Рубикон (СИ) - Широков Алексей. Страница 40
– Прости девочка, но я тебя не понимаю! – сев по-турецки прямо на землю и, слегка разведя в стороны руки, криво улыбнувшись ответил я.
Она нахмурилась, постучав указательным пальчиком по губкам, произнесла какую-то фразу, но уже явно на другом языке, каком-то гортанном и с большим количеством букв «Б» и «Г», но при этом мягких, словно в украинской мове. Естественно, что ни я, ни переводчик ничего не поняли. Потом последовало ещё несколько попыток. Что-то певучее, протяжное и даже клекочуще-щёлкающее. А затем лингва модуль вдруг ожил и прощебетал мне в ухо, стараясь имитировать ласковый голосок девушки.
– На науа не говорить! Совсем-совсем.
Я кивнул, получив в ответ чуть расстроенную и смущённую улыбку. Затем вытащил из кармашка разгрузки лингва-модуль, быстро проверил оставшееся на диске место и, удалив полностью английский язык, благо худо-бедно мог на нём изъясняться, ввёл директиву создания нового языкового пакета, назвав его «Язык Эльфов». Под внимательным взглядом иномирянки задал маджи-искину задачу экспресс обучения с максимальным захватом окружающего пространства и поставил коробочку авто-переводчика между нами.
– Кузьма! – показал я пальцем на себя.
Видел я как-то по сорок пятому каналу, «Наука и культура», передачу про то, как натаскивают искины на специализированные термины. В общем-то, смотрел я её только потому, что там участвовал заезжий «Воевода» из Индии, которого наши журналисты смогли уломать рассказать про своё боевое искусство «Каларипая́тту». Ничего особо тайного – традиционная в Южной Индии практика «Бой в Святом месте», потому, думаю, он и согласился. Ну, а на фоне этого тем, кому по барабану было на руко-ного-мече-машество, дублирующей программой показывали особенности составления новых лингва-пакетов.
К своему стыду основную программу я пропустил, разгружая ящики на заднем дворе ресторана в котором тогда работал. А выложенные в сеть видео очень быстро потёрли. Так что пришлось довольствоваться дополнительной передачей про лингва-модулирование. Но… хоть я и невнимательно смотрел не интересующие меня части, помнил, что они мало чем отличались от того, как любой попаданец в любой книге учит чужой язык, в первую очередь стуча себя пяткой по груди и произнося своё имя.
– Кузьма, – ещё раз сказал я, повторно ткнув в себя, видя, что девушка меня не поняла.
– Кьюдзьжмя! – повторила девушка, показав на меня, а затем, улыбнувшись, сказала, переведя пальчик на себя. – Я’нь Сьерьи-ись!
– Камень! – произнёс я, стараясь не улыбаться, указав на ближайший булыжник.
– Эн’мыль! – кивнула эльфа.
– Камень, – повторил я, ткнув в более крупный образец, другой формы, да к тому же более тёмного цвета.
– Ран’мыль! – сообщила мне девушка.
– Человек, – показав на себя, сказал я и сразу же перевёл палец на собеседницу. – Эльф!
Подумав, она опять кивнула и, указав на меня, произнесла.
– Нид-елас! – а затем на себя. – Асуза Эррула!
– Человек, эльф.
И в этот момент, перепугав эльфочку, лингва-модуль вдруг пискнув ожил, уловив ассоциацию, и перевёл мои слова на её язык. Главное было то, что искин схватил этот момент, распознав в наборе звуков осмысленную речь, а дальше дело пошло!
Мотор взревел и Валентин закрутил руль, аккуратно заводя внедорожник на просёлочную дорогу, указанную сопровождающим, и, не торопясь, осторожно повёл машину по едва видной под снежным настом колее. Отметив через боковое зеркало заднего вида как управляемая Снегирём «Булка», словно привязанная, повторила его манёвр, а сопровождающие снегоходы, набрав скорость, быстро скрылись из виду, он покосился на сидящего рядом сталкера.
– Придётся подождать, – сказал тот, отрываясь от карты, которую держал в руках. – Возле руин Харькова сейчас небезопасно. Не лето, конечно, обычные зомби помёрзли, а кто пострашнее - впали в спячку до весны, однако червовые хазары видели с неделю назад там снежных варгов и ночных ходоков, так что лучше не торопиться и не лезть на рожон. Вот здесь останови и фары погасите. С дороги, если что, уже не увидят, в такую-то метель, да и следы скоро снег прикроет. Да на поворот сразу развернитесь, что бы потом не колупаться. Вот прямо здесь!
