Каждому своё 2 - Тармашев Сергей. Страница 2

Полковник мгновение смотрел на сморщившийся на холоде кровавый плевок, потом растер его ногой, захлопнул шлем и откинулся на спинку лавки, закрывая глаза. Остальные не проронили ни звука, и Антон на несколько секунд отключил микрофоны своего гермошлема, чтобы прочистить горло. С того момента, как Дилару с Давидом и двумя уцелевшими активистками высадили в обнаруженном Порфирьевым частном бункере, свободного пространства в кузове вездехода стало больше, и Овечкину впервые досталось место на лавке. Сидеть на ней было удобней, чем на ящике со спецпалаткой, есть на что опереться спиной, и его многострадальный позвоночник перестал затекать. Но вместо этого неудобства на Антона свалилось новое. Ощущение, будто он надышался песком, возникшее после пробития пулей фильтра скафандра, усилилось, и в горле першило все чаще. Время от времени это першение доставало его настолько, что Антону приходилось основательно прочищать горло. Громкое кряхтение и откашливания, сопровождающие этот процесс, быстро вызвали раздражение у полковника, и тот велел Овечкину вырубать микрофоны и на время кашля. Как будто его собственный кашель никого не бесил!

Пришлось молча стерпеть очередное унижение и подчиниться. Сейчас, когда Дилара и Давид в относительной безопасности, не стоит накалять немного разрядившуюся атмосферу. Если в «Подземстрое-1» сохранилось верховенство закона, Антон поднимет тему злодеяний и военных преступлений немедленно, едва представится возможность. И добьется привлечения к ответственности и Порфирьева, и полковника, и вообще всех, кто своими действиями или бездействием способствовал оставлению в опасности Антона и его семьи. В результате чего погибла Амина, едва не был убит Давид, а самого Овечкина фактически лишили гражданских и конституционных прав, регулярно угрожая расправой. Но сначала ему крайне необходимо посетить врача и получить квалифицированную медицинскую помощь. Это усиливающееся першение в горле пугает все сильнее. К счастью, никакой мокроты, тем более кровавой, Антон у себя не обнаружил, наиболее вероятно, что проблема с першением больше психологическая, чем медицинская. В интернете он встречал множество авторитетных статей о том, что люди с тонкой психологической организацией, такие как Антон, часто заболевают на нервной почве. Сомневаться в этом не приходилось, достаточно вспомнить мать – исполненная трудностями жизнь сделала ее хронически больным человеком.

Поэтому как можно быстрее посетить врача для Антона очень важно. Важнее, чем остальным, потому что они переносят происходящее гораздо легче, ведь им не приходится заботиться о детях и у них нет признаков заболеваний. За исключением отхаркивающегося кровавыми ошметками полковника. Если он не повторит судьбу генерала, Антон готов пропустить его вперед себя, а вообще в «Подземстрое» должно быть несколько врачей и уж точно больше одного биорегенератора, это же специализированное противоатомное убежище, построенное по последнему слову научной мысли. Что-то такое попадалось ему на глаза в интернете на эту тему, но было это давно и вскользь, поэтому в памяти не сохранилось. Антон даже хотел спуститься в тот самодельный бункер вместе с женой и сыном, когда выяснилось, что там имеются медицинские работники. Буквально на несколько минут, чтобы пройти хотя бы поверхностный медосмотр и заодно убедиться, что его семья будет в бункере в безопасности. Но Порфирьев не позволил ему сделать это, заявив, что у них нет на это времени, потому что все, кроме женщин и Давида, примут антирад, их счетчик начнет тикать, и никто не станет терять драгоценные минуты ради соплей Овечкина. И вообще, он провел там сутки и сам все уже проверил. В тот момент Дилара, вместе со всеми слушавшая их переговоры, бросила на Антона полный боли и раздражения взгляд, и ради благополучия жены и ребенка он не стал спорить. Сейчас главное выжить и добраться до «Подземстроя». Когда угроза гибели останется позади, Антон обратится к правосудию и к общественности и призовет к ответу негодяев.

Несколько секунд Овечкин пытался прокашляться, болезненно кривясь от щиплющих ощущений в раздраженном сухим кашлем горле. Наконец, это ему удалось, и Антон, переводя дух, бросил взгляд в иллюминатор. За толстым бронестеклом стояла сплошная взвесь из серо-бурой пыли, не то утопающей в мрачных сумерках, не то топившая их в своем бесконечном чреве. Овечкин скосил глаза на показания дозиметра. Счетчик Гейгера показывал триста рентген в час, и это внутри вездехода, что же тогда за бортом?

