Для кого цветет лори - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 62
— Просить прощения? — хмыкнула Оникс. — Ты знаешь такие слова? Я удивлена, аид.
— Нет, не знаю, раяна. И сомневаюсь, что мне удастся эти слова выучить. Но я что-нибудь придумаю. Мне ведь теперь есть ради чего, верно?
Лавьеру хотелось сжать ее в объятиях, прижать к себе изо всех сил, но он снова сдержался. Накинул свою рубашку на ее хрупкие плечи. Да, что-то изменилось. К безумной жажде обладания теперь добавилось новое, неизведанное и исцеляющее чувство.
— Я принесу воды, стой здесь.
Потом он держал девушку на руках, согревая собой, пока не подъехали Сумеречные. Гладил ей живот — осторожно, лишь кончиками пальцев, и при этом у Рана было такое сосредоточенное лицо, что Оникс фыркала и улыбалась.
— Не могу поверить, — сказал он, снова проведя ладонью. — Никак не могу…
— Поверишь, — зевнула раяна. — Когда живот вырастет и я стану толстой, как рыба-шар. Вот тогда точно поверишь…
Она уснула раньше, чем Сумеречные добрались до них, слишком измученная этим днем. И уже сквозь сон чувствовала, что Лавьер завернул ее в меховое покрывало и поднял в седло, прижимая к себе.
Куда он везет ее, раяна не спросила.
Впрочем, это уже было неважно.
ГЛАВА 27
Шесть лет спустя…
Кристиан следил за полетом сокола. Тот реял в вышине, распластав крылья, а потом, заметив добычу, камнем падал вниз. И снова взмывал, неся в клюве полевку… Крис улыбался. Ему нравился полет. И птица. Возможно, стоило приманить пернатого, но не сейчас. На это кладбище он пришел не для того, что ловить соколов.
Дух перевел взгляд на надгробный камень. Мало кто посещал эту могилу. Хотя бы потому, что мало кто знал о ней. Одинокий камень на краю бурлящего водопада, без опознавательных знаков и надписей.
Даже если в эти края занесло бы одинокого путника, он и не понял бы, что этот камень венчает чье-то последнее пристанище. И к лучшему.
Кристиан воткнул нож в рыхлую землю.
Лето уже бушевало вокруг буйством красок и запахов, кружило голову ароматами цветов. Лошадь подошла ближе, ткнула Кристиана рыжей мордой с белыми пятнами.
— Уже иду, — рассеянно протянул Сумеречный. Хотя сейчас, в простой полотняной рубахе и штанах с кожаными вставками, какие носят обычные горожане, Кристиан мало был похож на ученика цитадели. Хотя, говорят, что бывших Сумеречных не бывает.
И сколько не вытравливай из себя цитадель, она все равно где-то внутри. С ее жестокостью, извращенной вседозволенностью и вечной болью… Они все носят ее в себе, и вопрос лишь в том, когда цитадель решит напомнить о себе.
Кристиан не смог бы объяснить, почему приезжает сюда. Он бросил взгляд на уступ, где когда-то стоял дом. Сейчас там ничего не было, дом смело в пропасть обвалом. И на самом деле надгробный камень должен бы лежать там — на уступе. Но Кристиан положил его здесь. В конце концов, место не так уж и важно…
Так зачем он приезжал сюда?
Возможно, он просто не хотел забывать. Кто он. Что носит внутри себя. И чего стоит бояться.
— Наверное, больше не приду, — Крис снова посмотрел на сокола. — Так что… прощай, Итор.
Запрыгнул в седло и дернул поводья, направляя кобылу на юг, в сторону Темного Града.
Медленный разворот. Наклон. Остановка. И выпад! И снова разворот… Это похоже на танец. И Оникс затаила дыхание, наблюдая. Она всегда его таила, боясь вздохом нарушить тренировку. Мужчина и мальчик. На обоих лишь широкие полотняные штаны. Босые ноги твердо стоят на светлых досках паркета. Шаг. Поворот… Глаза закрыты. Ран учит Лиера видеть без зрения…
Выпад!
Поворот…
Завораживающе-красиво. У мужчины движения отточенные, четкие, совершенные. У мальчика — еще по-детски мягкие, неуверенные. Но он старается, нахмурив от усердия темные брови. Маленькая копия своего отца. Вот так, с закрытыми глазами, он был удивительно похож на него, даже хмурился так же, как Ран. И только когда распахнет темные ресницы, можно будет увидеть не ярко-зеленые, а темно-синие радужки.
