Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия. Страница 65
Советники молчали.
Буревой, который потерял на войне двух сыновей их трёх, встал первым.
- Да будет так, Князь. Да будет так.
Советники поднимались один за другим, склоняя головы и признавая, что решение принято. Гордей, конечно, и сам был готов его принять, но так лучше. Ведь где она – граница, черта, за которой твои указы превращаются из нужных в самовольные да самодурные?
В долгий ящик не откладывали и уже вечером объявили звериному войску о походе на людскую столицу. Гордей сам к ним вышел, как поступал всегда. Встал с непокрытой головой и сказал:
- Все, кто ещё носит в себе что-то светлое. Кто сможет не поднять руку на невиновного, но сможет довести до конца наказание виновного, пусть идут со мной. Только преподав людям урок, мы будем жить спокойно. Только если они будут бояться нас трогать!
Недостатка в готовых идти до конца не было. Всеволод, хотя не высказывался ни за, ни против, тоже пошёл. А вот Ярый остался – в последнем бою ему отсекли левую руку. И колдуны человеческие сильно потрепали своими колдовскими проклятьями – ослабили да отравили. Ярый находился у лекарей, в целебном сне, в полудрёме.
Гордей навестил друга перед тем как выступить в путь.
Тот был совсем не похож на себя самого. Бледный, с горькой ухмылкой и глубоко впавшими глазами. Осунувшийся, и даже волосы безжизненно свисали на лоб. Накачанный доверху снотворным отваром, однако при виде друга сумевший очнуться и поднять голову.
- Уже едешь? – Спросил он и облизал сухие губы. Хотел что-то добавить, но только горько хмыкнул.
- Да. Пора.
Гордей наклонился, смотря Ярому прямо в глаза.
- А ты выздоравливай. Мы вернёмся скоро и я хочу видеть тебя по приезду таким же здоровым, как раньше!
- Нет уж, не буду ждать. Поправлюсь и поеду за тобой следом! Или что, калеченый альфа тебе уже не надобен?
Ярый кривил губы в привычной улыбке превосходства и пренебрежения, Гордей и глазом не моргнул, хотя ни на миг не поверил.
- Ну что ж… твоя дурость всегда была выше моего слова. Приезжай. Я буду ждать. Ты мой альфа и будешь им, сколько захочешь. Хоть с руками, хоть без.
Он отпустил Ярого и поднялся.
- Стой!
- Да?
- О Жгучке ничего не слышно?
Гордей колебался недолго, признался сухо:
- Пятый месяц пошёл, как я душу свою не вижу.
- Всего-то? А кажется, годы…
- Да, кажется, годы.
- Так что с новостями? Ты знаешь, где она?
Гордей помедлил и выдохнул:
- Нет.
- А Царейко?
- Убит в последнем бою. Его тело нашли, но мёртвого не допросишь.
- А кольцо? Кольцо было на нём?
Молодой князь задумался.
- Я не знаю.
- Хотя… какая уже разница.
- И правда. – Гордей усмехнулся, но веселей от этой усмешки не стал. – Разницы никакой. В столице узнаю.
- Надо же, какая ирония – ты всё же едешь в людскую столицу за невестой. – Сказал Ярый, опуская голову на подушку. Всё же головная боль просто адская.
Глава 15
О людях, зверях и разнице между ними – есть ли она?
В княжеском тереме царило запустенье. Не потому, что народу стало меньше, нет, почти никто не уехал, однако все сидели по своим комнатам, тихие, словно мыши, и старались не высовываться. Многие жили в собственных домах за пределами княжеских хором и тоже прятались, не выходили лишний раз на улицу.
И тогда нас с Людмилой со скуки и за неимением прочих развлечений заприметила княжна.
Первый раз она приказала Людмиле привести меня к ней в комнаты, ещё когда Великий князь отказался проводить осенний бал, но не сложилось, и вот только сейчас повторно о нас вспомнили.
Нынче все перешёптывались о войне, пусть далёкой, но унесшей жизни многих людей, почти всех княжеских воинов, а уж обычного люду и вовсе без счёта!
Никто не мог сказать, что будет дальше. Видно, надеялись, само собой как-то уляжется. Пришлют грамоту, потребуют откуп – придётся много имущества отдать, даже часть земель, но что поделать – победителей не судят.
