Королевская Десница. Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 50

Душило отчаяние, страх, ощущение одиночества. Неужели понадобилось столько времени, чтобы осознать, где я и кто я? Вот где-то там, далеко, существует Земля, на которой никто и примерно не догадывается, что за огромная махина повисла над ней на стыке миров. Йордан невозможно увидеть, заметить или же врезаться в него ракетой, запущенной в космос, неправильно находящийся под его землей. Неожиданно старый мир показался мне привлекательно простым и огромным: приложи усилия, и чего-то да добьешься, найдешь тех, кто бы полюбил или кого полюбил бы ты, поймешь, где именно затерялся комфорт, уют и настоящее счастье. И я могла это сделать, если бы набралась терпения, вылезла из депрессии, поверила, что мир не ограничивается квартирой и серым - потому что я успела увидеть его только с такой стороны - городом. Реализовать себя на Земле было сложно, но возможно, даже если ты совершенно обычный человек, без семьи, без рода. Там не было тех, кто мог бы решить твою судьбу сразу и бесповоротно, как это делают в Йордане, если ты по какому-то признаку не подходишь королевству. У нас все решали деньги, и сейчас я даже немного скучала по этому, как ни глупо.

Отвратительно.

И я совершенно не понимаю, что мне делать, потому что ужасно надоело просто жить в ожидании чего-то. Тренироваться, учиться, быть вроде частью чего-то, но на скамейке запасных. А с этой проклятой меткой так вообще тем игроком, которого решили не выпускать на поле из-за неожиданно подвернувшейся травмы.

Самое глупое, что только может быть - считать себя одиноким, когда ты на самом деле не одинок.

Соскользнув с холодного подоконника, я укуталась в не более теплое одеяло, подмяв под себя подушку и просто уставившись куда-то вперед себя заплаканными глазами. Может, все дело в перепадах настроения. Может, в том, что на вереницах сознания по прежнему крутился образ девушки с дырой в груди и уничтоженным сердцем. «Это ты виновата, ты», - шепчет она, прожигая пустыми глазницами.

По спине пробежались мурашки. Полностью скрывшись под одеялом с дурным, душным запахом, я немного согрелась и наконец-то уснула, чтобы ощутить, как тело проваливается в воду.

Меня будто вытолкнуло в иллюзию, которую я сначала приняла за реальность. Это была не вода, а темная, вязкая, коричневатая жидкость. Кровь... целая ванная старой крови, выцеженной до последней капли явно не их одного и не десятерых некогда живых тел.

Все было мрачным и темным, в помещении царила ночь и горела всего пара свечей. Темнота стекала с меня реками, и когда я смотрела на свои черные пальцы, казалось, что они двигаются и неестественно вытягиваются, в то время как я пытаюсь ими наоборот не шевелить. Чувствую, что сердце в груди бьется так, словно увеличилось в несколько раз и вот-вот рванет атомной бомбой. Взорвусь.

Ванная в полу. Глубокая, широкая, темная, почти как небольшой бассейн. Из неё вылезает черное, как мои руки, существо, в котором я тут же узнаю Алесса. Поднимается на ноги и подходит ко мне, на целую голову меньше него, смотря свысока красными, будто бы демоническими глазами.

Кажется, ноги ватные и за спиной мертвым грузом завис страх.

Где-то я уже видела эти глаза. Видела не один раз.

Алисс протягивает ко мне руку. Капли крови срываются с пальцев и капают на пол, на ноги, пока он проводит по моим губам.

Страшно и мерзко. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу, чтобы он. Должен другой.

Где мы?

 - Жаль, мне пока нельзя тебя трогать...

И сердце колотится в груди.

Резко распахнув глаза, смотрю в темноту перед глазами. На стене размеренно тикают часы, - кажется, то, что я приняла за свое сердце. Проснулась буквально в холодном поту, без криков и вскакивания с кровати, и еще какое-то время просто лежала, вслушиваясь в тишину, будто пытаясь понять, было это сном или кошмарной явью. Подвеска горит.

Больше уснуть не получалось. Мысленно нащупывая включатель, я заставила желтоватую старую лампу накаливания осветить комнату, и с плеч сразу камень свалился: никого нет. Всего только полночь... недолго же я спала. Но тут уже не усну. Мне нужен кто-то.

Обхватив подушку и укутавшись в свое одеяло, сунула ноги в тапочки, снова взятые у Ранзеса, при мысли о котором кошки на душе скреблись, я вышла в коридор.