Выпад, пригнуться, поворот…
Оникс казалось, что учить его драться слишком рано. Но она не вмешивалась. Ран знает, что делает.
Шаг… поворот…
Губы Рана изогнулись в улыбке. Значит, снова услышал ее, а ведь Оникс стояла так тихо! Или почувствовал? Он всегда ее чувствовал…
Она скользнула назад, в приоткрытую дверную створку. У нее так много дел!
Ран нашел ее в овальной гостиной, сел в кресло, вытянув ноги. Мальчик, копируя отца, тоже вошел степенно, но потом не выдержал, сорвался, бросился к Оникс.
— Мама! Мы сегодня учились слушать, как пума! И двигаться, как летящий ястреб!
— У тебя получается? — Оникс пыталась сдержать улыбку.
Лиер осторожно покосился на отца. Вздохнул.
— Не очень. Я пока не слышу, как пума.
— Может, как маленькая пума? — Оникс смотрела серьезно, только в глазах танцевали смешинки. — Совсем маленькая? Пуменок?
— Нет, — Лиер огорченно покачал головой.
— У тебя получается, — Ран и Оникс переглянулись поверх головы сына, и у айда тоже заплясал в глазах смех.
Лиер вспыхнул от восторга и покраснел. Даже нежные детские ушки стали розовыми от смущения. Скупая похвала отца для него значила очень много.
Он склонился в поклоне.
— Светлейшая повелительница, Верховный аид, позвольте мне покинуть вас, — Оникс сделала строгое лицо, Ран кивнул. — Меня ждет учитель верховой езды.
— Надеюсь, вы не вернетесь вновь перепачканным с ног до головы землей, мой сын, — Оникс не сдержалась и рассмеялась.
— Мама! — снова зарделся Лиер. Но тоже хихикнул и унесся, подпрыгивая от нетерпения.
Ран проводил его взглядом, хмыкнул. Сына он не баловал, хотя Оникс знала, что Лиер значит для Рана Лавьера. Почти все. После самой Оникс.
Он посмотрел на Светлейшую.
— Подглядывала? — Лавьер приподнял бровь.
— Я? — она посмотрела на него с истинным недоумением. — Вот еще!
Лавьер рассмеялся, откинулся в кресле. Все еще в одних полотняных штанах, влажный… Успел побывать в купальне…
— Иди ко мне.
Он не просил. Хотя и не приказывал. Оникс никак не могла понять, как у него получается это — в одну фразу вложить и приказ, и просьбу.
— Ран, не сейчас!
Она прошлась по гостиной, расстроенно тряхнула головой. Тонкий розовый шелк, расшитый птицами, облегал ее фигуру при каждом шаге, струился за спиной. Светлейшая не признавала деревянных пластин, сдавливающих тело, и тяжелых нарядов. И двор с радостью с ней согласился. За плечами хрупкой повелительницы стояла такая сила, что с ней все соглашались с радостью.
Волосы ее были убраны наверх, лишь один локон вился по спине, опускаясь до самой талии. Оникс раздраженно перекинула его вперед, пытаясь не смотреть на Верховного. От его жадного, следящего за каждым движением взгляда у нее путались мысли.
— Птицы опять вернулись ни с чем. — Оникс расстроенно мерила шагами гостиную. — Снова! Четыре года поисков и никакого результата! — Она не сдержалась, топнула ногой. — Мы отправляли птиц на запад, на юг и север, во все пределы! И все впустую… Раян нет нигде. — Снова нервное хождение. — А в империи мы нашли лишь два десятка, из которых половина — старухи! — Она возмущенно ударила ладонью по каминной полке. — Два десятка, Ран! А Сумеречных — тысячи!
— Мы хорошо выполняли свою работу, — невозмутимо сказал Лавьер.
Оникс одарила его гневным взглядом.
— Я знаю! Совет считает меня ненормальной, даже Баристан уже не верит, что раяны существуют в других землях. А ведь поначалу он вызывался сам отправиться на поиски! Никто не верит мне!
— Тебе верю я.
Он сказал это спокойно, но Оникс осеклась. Да. Он ни разу не усомнился в разумности ее поисков. Никогда не высказывал ни малейшего сомнения. Он одобрял ее проекты, хотя тот же совет поначалу воспринимал идеи Оникс в штыки. Так, например, для того, чтобы открыть общественное хранилище знаний, ей пришлось написать вместе с Мэртом Виорантом кучу бумаг, доказывая необходимость такого шага. Но совет все равно отклонил это предложение.