– Радиационный фон вырос! – сообщил Антон в эфир, окидывая сидящих вокруг людей тревожным взглядом. – Возможно, мы приближаемся к эпицентру одного из взрывов!

Ему не ответили, и никто не обратил на его слова ни малейшего внимания. Овечкин запоздало понял, что не включил выключенные перед откашливанием микрофоны, и завозился с управлением. Сидящие по обе стороны от него активисты открыли глаза, почувствовав его шевеления, и бросили на Антона вопросительные взгляды. Он включил микрофон, но ответить не успел.

– Фон за бортом опять вырос, – в ближнем эфире зазвучал голос молодого техника. – Две тысячи рентген в час, было же шестьсот. И продолжает расти! Мы случайно к кратеру не приближаемся?

– Может и так, – устало ответил Порфирьев. – Кто его знает? Уткнемся в отвал – схожу посмотрю. Вообще возле кратера фон должен быть гораздо выше, поэтому, если зашкалит, повернем обратно и попытаемся объехать с другой стороны. Нам нужен хоть какой-нибудь ориентир.

В памяти мгновенно всплыла картина изрытого пылающими кратерами пространства на месте секретного подземного города в Раменках, и Антона охватил страх. Если «Подземстрой-1» уничтожен, они обречены на мучительную смерть!

– Какова вероятность, что враги могли сознательно уничтожить «Подземстрой-1»? – срывающимся голосом спросил он, скользя испуганным взглядом по хмурым лицам военных.

– Да хрен его знает, – лениво ответил полковник, открывая наполненные безразличием глаза. – Зависит от того, что у них оставалось после нанесения основных ударов по приоритетным целям. Я б пальнул.

– Но это же гражданский объект! – ужаснулся Овечкин. – Из него никогда не делали секрета, там мог побывать любой желающий и убедиться, что это сугубо мирное убежище!

– Думаешь, что в сугубо мирное убежище не пойдут спасаться сугубо милитаристские подразделения? – к безразличию во взгляде полковника прибавилась насмешливая ирония. – Или высокие моральные принципы не позволят кому-то спрятать в районе гражданского объекта пару мобильных пусковых установок?

– Но это же ставит под удар собственных граждан! – оторопел Антон. – Неужели мы это сделали?

– Официально – нет, – полковник надрывно закашлялся. – Размещение военных объектов в непосредственной близости от объектов Гражданской Обороны не приветствуется. Но на что пойдет расчет какого-нибудь мобильного пускового комплекса, чтобы выжить, когда на него отовсюду сыплются ядерные заряды, я не знаю. – Он меланхолично пожал плечами. – Кто-нибудь мог попытаться таким способом выйти из зоны поражения и избежать смерти. А потом отстреляться по противнику. Кроме того, наши заокеанские партнеры регулярно пользуются старым и нехитрым приемом. У них на каждой войне рядом с хотя бы одной военной базой обязательно отыщется какой-нибудь лагерь беженцев. Не в качестве живого щита, конечно, нет, упаси Господи, просто так случайно получилось, людишки как-то сами собой набежали. Ты же не думаешь, что с такими собственными методиками они будут свято верить в нашу непогрешимость?

Полковник вновь зашелся в кашле, открыл шлем и сплюнул на ледяной пол очередной кровавый сгусток. Он захлопнул шлем, и Антон подавленно выдавил, вспоминая придуманный Порфирьевым полузатопленный бункер, якобы располагавшийся в трех километрах от погибших Раменок:

– То есть… у нас нет шансов? Мы ищем ради поисков? Чтобы не терять надежду?

– Ну почему же, – полковник закрыл глаза и снова принял полулежачее положение. – Мы рассчитываем на то, о чем ты сказал. Что все желающие направили своих шпионов в «Подземстрой-1» еще на стадии строительства и убедились, что ничего стратегического и вообще военного там нет. Поэтому «Подземстрой» обстреляют по стандартной схеме, воздушными ядерными боеприпасами, и не станут тратить на него глубинные. В крайнем случае, ударят контактным по горе. Но это уже очень плохо, потому что запросто может вызвать обрушение входа, и тогда без тяжелой техники внутрь не попасть. Короче: доберемся – увидим. Не паникуй раньше времени, инженер.