Тишина. Все спят, и это очень странно, может, второй раз на моей памяти, когда из комнат не раздается смех или ночные разговоры. Сначала в туалет, а потом можно и на поиски...

Цэрлины в её комнате, которую я легко отмыкаю даром, нет. Поднимаюсь на этаж выше, чувствуя почти парализующий, тошнотворный страх, когда сознание почему-то просит не оглядываться. Переступаю через себя и все-таки поворачиваю голову назад, осматриваясь. Никого.

Тихо войдя в комнату Дамира, нахожу его и Цэр в гостиной. Мирно спят, и будить совсем не хочется, так что точно так же тихо покидаю комнату и, кусая губы, двигаюсь дальше, в комнату куратора, но тут почему-то не могу отпереть даром дверь и нагло войти внутрь. Что-то заставляет просто постучать несколько раз и подождать, пока несколько минут спустя не загорается свет, проступающий в щель под дверью, и Ранзес не появляется на пороге.

 - Надя? - он смотрит несколько удивленно, и в то же время спокойно, будто ожидал увидеть меня, но не ожидал, что я стану вести себя подобным образом.

 - Я тебя разбудила? Извини... - рассматриваю складки на одеяле, прижимая к себе подушку. Глупо, конечно. И так понятно, что разбудила. - Можно к тебе?

 - Что-то случилось? - он отступает в сторону, разрешая войти, пока я прислушиваюсь к себе. Это явное облегчение и счастье. И ежу понятно, что рядом с ним мне спокойно, как ни с кем другим.

 - Мне приснился кошмар. Не могу уснуть, - честно призналась, останавливаясь напротив Ранзеса и наконец-то поднимая на него затуманенный, виноватый взгляд. Даже знать не хочу, какой у меня вид.

 - И? - вздохнул, закрывая дверь. Это знак, что он меня не выпроводит. Хорошо...

 - Ну... я... можно с тобой поспать? Я подушку принесла и одеяло... Если что, много места не займу... и обещаю не делать глупостей...

И осеклась. Интересно, что еще за глупости? Это я так чистосердечно признаю, что обычно веду себя совершенно не к месту и нелогично? Раньше это казалось забавным. Сейчас уже как-то даже не уверена.

 - В это мало верится, но ладно, ложись.

Я пропустила колкость мимо ушей, понимая, что он прав, а затем юркнула на кровать и под свое одеяло. Щелкнул свет, и даже не почувствовала, как рядом прогнулась кровать. Смотрю, карниз пристроили обратно. Все-таки, я и правда проблемная.

Тишина капала на нервы, чувство вины съедало и где-то рядом все еще копошился страх. Сначала на левом боку, потом на правом... смотрю в спину куратору. Интересно, спит он или нет? Переворачиваюсь на спину. Не могу уснуть.

 - Ты злишься? - смотря в потолок, таки решаюсь спросить, совсем не ожидая, что мне ответят.

 - Злился, - чуть помедлив, со вздохом говорит Ранзес.

Что-то обрушивается на мою грудь, расцветает, заставляет уже на порядок расслабиться. Слава богу... если бы он сказал прямо противоположное, я бы... да не знаю, что бы я тогда делала. Было бы просто неприятно.

 - У нас будут проблемы? - снова спрашиваю, пытаясь разглядеть в темноте очертания предметов. Странно, что немного болит голова. Может, последствия усталости?

 - Не волнуйся. Если Эванс попытается что-то сделать, он об этом очень пожалеет.

Он так легко говорит, будто способен решить абсолютно любую проблему!

И я не волнуюсь. Молча лежу рядом, слушаю тиканье часов, но все равно не могу уснуть ни через десять минут, ни через двадцать, ни через час. Зато Ранзес, кажется, спит. Его дыхание размеренное, глубокое, а мне уже надоедает лежать на спине, и я переворачиваюсь на бок, лицом к его спине, начиная медленно переползать из-под своего одеяла под его. Сдвинусь на пару сантиметров, и застыну, снова прислушиваясь, не разбудила ли.

Спина куратора широкая, обтянутая белой футболкой, и даже сюда мне получается урвать кусочек её тепла. Еще чуть-чуть... черт! Он переворачивается на живот, поворачиваясь ко мне лицом и запуская одну руку под подушку. Я совсем близко, а сердце снова клокочет в груди так, что я почти вижу, как содрогается и моя грудь. Его глаза закрыты, лицо спокойно, и прижатая к подушке щека кажется очень даже милой, что хочется взять и потискать, как маленького ребенка.