Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 26

Сам я сыр и масло не особо люблю, но Гордана будет рада расширению меню. К тому же, в войну носом крутить — роскошь чрезмерная.

Затем я повернулся к аквилонцу:

— А вы чего изволите?

— Да я так, проездом в городе, с другом по делам ходим, вот он к вам, а я за компанию, поглядеть на известную личность своими глазами, так сказать…

— Ну раз вы друзья — то буду говорить прямо. Вас, господин аквилонский шпик, я видеть тут не рад. Сильно не рад. Я буду всячески приветствовать изгнание темноухих, но не хочу, чтобы это делалось рядом с моим домом. Больше здесь не появляйтесь. И дело даже не в том, что контрразведка темных предполагает ваше появление тут. Если я еще раз вас тут увижу…

— Позовете патруль? — невинно осведомился он.

Я выдержал зловещую паузу.

— Хуже. Настолько хуже, что вы сами патруль позовете. Надеюсь, вы меня поняли. Играйте в свои шпионские игры где-то в другом месте.

Словом, я подстраховался: если этих людей уже поймали и теперь подослали ко мне с целью получить доказательства моего сотрудничества с их врагом — это маловероятно, ведь свидетельств ночного беглеца и шпика им должно хватить, но все же — то я не вышел за рамки. Они и так знают, что я не буду помогать ни им, ни аквилонцам — и я выдержал эту беседу в таком же тоне… Оп-па!

Меня внезапно осенило, что я проболтался: мои слова «ну раз вы друзья, то буду говорить прямо» фактически доказывают мою осведомленность, что ночной бегун из сопротивления, и узнать это я мог, только спрятав его от солдат в ту ночь.

Но ничего не случилось, никто не вломился с автоматами наперевес. Значит, не подосланы, ну и хорошо.

И да, я действительно сильно возражаю против шпионских игр у моего дома: мои жена и ребенок мне дороже всего остального.

6

Дело близилось к осени, жизнь шла своим чередом, сопротивление не давало о себе знать. Я стал тренировать Альтинга и его команду неудачников на их базе в порту, так как всерьез опасался, что свартальвы могут стать целью террористического акта прямо у меня дома. Точнее, опасался я за Горди и ребенка: вот кинут через ограду гранату с пустыря, к примеру — а дом-то фанерный.

Так что я наплел Альтингу о подозрительных личностях вокруг. Правда, пришлось еще раз встретиться с капитаном Сайбаном.

— Как они выглядели? Опишите их.

— Да я без понятия, не запомнил. Толком и лиц не разглядел.

— Тогда почему они вам показались подозрительными? — задал резонный вопрос контрразведчик.

— Потому что я их не знаю. А улица у нас тихая, не проходная, выходит на пару таких же улиц, населенных средним классом, а дальше парк и пустырь. Я вижу каждый день одни и те же лица, я не знаю их по именам — но когда человек с соседней улицы каждый день ходит через мою на работу и с работы, то я его рано или поздно запоминаю. Живу тут уже почти пять лет и тех, кто ходит по моей улице, запомнил. И новые лица бывают редко. Да, то кто-то в гости, то новый жилец, то кто-то квартиру снимает — да, незнакомые лица всегда есть, но их мало. А тут внезапно появляются чужие. И мало того что чужие — так еще и неопределенные какие-то. Вот через четыре дома и через дорогу от меня живет докер. Я не знаю его имени, я ни разу с ним не говорил — но я вижу, что это докер. Он выглядит, как докер. У него жилистые руки и шея, это трудяга. И наверно, он бригадир, раз живет на этой улице. Через два дома живет инженер. Я понял, что он из интеллигенции, как только впервые увидел. Худой, умное лицо, очки, в нагрудном кармане карандаши. По моей улице часто ходят люди очень характерной наружности, я подмечаю в их детали, которые говорят мне что-то о них. Вот увидел я как-то год назад на нашей улице чужого, он мне говорит, не подскажу ли я ему адрес? Я отвечаю, не к инспектору ли он пришел, который на моей улице живет. Он говорит — а как я узнал? Да как узнал… внешность у него как у копа и манера держаться профессию подсказывает. А я их много перевидал в силу своей работы. Ну а тут — чужие люди, которых я раньше не видел, и которые… никакие. Помните, что я вам говорил про того аквилонского шпика? Вот и те — никакие. Может, аквилонские, может, еще чьи. Но подозрительные. А что еще делать шпикам на моей-то улице, как думаете?

