Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия. Страница 49
Как могло из ничего взяться такое? Жила себе одна, мечтала о любви, конечно, но в мечтах всё было просто и красиво. И любовь была лёгкой, приятной… а на деле она как меч из спины торчит, не даёт толком двигаться, глубоко вздохнуть.
И она же толкает дальше, не даёт остановиться, дух перевести, как самый злой надсмотрщик.
Испугалась, что не смогу совладать со своей боязнью.
Места были пустынные, даже когда мы выбирались из лесу. Все давно уехали в глубь Тамракских земель, оставшихся жителей по пальцам можно было пересчитать.
Мы проехали мимо деревни, где ветер по улицам носил клочья грязных тряпок да обрывки бечёвки, и от царящей там тишины становилось жутко.
Местные не выглядывали, только в одном окне показалось чьё-то лицо. Старик долго, внимательно смотрел на нас, но кажется, даже не понял, враги мы или друзья.
Ясень проехал деревню насквозь. Хотя домов пустых вокруг было полно, оставаться тут нельзя, это даже мы понимали. Если придут людские воины, они придут сюда. А в дебрях, в лесу, найти, заметить нас будет куда сложней.
Дом, куда нас в конце концов привёл Ясень, был маленьким и тесным, прятался за пару вёрст от прочего жилья. Сразу видно – бобыль-охотник живёт. Кругом шкуры свалены и всякие кухонные мелочи, всё пылью заросло, лавка и стол вплотную к кровати придвинуты, толком не развернутся. Но не нам перебирать.
Хозяин посмотрел на нас в своём жилище и покраснел.
- Мы тут ненадолго. Решим, куда дальше и пойдём.
По пути мы добыли в деревне зерна, Ясень достал из котомки солонину, мы поужинали и легли спать. Хозяин во дворе, мы на кровати, тесно прижавшись друг к дружке.
Малинка грустила. Думаю, она вся в мыслях и переживаниях о Всеволоде. Ходила как пьяная, смотрела невпопад, могла надолго замереть на месте.
А мне вот нельзя думать, нельзя.
А уж сны какие! Вскакиваешь от них весь в холодном поту, шаришь вокруг руками, глазами бегаешь – всё хорошо, пусто, тихо, нет ни смерти, ни крови, ни огня, на котором обугливается живая плоть. Всё спокойно. А сердце стучит, остатки сна дерут его напоследок, не желая сдаваться без боя.
И рядом вскакивает Малинка, и в её сонных глазах тот же ужас – утихающее зарево смерти.
Не люблю больше ночи, слишком длинные они, слишком страшные.
Ясень дал нам на раздумья сутки.
- Или говоришь, куда идти и почему, или в Гнеш!
На сей раз стало ясно, что шутки кончились. Свяжет да потащит обеих, куда велели, хватит дурить!
Мысли суетились, бегали по кругу, всё те же. Выходит, Гнеш?
К обеду, однако, из лесу вышел ведун. У него был посох, длинный серый плащ и большая сума через плечо. Ещё совсем молодой, борода редкая-редкая, но очень грустный, словно его глаза видят только чёрные дела. Куда не глянет – одни чудища клыки скалят.
- Путь добрый.
Ясень поклонился гостю, накормил, чем нашлось, и только потом стал расспрашивать. Ведун сказал, идёт к Вожаку, а куда, пока не знает. Мол, пошёл клич, что собираются отряды по нескольку десятков зверей, в разных местах вдоль границы. Главная задача – не давать человечьему войску собраться в целое и тем более соединиться с войском лесных.
- А где Вожак? – Рискнула спросить я.
Ведун уставился на меня и смотрел так долго, что я думала уже – заснул. Прям как сидел, с открытыми глазами, аж жуть брала – глаза у него, что стоячее болото, в котором не пойми что шевелится.
Но нет, не заснул.
- Ты его душа.
- Да.
Потом он так же долго качал головой – и как не отвалилась?
- И чего ты хочешь, душа?
- К нему, - неожиданно вырвалось.
- А ты знаешь, что молодой Князь ищет способ освободить от себя свою душу? Всем ведунам весть разослали, задачку задали – как же сделать, чтобы половина его смогла и дальше жить, когда он в мир иной уйдёт?
- В мир иной?!
- Когда умрёт.
- Не говори так!
