Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen". Страница 9
Мне подфартило при разработке операции - благодаря КГБ. Пару месяцев назад наши начали разрабатывать коменданта посольства Италии, уж больно выразительно тот косился на голубоглазых блондинок. Был ли то природный темперамент или отсутствие жены, что дохаживала беременность на родине, но момент сочли благоприятным, и пару недель назад бойкая "ласточка" начала скрашивать ночное одиночество вынужденного холостяка.
Все бы было ничего, и, может быть, прошло бы как по маслу - не в первый и не в последний раз иностранцы влипали в СССР в умело расставленную "медовую ловушку", но в этот раз КГБ не повезло: под маской простака-коменданта в Москве пересиживал перетруску итальянских спецслужб Рафаэль Палумбо - человек опытный и тертый, бывший куратор "Ordine Nero"* и, что было для меня особо важно, близкий друг Джулио Грассини.
(*Ordine Nero - "Черный орден", итальянская военизированная профашистская группировка, активный участник "стратегии напряженности" в период 1974 -1978 гг.)
"Комендант" быстро раскусил смысл суеты вокруг себя и, ухмыльнувшись, решил, что не имеет ничего против небольшой, но приятной во всех отношениях интрижки с Комитетом. Он спокойно вел свою немудренную игру с "ласточкой", изображая постепенное зарождение страсти - в конце концов, эту комбинацию можно использовать и так.
Оборвалось все внезапно, сегодня утром, когда звонок над дверью разродился неожиданной трелью, а почтальон протянул телеграмму из Рима:
"сложные роды тчк беттина вне опасности тчк мальчик воскл зн направлен реанимацию тчк молимся тчк лучано тчк"
Несколько кривовато наклеенных бумажных полосок с отпечатанным текстом вдруг преломились в религиозном сознании получателя в грозное предупреждение свыше. Решив, что промедление смерти подобно, Рафаэль начал действовать стремительно: первой с вещами на лестницу вылетела ошеломленная таким поворотом событий "ласточка", а через пять минут по ступеням торопливым колобком скатился и сам итальянец - он всеми фибрами души ощущал настоятельную необходимость срочно покаяться.
Меня эта случившаяся в прошлый раз история более чем устраивала. Пока Станислав Можейко будет переоблачаться из литургической казулы в повседневную сутану, Рафаэль будет преть в исповедальной, нервно твердя "... охрани жизнь детей наших...". Момент очень удобный - итальянец меня даже не увидит. Я произнесу из-за двери кодовую фразу, что принята в их ложе для этого уровня посвящения, затем инструкцию в три фразы, суну в щель конверт и ходу - таков был мой план.
Мой взгляд, наконец, обнаружил впереди толстый загривок "коменданта".
"Все хорошо, все идет по плану", - мысленно успокоил я себя и забормотал со всеми: - Prope est Dominus, Ave Maria... *
(*лат.: господь близок, славься Мария.)
Время от покаяния до причащения тянулось необычайно долго. Я успел замерзнуть - в храме было холодно, да к тому же и сумрачно - паникадило почему-то было погашено. Вместе со всеми я вставал, пел, опускался на колени. Наконец, хором закончили запричастный стих и выстроились к амвону.
Я внимательно разглядывал лица уже причастившихся. Для большинства служба была зрелищем, сродни походу в цирк. Но не для всех. Некоторые, похоже, действительно ощущали в происходящем нечто бесконечно ценное и были готовы заплатить за это всем спокойствием души.
Я испытал к ним странную зависть, впрочем, мимолетную. У меня есть свой символ веры, ничуть не хуже. Почему-то мне в тот момент показалось это важным. Я ощутил воодушевление и прилив сил.
Потом дошла очередь и до меня.
- Аминь, - пробормотал я, потупившись, и высунул язык.
"Интересно", - успел подумать, - "они на наших собраниях так же притворяются?"
Толстые мучнистые пальцы епископа вложили мне в рот плоскую лепешку, и я тут же перекинул ее под язык.