Эта байка сработала: Альтинг принял решение высылать за мной машину, чтобы я проводил тренировки у них на припортовой базе, а капитан пообещал, что мою улицу проработает усиленно, и поблагодарил за помощь.

— Мне не нужны ваши благодарности, — фыркнул я, — я не о ваших хозяевах пекусь, а о своей семье. Пусть вас всех хоть задом на противотанковые мины посадят и взорвут — лишь бы не у моего дома.

То есть, понятно, что любви к моей персоне это никому не прибавило — но достоверный имидж эгоиста, который не будет помогать никому, ни свартальвам, ни их врагам, поддерживать надо.

Так что в итоге я исключил вероятность стать случайной жертвой теракта и заодно получил доступ на окраины базы свартальвов.

Конечно, к моим тренировкам проявили интерес и посторонние, что мне, в общем-то, было ни к чему. Однажды забрел на тренировку какой-то офицер с еще двумя свартальвами званием пониже и поинтересовался, есть ли с этого махания кулаками практический толк.

Десять секунд спустя их табельное оружие было у меня, а сами они отправились корчиться на полу.

— Судите сами, — пожал плечами я.

— Излишне жесткая демонстрация, — зловеще пробурчал, поднимаясь, офицер.

— Это? Жесткая? — удивленно спросил я и повернулся к ученикам: — хе-хе, если это жестко, то я даже не знаю, как тогда ваши тренировки назвать.

Офицер и его сопровождающие поспешно ретировались. Ну правда, зачем мне новые «ученики»?

Правда, какой-то особенной пользы от доступа на вражескую базу я не извлек и ценной информации не разведал. Шпионское ремесло — не мой профиль. Точнее, я все же узнал, что самих свартальвов где-то с три-четыре роты, не считая моряков, а флот их состоит, помимо линкора, из нескольких однотипных катеров вроде корвета, которые периодически сновали в порт и из порта. Потому я их даже не смог посчитать, так как не знал, это все разные или одни и те же. В общем, явно не фонтан, и те, кому эта информация нужна, скорее всего сами ее разузнали давно.

Впрочем, я пару раз сходил в т'лали, на второй раз застал там парня в берете и передал ему то, что накопал. Вдруг все же будет какой-то прок.

Однажды я совершенно неожиданно встретил Райзеля, прямо на базе. Он с видом праздношатающегося гуляки топал по оживленному коридору, по которому сновали туда-сюда с занятым видом свартальвы и их слуги, а я как раз выходил из зала.

— Эй, Реджинальд! — окликнул он меня. — Как там твои успехи в изучении формулы?

— Да не очень, — признался я, — слова кое-как зазубрил, но вот все эти строго выверенные паузы и длина слов… Этот твой теневой шаг не самая простая вещь, которую я когда-либо изучал, прямо скажем.

Райзель развел руками:

— Ну я же не обещал, что это будет просто. Ты сам прекрасно понимаешь, что крутые кунштюки освоить всегда трудно, иначе крутыми были бы все вокруг. Ладно, бывай, загляну как-нибудь на днях.

И он потопал себе дальше — руки в карманах, гордая осанка высококвалифицированного бездельника. А я повернулся и пошел на проходную, отметив, что стал объектом пристального интереса окружающих, а точнее — даже не пристального, а удивленного. Кажется, всем в диковинку, что некий иерарх вот так по-панибратски общается с человеком, да еще и чему-то его учит.

Как-то уж больно легкомысленно ведет себя Райзель. Мог бы и не орать на весь коридор.

Мои ученики-свартальвы постепенно становились ловчее и сильнее, их движения начали приобретать уверенность и четкость, а удары — силу. Я устроил им своеобразный экзамен, состоящий из четырех тысяч полновесных ударов подряд — по тысяче на каждую ногу и руку — и они, в общем-то, довольно неплохо справились, нанеся за два часа тренировки около трех с половиной. Лиха беда начало.