- Так не мои слова, слова Князя, - усмехнулся ведун. Только вот от его усмешки кровь застыла. – Ему ответ и пред тобой держать.
- Почему Князя? – Тем временем нахмурился Ясень.
Ведун перевёл свой взгляд на него.
- Так Гордей князь теперь, сменил отца.
- И Вожак, и Князь? – Ясень потемнел лицом.
- И тот, кто обрёл свою душу.
Они так говорят, будто знают больше меня. Но это не помеха!
- Ведун! Увидишь князя, скажи ему, пусть не тратит время напрасно, не ищет способ! Мне это не нужно! Раз судьба так нам отмеряла – пусть! Бегать от неё не стану!
Малинка ахнула, но я не могла остановится. Прости, сестра, это не в моих силах – жить без него. Теперь, без маминого браслета на руке я словно на две половины разорвана вдали от него. Не знаю, когда это пришло, и зачем, хорошо это или плохо, радостно или обидно, но ничего не изменить – или мы на белом свете оба, или нас нет.
Ведун и глазом не повёл.
- А знаешь, рысь, многие ведуны говорят, способа нет, а я скажу – есть! Просто смотрят они не туда. Знаешь, как тебе выжить без своего волка? Проще простого. Ты должна понести раньше его смерти. Примется семя в твоём чреве – и станешь ты не подругой, а матерью, с тебя и спрос у мира другой.
У меня даже язык отнялся, только и оставалось, что глазами лупать. Словно вместо ведуна, который живое сквозь себя пропускает с любовью и состраданием, что-то тухлое передо мной лежит.
- Пока ребёнок будет жить в твоей утробе, и ты будешь. Может, и дальше, после родов. Смотря, каким сильным окажется твой материнский инстинкт.
Ведун ухмыльнулся, но ухмылка опала, как всё остальное с его лица – только усталость и осталась. Кожа посерела и кажется, недолго ему на этом свете ходить осталось. Потому и говорит всё, что думает.
Теперь только закрыть глаза. Заткнуть уши – и ничего не слышать и не видеть!
***
В Малые Сопки Гордей приехал поздно ночью. С ним был Ярый, а Всеволод временно находился с другим отрядом. Двое суток они уходили от княжеских наёмников – элиты человеческих воинов, направленных на целевую охоту на нового князя, и заодно уводили их прочь в пустые земли у границы, откуда уже все мирные жители ушли.
И из Малых Сопок ушли. Но Гордея встретила женщина, первая за много дней. Он так удивился, что стоял посреди избы и следил за ней. Всего-то времени прошло, а забылось, какие они мягкие на вид, как приятно пахнут, забылись ощущения, которые они дарят.
- Садитесь все, на стол накрою.
Отряд Гордея в небольшой горнице еле поместился. Женщине помогал старик, ловкий, как молодой, но совсем седой, с тонкой сухой кожей на руках.
- Ты чего от границы не ушла? Дура али мужиков любишь?
В отличие от Вожака Ярый говорил напрямик.
- Ты садись, мальчик, садись, поешь.
- Дура, значит. – Буркнул Ярый и замолчал.
После плотного ужина подоспели вести – ведун показал двух птиц, принесших грамоты.
- Читай вслух, - приказал Гордей.
Ведун открыл свинки и прочёл. Если с юга вести шли хорошие – от горных никто не лез, горный народ сам пресекал переход чужаков по своим землям, то с севера… Отряд, который должен был защищать местных в одной из северных деревень, впал в Ярость крови. Осознанно, всем составом. Деревенские только собрались и вышли в дорогу на переселение, но двигались слишком медленно, а тут людской отряд на них выскочил, да ещё большой, считай три сотни человек! Вот и решили защитники, у которых среди деревенских были семьи и родственники, пойти на отчаянные меры. Своих спасли, конечно, людской отряд разбит, а в северных лесах теперь бегает полторы дюжины бешенных волков, которые больше никогда не вернут человеческий разум.
- Это их решение, - сказал один из воинов, сложив руки на скатерти. – Я бы поступил так же. Князь, дай приказ поступать так всем.
- Нет!
- Всё равно верная смерть… А так хоть своих спасли.
- Я понимаю, - сказал Гордей. – Но этот выход крайний. Крайний! Так всем и передай!
- Если они объединятся, мы сможем победить только так – пустить на них нашу Ярость. Только так, - тихо сказал Ярый.