Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия. Страница 72
Как только ошейник спал, Марк отскочил, ножницы отбросил. Князь осторожно снимал остатки верёвки, гладя шею рыси, смотря на неё влюблёнными глазами. Вот так-так! Грех не воспользоваться.
- Это… - Промямлил Марк. – Я ж отчим её. А в наш двор недавно пришли, стали зерно увозить, шерсть всю выгребли! Я ж только с шерсти и живу! И сказали, снова вернутся. У меня уж ни слуг, ни денег не осталось! Может, как-то договоримся, чтобы меня не трогали больше ваши сборщики?
- Пошёл вон, - не оборачиваясь, приказал Князь, а Всеволод тут же вытолкал дорогого гостя из покоев, не озаботившись, как тот вернётся домой.
В комнате Гордей наклонился над рысью, осматривая по-новому, замечая каждое пятнышко, каждую полоску.
- Всеволод, воды горячей, чистое бельё.
- Понял.
Тот тут же исчез.
- Жгучка. – Большие пальцы прошлись по чёрным полоскам шерсти на мордочке. – Прости меня за то, что я сейчас сделаю. Но иначе никак.
Он задержал дыхание и крепко схватил морду так, чтобы рысь не смогла вывернуться или укусить. А та попыталась – так и сверкала глазами, так и скалила клыки, рыча и обвиняя в предательстве.
Будет обижаться, должно быть.
Гордей наклонился и голосом вожака приказал:
- Перекидывайся!
***
Как горишь в огне, я узнала. Не в том ласковом, когда баня растоплена жарко, до слёз, и не в том телесном, когда смотришь на него и не знаешь, чего именно хочешь… а в самом настоящем пламени, сжигающим твою плоть до углей.
Я не хотела меняться, меня всё устраивало. А мой зверь, ради которого я жизнь бы отдала, меня предал. Он заставлял меня вывернуться наизнанку, отдать ему больше, чем у меня было. Отдать не себя, а кого-то другого.
И лапы судорожно бились по полу, шерсть горела, а его глаза только сильней вбивали в голову приказ: «Перекидывайся».
Лучше этого не видеть! За что он так со мной? За что?!
Рысь в последний раз взвизгнула и исчезла.
А меня обступил туман. Тупой туман без мыслей, без слов. Комната как на рисунке, те же вещи, но словно их и нет, только пятна краски на бумаге.
Гордей.
Наклонился надо мной. Он – и словно не он, а его старший брат, проживший в два раза дольше. Одни только глаза нипочём не спутать.
- Гордей…
Он сглотнул. На его лбу выступили капли пота, он качался как умалишённый и улыбался своей улыбочкой, которая говорила: «Никуда ты от меня не денешься»!
- Жгучка.
Хотелось что-то спросить… много спросить? Но ничего в голову не приходило Она была пустой. К чему вопросы, когда его глаза такие чёрные, и тянут к себе, и зовут за собой в места, где ты будешь счастлив? Где ты станешь един с миром и со своей парой.
Он покачнулся, его рука соскользнула с меня.
А я… голая? Покрыта какой-то белесой слизью, словно только родилась. Кажется, даже кое-где прилипшей мокрой шерстью.
- Пришёл за мной?
- Пришёл.
Горло словно сухой паклей забито.
- А говорил, не быть нам счастливыми. Говорил ведь?
Он прижимает в моей щеке ладонь, обхватывает за плечи, придавливая к своей груди.
Не постучавшись, в комнату кто-то вбегает, и оторваться от Гордея, чтобы посмотреть, кто, невероятно сложно.
Это Всеволод, который накрывает меня чем-то мягким.
- Горячую воду сейчас дадут.
- Всеволод?..
- Жгучка, ты вернулась?
Разве я пропадала? Я была здесь уже… уже не помню сколько. Хотелось многое узнать, но главней всего одно-единственное:
- Малинка…
Сил не хватает даже несколько слов произнести. Но он понял.
- Всё в порядке с ней, она в Гнеше, в безопасности. Ей там хорошо, много подружек нашлось, о ней заботятся… в общем, о сестре не волнуйся.
Да и правда, раз всё хорошо, куда важней тогда снова смотреть на него. Как Гордей изменился! Глаза словно больные стали, от былой усмешки только слабая тень.
- Позвать кого-нибудь из служанок помочь с ванной? – Спросил Всеволод.
- Да, позови Людмилу, - ответил Гордей.
Шаги, стук двери, а я вижу только его лицо. Мысли тяжело ворочаются в голове, причиняя боль.
