних вареничков, задвинул в угол полмешка картошки, удивляясь, как родители ухитрились это допереть, ведь мама драгоценному Эрастику уж точно не позволила бы надрываться.

Вернувшись в комнату, я увидел, как отец с обречённым видом двигает уже пашину прикроватную тумбочку, потому что маме показалось, что Эраст может об неё ушибиться, а пашкины рубашки с джинсами, всегда висящие ворохом на стуле, валяются на моей новой кровати. Сам виновник переполоха уже запустил мой комп и шарился по папкам.