Шабоно - Доннер Флоринда. Страница 36

Я не видел, как в реку Утекла моя кровь И вода стала красной.

Он укрыл мои раны прекрасными перьями.

Так я узнал песни духа, С тех пор я пою их.

Этева подвел меня к берегу реки и плеснул воды мне в лицо и на грудь.

— Не повторяй его песню, — предупредил он меня. — Ирамамове будет злиться и причинит тебе вред своими волшебными растениями.

Я хотела сделать так, как он сказал, но что-то заставило меня повторить песню хекуры Ирамамове.

— Не повторяй его песню, — умолял Этева. — Ирамамове сделает тебя глухой. Он заставит тебя плакать кровью.

Этева повернулся к Ирамамове: — Не заколдовывай Белую Девушку.

— А я и не собираюсь, — уверил его Ирамамове. — Я не злюсь на нее. Я знаю, она не такая, как мы, она не все понимает.

Взяв мое лицо в руки, он заставил меня заглянуть в его глаза.

— Я вижу, как хекуры танцуют у нее в зрачках.

На солнечном свете глаза Ирамамове были не темными как обычно, а светлыми, цвета меда.

— Я тоже вижу хекуры у тебя в глазах, — сказала я ему, рассматривая желтые пятна на радужке его глаз.

Я попыталась сказать ему, что наконец поняла, почему его имя Глаз Ягуара, но свалилась к его ногам. Я смутно помнила, что меня несли чьи-то руки. Добравшись до гамака, я сразу же провалилась в глубокий сон и проснулась только на следующий день.

В хижине Этевы собрались Арасуве, Ирамамове и старый Камосиве. Я беспокойно рассматривала их. Они были разукрашены оното; мочки их ушей были украшены короткими тростниковыми палочками, раскрашенными под перо. Когда Ритими села рядом со мной в гамаке, я решила, что она пришла защищать меня от их гнева. Не дав никому из мужчин возможности что-либо сказать, я начала нести ахинею, извиняясь за то, что попробовала эпену. Чем быстрее я говорила, тем безопаснее себя чувствовала. Ровный поток слов, решила я, был надежным способом разогнать их гнев.

Арасуве наконец прервал мою бессвязную болтовню: — Ты говоришь слишком быстро. Я не могу ничего понять.

Меня смутил его дружеский тон. Казалось, он не был результатом моей речи. Я взглянула на других. Их лица не выражали ничего, кроме искренней любознательности. Я наклонилась к Ритими и шепотом спросила: — Если они не злятся, то почему они пришли в хижину? — Не знаю, — тихо ответила она.

— Белая Девушка, ты когда-нибудь раньше видела хекуру? — спросил Арасуве.

— Я никогда в жизни не видела хекур, — быстро уверила его я. — Даже вчера.

— Ирамамове видел хекур в твоих глазах, — настаивал Арасуве. — Вчера вечером он принимал эпену. Его собственная хекура сказала ему, что научила тебя своей песне.

— Я знаю песню Ирамамове, потому что очень часто слышала ее, — не унималась я. — Как могла его хекура научить меня? Духи не приходят к женщинам.

— Ты не похожа на женщин Итикотери, — сказал старый Камосиве, глядя на меня так, как будто впервые видел. — Хекуры могут легко ошибиться. — Он вытер сок табака, стекающий в уголках рта. — Были случаи, когда хекуры приходили к женщинам.

— Поверь мне, — сказала я Ирамамове, — я знаю твою песню, потому что слышала много раз, как ты ее пел.

— Но я пою очень тихо, — доказывал Ирамамове. — Если ты действительно знаешь мою песню, почему бы тебе не спеть ее прямо сейчас? Надеясь, что на этом инцидент будет исчерпан, я начала напевать мелодию. К полному разочарованию я совершенно не могла вспомнить слов.

— Ну вот видишь! — радостно воскликнул Ирамамове. — Моя хекура научила тебя этой песне. Именно поэтому я не разозлился на тебя вчера, поэтому я не повредил тебе уши и глаза, поэтому я не ударил тебя горящей палкой.

— А следовало бы, — сказала я, выдавливая улыбку.

Внутри у меня все дрожало. Характер Ирамамове был всем хорошо известен. У него была мстительная натура и очень жестокие наказания.