Никто не знал, что будет.
Но княжну это не волновало.
Она скучала. И вот Людмила повела меня веселить свою госпожу.
Княжну-толстушку звали Анатосией, о чём мне сообщили заранее, будто я стану называть её по имени!
Итак, пришли мы в большую комнату с углами, скрытыми портьерами, из-за которых комната получалась будто круглая. Там было много света, ещё больше зеркал и позолоты, и княжна в окружении нескольких подружек.
Девушки мало от неё отличались, были такими же сдобными да румяными, упакованы в такие же яркие кружева да рюшечки. Людмила говорила, княжна таких специально подбирает, чтобы красотой её не загораживали, чтобы помнили своё место.
На их фоне Людмила даже в старом платье красавица! И нос вовсе не длинный!
Вот вошли мы, заметили нас… и такие визги раздались! Не знаю, как я не оглохла!
Княжна с подружками на софу прямо в туфлях попрыгали, подушки похватали и ими прикрылись, хотя что той подушки?... Платья у них куда лучше заградят от зубов, да только ума поди у местных барышень не наблюдается.
- Так это же заколдованная! Заколдованная девушка, не бойтесь!
Людмила пыталась дозваться, однако эти клуши, на пёстрых курей похожие, так и стояли на софе. Ну прямо как во дворе, когда куры на забор взгромождаются на солнце погреться и рядком сидят!
- Она всё понимает, только не говорит!
- Правда? Не врёшь?
- Не вру!
- А зовут её как?
- Ожега.
Княжна взглянула на меня сверху вниз и недовольно нахмурилась.
- А как докажешь, что она всё понимает? Вдруг бросится?
- Я за ней давно хожу, а она ни разу даже не рыкнула. Смотрите, не трогает!
Людмила наклонилась и почесала меня за ухом.
- Видите?
Не знаю, почёсывания за ушами, видимо, моё слабое место, язык сам собой из пасти вывалился, глаза закатились. Час бы так сидела!
- И правда, смирная вроде.
Понемногу девицы успокоились, стали спускаться на пол, подушки отложили, а княжна обратно уселась, подол расправила и капризно спросила:
- А чего ж её заколдовали?
Людмила пожала плечами.
- Не знаю.
- А ну, подведи её ближе, я тоже поглажу, - приказала княжна.
Мне, честно говоря, было совсем неохота, чтобы она ко мне прикасалась, трогала мой красивый мех своими пальцами-колбасками. Пришлось отойти и зубы оголить. Шипеть или кусаться я не стану, конечно, но могу же я быть не в настроении?
- Ой, чего это она? – Вылупила княжна глаза.
- Она не любит, когда к ней незнакомые люди прикасаются.
- Я княжна!
- Так её ж в зверя оборотили! Она теперь не совсем человек, многого не понимает.
- Да?
А Людмила ловко врать умеет! Знала она точно, что я не хочу к княжне идти, давно меня без слов понимала, по поведению.
- Пусть сидит тогда в углу и привыкает. А ты иди прочь! Позже придёшь, отведёшь её обратно в... ну, где там её держат. Хочу, чтобы рысь ко мне привыкла, чтобы стала ручной. Буду гостей встречать – и она у моих ног сидит… Вот чего я хочу!
Людмила покраснела, но ушла молча. Я тоже уже хорошо её понимала – обиделась она, что про меня так говорят, как про скотину бездушную, а спорить не смела. Княжна и на конюшню пороть может отправить, были случаи.
Но я Людмилу вокруг ног обошла, лбом толкнула, мол, не бери в голову. И отправилась поближе к княжне.
Вот и стала я по комнате ходить, а девицы болтать. Болтают, а сами так и косятся с испугом. Ох и пустые головы у них оказались! Мы с Малинкой тоже, конечно, не самые большие умницы, но до таких глупостей далеко. Потратить час времени на то, чтобы спорить, какой цвет княжне больше идёт – зеленой травы или сливы того оттенка, когда она налётом покрыта? На это правда стоит тратить столько времени?
Больше ничего интересного у княжны не было. Только и радости, что зевнуть да когти выпустить, уж больно смешно пугаются.