Против силы ветра (ЛП) - Альварес Виктория. Страница 88

Она умолкла, поняв, что имел в виду Лайнел. Александр почувствовал, как у него сжалось все нутро. Лайнел был прав: именно за этой каретой они следовали всю дорогу. Огромный черный экипаж с застекленными окнами, который тянула пара лошадей того же цвета. Сзади красовалось название одного из похоронных бюро. Двое мужчин вытаскивали из катафалка гроб, прохожие приостанавливали свой шаг, пара старушек перекрестились.

«Нет, — внезапно подумал Александр, глядя на побледневшего, еще больше чем Лайнел, Оливера. — Ради всего святого, нет… Только не то, о чем я сейчас подумал… "

— Наверное, умерла одна из мисс Смит, — послышался дрожащий голос Вероники. — Они довольно старые и, насколько я помню, одна из них была очень больна…

— Уверен, что это не имеет к нам никакого отношения, — сказал Лайнел, с возрастающим беспокойством наблюдая, как Оливер на подгибающихся ногах выходит из кареты. — Успокойся, Оливер, в Кодуэлл Касл не могло произойти ничего такого. Сколько времени нас тут не было? Пару недель?

Ему пришлось замолчать, когда он увидел, что дверь дома была открыта и на крыльце появилась миссис Хокинс. Она была одета в черное с ног до головы и прижимала ко рту мокрый от слез платок, пока сотрудники похоронного бюро вносили гроб. Увидев вторую карету и онемевших Куиллсов и Лайнела, увидев словно идущего во сне по дороге Оливера, она не смогла сдержать горестного возгласа.

— Мистер Сандерс! — и побежала к молодому человеку, заливаясь слезами. Она бросилась ему на грудь, не переставая всхлипывать. — Ох, мистер Сандерс…, мне так жаль!

— Миссис Хокинс, — вымолвил Александр, — что случилось?

— Страшная трагедия… Осложнение, которого никто не ожидал… Приезжал врач, но несмотря на все усилия, он не смог ее спасти… Мы ее потеряли, профессор Куиллс!

— Не может этого быть, — с трудом выговорил Лайнел, Вероника, оцепенев, смотрела на экономку. — Этого просто не может быть. Поверить не могу, что за какие-то пару дней…

— Она ушла, — продолжала плакать миссис Хокинс, в то время как Оливер пытался высвободиться из ее объятий, чтобы войти в дом. — Она погасла словно свеча, и мы ничего не смогли сделать, только молиться. Господь свидетель, как она хотела этого ребенка, чудесная девочка, которая никогда никому не причинила вреда… — она обратила свои рыдания к Александру: — Что мы теперь будем делать, профессор? Что теперь станет с мистером Сандерсом?

Она дрожала с головы до ног, но Александр и сам был слишком взволнован, чтобы ее успокаивать. Он оставил ее объясняться с сотрудниками похоронного бюро и пошел в дом вслед за Оливером, сразу за ними следовали Вероника и Лайнел. Оливер поднимался по лестнице, погруженной в ту самую тишину, которая была тревожнее, чем рыдания миссис Хокинс. В доме царило загробное молчание, почти все шторы были опущены в знак траура.

На втором этаже они встретили Мод, кухарку, стоявшую опершись о косяк двери в комнату Оливера и Эйлиш. Она обхватила руками пухлое лицо, грудь вздымалась и опускалась от плача.

Наконец Оливер вошел в комнату и застыл. Солнце уже начало свой спуск по городским шпилям, последними лучами прощаясь со спальней и молчаливой фигурой, покоившейся на постели. Легкий ветерок с реки еле заметно колыхал простынь, которой было накрыто тело и казалось, что девушка еще дышала. Оливер еще издалека узнал изящный контур головы, но, тем не менее, заставил себя подойти ближе, судорожно цепляясь за попадавшиеся по пути предметы мебели, пока не ухватился за столбик полога.

Снаружи, из одной из соседних комнат, доносился плач младенца. Все остальные столпились у входа в комнату, слишком подавленные, чтобы хоть как-то реагировать. Александр приобнял экономку, которая продолжала говорить сквозь слезы, несмотря на то, что Оливер не слышал ни слова.

— Это случилось вчера ночью, когда я уже собиралась лечь спать… Я молилась, когда услышала, как она зовет меня из спальни и, поднявшись, увидела ее сидящей на кровати в луже крови, которая до сих пор стоит у меня перед глазами… Я отправила Мод за доктором, и он прибыл уже через десять минут. Он сказал, что роды ускорила какая-то инфекция, и что маловероятно, чтобы при семимесячной беременности ребенок выжил. Когда младенец, наконец, появился на свет, мы все подумали, что он мертв, так как совсем не шевелился… но вдруг он заплакал!