Отходя, приметил впереди плешь Рафаэля. Он стоял всего в пяти шагах от меня, у иконы, и зажигал свечу. От волнения я проглотил кашицу, в которую почти сразу превратилась облатка, не задумываясь, и каков был католический бог на вкус так и не понял.
Наступил тонкий момент: паства расходилась, зал пустел. Мне же надо было дождаться, когда Рафаэль втиснется в исповедальную. Поэтому я отступил налево, в придел Святого Людовика и, скосив глаза на итальянца, тихо забормотал, методично обмахивая себя ладонью:
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Благослови, Господи, начинаемое мною дело...
В одном я мог быть твердо уверен: пока я творю молитву, никто не будет задавать мне вопросов, а это уже не мало.
Я отвлекся лишь на миг, на статую святого Бернарда: идейный вдохновитель крестового похода на западных славян прикинулся совершенно невинной овечкой, и тем привлек мое внимание. Когда же я опять взглянул направо, то Рафаэля на месте уже не было. Чуть довернул голову, надеясь обнаружить его около святого отца, но итальянца не было и там.
- ... вот я не понял, - моя молитва прервалась самым неканоничным образом.
Изо всех сил стараясь шагать неторопливо, вернулся в центральный неф - как раз, чтобы заметить в проеме выходящего из храма Рафаэля.
Я так удивился, что чуть было не крикнул ему в спину: "ты куда? А в блуде покаяться?!"
Внушительная, раздавшаяся вширь фигура итальянца удалялась от меня тяжелой неторопливой походкой. Я, словно сомнамбула, двинулся за ней. В глазах от волненья потемнело. С досады прикусил щеку, и слюна стала солоноватой.
В этот раз что-то пошло иначе. Но отчего?!
Ведь не могли же роды как-то сдвинуться из-за меня? Или могли...?
Некоторое время я вполне серьезно обдумывал возможную причинно-следственную связь, потом обескураженно покачал головой. Нет, не складывается.
Похоже, я изменил течение жизни не только управления КГБ по Ленинграду, но и по Москве, и, потому, им стало не до Палумбо. Вот оттого и остался он в этот раз без "ласточки" - иных объяснений не находилось.
Пошедший наперекосяк сценарий настолько выбил меня из колеи, что о необходимости опускать голову и смотреть в землю я вспомнил, только выйдя из ворот храма в переулок.
"Засветился на пленке по полной", - затосковал я и со злобой сплюнул на ни в чем неповинный асфальт.
Итальянец тем временем неторопливо направился по Малой Лубянке в сторону Чистых Прудов.
"Правильно, у него съемная квартира за ВДНХ", - сообразил я, прищурившись ему вслед.
В голове начал, пока очень смутно, вырисовываться новый план, и я свернул через проходной двор к соседнему переулку.
Рискованно? Не без того, что уж теперь... Но слишком мало я нашел ключевых точек истории, на которые могу воздействовать самостоятельно. Упускать даже одну из них - непозволительная роскошь. И я ускорился, перейдя на быстрый, очень быстрый шаг.
Немилосердно, до черноты в глазах заломило виски - я торопливо подтягивал себе навык наружного наблюдения.
Тогда, в купе, Володя не упомянул, а я - не уточнил, но дарованный мне брейнсерфинг имел ряд существенных ограничений. Да, можно использовать чужие навыки и умения, но, как быстро выяснилось опытным путем, не более двух одновременно. Можно было освободить такой виртуальный слот для чего-то новенького, тренируя подтянутый навык. Такое обучения шло как бы не на порядок быстрее, чем если бы все происходило в обычном порядке, но все равно требовало времени, и, часто, значительного. Вот и навык наружного наблюдения не был мною еще освоен в полной мере, поэтому сейчас я был вынужден активировать его в весьма болезненном экстренном режиме.
Успел. Я добрался до нужного перекрестка до того, как итальянец вывернул на Сретенский переулок. Мне надо было убедиться, что за ним не волочится "хвост", и я встал за группу деревьев, наблюдая сквозь густые ветви за улицей.
Рафаэль прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания. Я выждал еще пару минут. Чисто. То есть вообще никого - переулки были совершенно безлюдны, и никто не контролировал итальянца издали.