- Не думай ни о чём. – Говорит он.
Я и не думаю. Его руки сильные и горячие, он осторожно стирает тканью с моего лица слизь и остатки шерсти, а чувствую, как мои тяжёлые от влаги волосы касаются пола.
Вскоре прибежала Людмила. Вот она какая… пахнет иначе, лицо растерянное.
- Ванну набери, искупаешь её. – Не поднимая головы, приказывает Гордей.
Людмила бросается в ванну, шумит вода и вскоре Гордей поднимает меня, несёт в ванную комнату, полную пара, опускает прямо в ткани в горячую воду. Поколебавшись миг, садится на край, наклоняется:
- Я прямо тут, за дверью.
Ну что же ты, так и уйдёшь? Я сижу, не шевелюсь, но не могу его отпустить.
Вдруг он подался вперёд, сжимая мою голову руками, и поцеловал. Горячие губы, его дыхание, отчаянный вздох.
- Прямо за дверью.
Он ушёл, но ждал за дверью, как обещал. Людмила вначале осторожно подошла, потянула ткань, чтобы убрать, тогда я улыбнулась.
- Не узнаёшь меня?
Она покачала головой, но тоже улыбнулась.
- Спасибо… за всё.
- Не за что, - искренне ответила она. – Ну, давай теперь тебя отмоем?
Хотелось бы самой отмыться, но не вышло, сил не хватило. Однако не прошло и двух минут, как я готова была Людмилу торопить, возмущаться, отчего она так долго! Ведь там, за дверью, меня ждёт моя душа.
Через несколько минут с мытьём удалось покончить. Людмила помогла мне вытереться, надеть ночную рубашку, оставила полотенце на волосах.
Я сделала несколько шагов. Непривычно как-то, словно вместо летящей походки, когда ты парил, ты стал как калеченый на костылях скакать.
И руки… ими можно трогать, не как лапами, иначе. Лапой разве погладишь? Лапу разве запустишь в волосы? Сожмёшь на его плечах?
- Гордей!
- Да.
Он и правда прямо за дверью стоял, как будто лишнего шага прочь боялся сделать.
Обнял меня, а я его. Глаза закрывались. Голова просто раскалывалась!
- Ложись, отдохни. Тебе нужно прийти в себя.
- А ты?
- Тут побуду.
Людмила тихо проскользнула за нашими спинами, ушла прочь. Надо будет с ней потом познакомиться заново, ведь это единственный человек, который был рядом, заботился обо мне... Единственная светлая душа во всём этот мрачном месте.
А сколько времени прошло? Хотелось спросить, но голова закружилась.
- Ложись.
И я долго спала. И во сне я так же жила в замке Великого князя, но вот обстановка была другой. На стенах, на мебели и даже в прозрачных окнах проступала, словно всплывала изнутри, позолота. Старое золото, которое упрямо пробивалось наружу сквозь любую поверхность. Оно завораживало, хотелось встать на месте, дождаться, пока золото проявится так, что кроме него ничего больше не останется, хотелось водить по нему пальцем, любуясь, как расцветает узор, но стоило остановиться – волшебство пропадало. Неуловимое, долгожданное – было или нет?
Потом я проснулась, вспомнила и поняла. Это меня окружала его любовь.
Гордей по-прежнему сидел на краю кровати – наклонился, как только я открыла глаза. Сжал мою руку.
- Сколько времени прошло?
Я спрашивала вовсе не про сон, и он понял.
- Пять месяцев. Почти шесть. Скоро выпадет снег.
Могло быть и хуже. Могли пройти годы.
- Всё закончилось?
Он кивнул, но в его глазах не было радости. Сердце сжалось, и больше я ничего не спрашивала. Мы долго так просидели в тишине – он, сжимая мою руку, и я, неотрывно смотря на него. Между нами словно порхали невидимые, волшебные огни, связывая нас, хотя куда уж больше? Казалось, я могу услышать его мысли, если захочу, а он мои.
Но мысли даже близкого тебе человека… это слишком. Не потому, что я боюсь услышать что-нибудь, что меня напугает или вызовет отвращение. Я боюсь понять, насколько его опустошила война.
Кто передо мной? Кто он, мой любимый?
Звериный князь, который разбил людское войско. Прошёл по людским землям, сметая всё на своё пути. Тот, кто казнил Великого князя, а княжну сослал к схимникам. Тот, кто забрал на богатых людских дворах всё, что посчитал нужным.