— Но хозяйка потеряла слишком много крови, — продолжила за нее Мод. — Она так ослабела, что даже не увидела ребенка. Отошла в тот самый момент, когда он родился…

Все неотрывно смотрели на Оливера. Он протянул руку, взял за край простыни и медленно стянул ее, открывая лицо той, ради которой был готов отдать все на свете.

Эйлиш была такой бледной, что казалась мраморной скульптурой, возлежащей на надгробной плите. Руки были сложены на животе, все еще сохранявшем форму беременности. Оливер глубоко вздохнул, но, к изумлению присутствующих, не проронил ни слезинки.

— Значит, сепсис, — произнес Александр, ужасаясь все больше. — Видимо, все произошло очень быстро, но если бы ее увезли в больницу… Почему этого не сделали?

— Не было времени, профессор Куиллс. Доктор говорил тоже самое, когда она вдруг застонала. Повернувшись, мы поняли, что она уже покинула нас…

— В руке у нее было одно из ваших писем, мистер Сандерс, — всхлипнула Мод. — До болезни она держала их на столике. Все, которые вы ей писали. Она всегда читала их перед сном, говоря, что так ощущает вас рядом. «Что он теперь будет без меня делать? — было ее последними словами. — Как он будет писать, если меня не будет рядом?»

Лайнел и Вероника повернулись к столу и увидели кипу писем, некоторые из них со штемпелем «Океаника», другие отеля «Ванделёр», и все с брызгами крови. С губ Оливера вырвался какой-то непонятный звук. Молодой человек упал на колени у кровати, не говоря ни слова обхватил руками прикрытые простыней ноги Эйлиш. Александр подошел к нему и взял за плечи, пытаясь унять спазмы, которые охватили тело Оливера, когда тот, наконец, осознал реальность происходящего, что ноги, которые он прижимал к лицу, не потеплеют, как бы он их ни целовал. Но даже тогда молодой человек не заговорил, это пугало друзей больше всего: они поняли, что потеряв Эйлиш, они потеряли и Оливера. Оливер, писатель, лишился слов.

Эпилог

Эйлиш похоронили на следующий день на кладбище Сент-Джайлс. На протяжении всей церемонии не прекращался дождь и маленькая процессия, собравшаяся у свежей могилы, вынуждена была сказать свое последнее прости по зонтами. Тяжелые капли стучали по крышке гроба и слезами стекали на надгробную плиту с именем Эйлиш. Два простых слова ранили, словно кинжал, служа чуть ли не более болезненным свидетельством, чем безжизненное тело там, в Кодуэлл Касл. Напоминанием о том, что происходящее было реальностью, а не кошмарным сном, и для нее действительно все кончено. «Сандерс» — было начертано на мраморе. Могло быть «ОЛэри», или «Сильверстоун», или даже «Драгомираски», но все единодушно решили, что сама девушка выбрала бы «Эйлиш Сандерс».

Когда священник произнес последние слова и могильщики начали спускать гроб с помощью специальных веревок, Вероника уже не могла сдерживать рыдания. Она приникла к обнимающему ее Лайнелу. Рядом стояли Александр, миссис Хокинс, Мод и Сильверстоуны, которые прибыли в Оксфорд буквально этим утром и обнаружили в доме Куиллсов столь печальную картину. Леди Лилиан беззвучно плакала, укрывшись под вуалью и не сводя глаз с насыпаемой на гроб земли. Ее мать неотрывно смотрела на Оливера. Облаченные в перчатки пальцы леди Сильверстоун изо всех сил сжимали руку сына, которые неподвижно стоял у могилы, словно кладбищенское дерево. Должно быть, его молчание беспокоило мать не меньше, чем его друзей. Она смотрела на него так, словно опасалась, что он в любую минуту бросится вниз.

Но у Оливера не осталось сил на что-либо подобное. Когда церемония подошла к концу, он попросил друзей оставить его одного на несколько часов. Взглянув на их встревоженные лица, он добавил приглушенным голосом, что не стоит волноваться — бросаться в реку он пока не собирается. Его слова явно никого не убедили, но, в конце концов, Александр кивнул и все направились ждать Оливера в Кодуэлл Касл, который стал его домом в последнее время. Под звуки летней грозы, скользя невидящим взором по брусчатке, Оливер медленно пошел к дому на Полстед-роуд, который они с Эйлиш купили всего несколько недель назад. В кармане лежал ключ, который он прихватил с письменного стола перед похоронами, и теперь молодой человек вошел в дом, который сейчас показался ему гораздо темнее, чем в прошлый раз. Здесь тоже слышался навязчивый перестук дождя, сопровождавший Оливера, пока он тяжело поднимался по лестнице, хватаясь за перила, словно изможденный старик.