– Я всегда считал, что вы с ними на ножах… – хмыкнул парень, выкручивая баранку и, пропустив мимо себя уазик, развернул внедорожник чуть проехав вперёд.
– С кем?
– С пшеками. Поляками, – пояснил Валя, глядя в зеркало как разворачивается вторая машина их маленького спасательного отряда.
– А… Ну – так то да. Если уж в Хазарии пересечёмся с червями, то миром точно не разойдёмся. Особенно если они или мы с хабаром пашем. Сам понимаешь, нам, пикам – ни червы, ни бубны, ни крести не братья. Конкуренты. Но если на сармат вдруг налетим, или погань атакует, то тут законы Зоны в действо вступают. Любой ближний отряд хазар на выручку придёт и плевать – свои это или другой масти. Правда, справиться, конечно, лучше своими силами, потому как за беспокойство делиться положено. Половину, честь по чести.
– Понятно. Это мне ещё дядька рассказывал, – ответил студент, поудобнее устраиваясь в водительском кресле. – Но вот чтобы вы инфой друг с другом обменивались…
Интернациональный сленг добытчиков работающих в Украинской Зоне он понимал, в общем-то, неплохо. Саму бывшую республику СССР, в девяносто первом в одночасье ставшую незалежной, а затем через пару лет стёртую с лица Земли маго-ядерным катаклизмом, первые сталкеры, многие из которых были выходцами из этих мест, называли «Хазардом» от английского «Hazard!» – «Опасность!». Или по-другому – «Хазарией», а себя, тех, кто работал в ней официально, от окружающих Зону государств, спонсируемый каким-нибудь родом – «Хазарами». «Сарматами» же называли явных нелегалов, как своих, например, зеков, так и иностранных. Особенно залётных американцев, бонапартистов и бритов с китайцами, которые нет-нет, да и пытались закрепиться в столь хлебном местечке, благо что Османская Румыния, как и германские Балканы, пока что были похожи на решето.
Но чужаки чужаками, а сами сталкеры делили себя по мастям, то бишь по странам, которые их поддерживали, благо вокруг зоны таких было только четыре. Русские – пики или ещё «Штыки», немцы – крести, видимо в память о крестоносцах и их походах. Османы – бубны, они и на многих карточных колодах похожи, а поляки соответственно червы, что и с языком их вязалось, и имело второе значение. В более презрительном варианте – «червяки». Потому, что вели себя польские паны и их быдло нагло и заносчиво, хоть и отгребали постоянно по полной от всех остальных. За что не гнушались отвечать обидчикам различными подлостями.
– Это в Хазарии мы на ножах, – отмахнулся мужчина. – А пока по базам сидим – считай коллеги. Да и информационная сеть наша специально для того сделана. Ты, воин, просто специфики нашей не понимаешь. Сегодня они нас предупредили, завтра – мы их. Без цели и хабара – мы коллеги. Альтруизмом тут и не пахнет. Вот не дай бог, такой, как ты – в зоне загнётся, а потом восстанет! Даже тройка в Чепушиллу обернуться может, и тех же червей на лоскутки порвать, что инфу не верную дали, или умолчали о чём-то. А уж четвёрка...
– Ладно, понял, – кивнул Валентин и, повернувшись в салон, поймал немного очумелый невидящий взгляд Петра. – Что?
– Духи холодный след знают! – произнёс шаман, глядя словно бы сквозь него, покачивая пластиковой бутылью с мутной, явно алкогольной бурдой, которую держал в руках. – Камлать буду.
Валя бросил быстрый взгляд на проводника, и тот утвердительно кивнул. За безопасность отряда в Украинской зоне отвечал именно он.
– Иди! – уверенно произнёс он, разблокировав нужный замок, и чукча, подхватив лежавший рядом с ним бубен и биток, шустро выскользнул в метель.
– Господи, – пробормотал их четвёртый спутник, когда за Петром захлопнулась дверь и помахал перед лицом ладонью. – Как он может постоянно пить такую мерзость! Это же даже не сивуха, это вообще не пойми что! А запах…