Старый Камосиве сплюнул шарик табака на землю, а потом достал банан, висевший прямо над ним. Очистив, он запихнул в рот весь плод целиком.

— Много лет тому назад была женщина — шапори, — бормотал он, жуя. — Ее звали Имаваами. У нее была белая кожа, как у тебя. Она была высокой и очень сильной, а когда она принимала эпену, то пела для хекур. Она знала, как при помощи массажа снять боль и как высосать яд.

Никто не мог превзойти ее в охоте за потерявшимися душами детей и в противодействии проклятиям черных шаманов.

— Скажи нам. Белая Девушка, — попросил Арасуве, — знала ли ты шапори прежде, чем пришла сюда? Учил ли тебя кто-нибудь из них? — Я знала шаманов, — сказала я. — Но они никогда ничему меня не учили.

Очень подробно я описала работу, которой занималась перед приездом в миссию. Я говорила о донье Мерседес и о том, как она разрешила мне наблюдать и записывать на магнитофон взаимодействие между собой и пациентами.

— Однажды донья Мерседес позволила мне принять участие в спиритическом сеансе, — сказала я. — Она верила, что я могу стать медиумом. Спириты со всей округи собрались в ее доме. Мы все сидели в Кругу и заклинаниями призывали духов. Мы пели заклинания очень долго.

— Ты принимала эпену? — спросил Ирамамове.

— Нет. Мы курили большие толстые сигары, — ответила я, улыбаясь своим воспоминаниям.

В комнате доньи Мерседес было десять человек. Мы все неподвижно сидели на стульях, покрытых козлиной кожей. С всепоглощающей концентрацией мы пыхтели нашими сигарами, наполняя комнату дымом, таким густым, что едва можно было видеть друг друга. Я была слишком озабочена концентрацией дыма и его воздействием на организм, чтобы прийти в транс.

— Один из спиритов попросил меня выйти, объяснив, что духи не придут, пока я остаюсь в комнате.

— И хекуры пришли, когда ты вышла? — спросил Ирамамове.

— Да, — ответила я. — Донья Мерседес рассказала мне на следующий день, как духи вошли в голову каждого спирита.

— Странно, — пробормотал Ирамамове. — Но ты должна была многому научиться, живя в ее доме.

— Я выучила ее молитвы и заклинания, а также научилась обращаться с различными типами трав и кореньев, которые применяются при лечении, — сказала я. — Но меня никогда не учили тому, как общаться с духами, или тому, как лечить людей. — Я посмотрела на каждого из мужчин. Этева был единственным, кто улыбался. — Как говорила донья Мерседес, единственный способ стать целителем — заниматься этим.

— И ты пробовала исцелять? — спросил старый Камосиве.

— Нет. Донья Мерседес посоветовала мне отправиться в джунгли.

Четверо мужчин посмотрели друг на друга, потом медленно повернулись ко мне и в один голос спросили: — Ты пришла сюда, чтобы изучать шаманов? — Нет же! — вспылила я, а потом, смягчившись, добавила. — Я пришла, чтобы принести пепел Анхелики.

Очень осторожно выбирая слова, я рассказала им о своей профессии — антрополога. Мое основное занятие — изучать людей, в том числе и шаманов, не потому, что мне хочется стать одним из них, но потому, что мне интересно изучать черты сходства и различия в различных шаманских традициях.

— Бывала ли ты когда-нибудь с другим шапори, кроме доньи Мерседес? — спросил старый Камосиве.

Я рассказала мужчинам о Хуане Каридаде, старике, которого я встретила много лет тому назад. Я поднялась и достала свой рюкзак, который хранила в корзине, подвешенной к одному из перекрытий. Из закрывающегося на молнию кармана, который из-за своего странного замка избежал интереса женщин и детей, я вытащила маленький кожаный мешочек и вытряхнула его содержимое в руки Арасуве. Очень подозрительно он смотрел на камень, жемчужину и алмаз, подаренный мне мистером Бартом.

— Этот камень, — сказала я, взяв его из руки Арасуве, — дал мне Хуан Каридад. Он заставил его выпрыгнуть из воды прямо у меня перед глазами.

Я погладила гладкий темно-золотистый камень. Он как раз помещался в мою ладонь и имел овальную форму, плоский с одной стороны и выпуклый с другой.