Каждому своё 2 - Тармашев Сергей. Страница 3

Он замолчал, и Антон вновь сверился с дозиметром. Фон продолжал расти, что неоспоримо свидетельствовало о приближении к эпицентру термоядерного взрыва. Вопрос в том, надземный это был взрыв или подземный… И сколько времени они смогут потратить на поиски при такой радиации? А если она убьет их прежде, чем они смогут вернуться в тот самодельный бункер? Ведь действие антирада не проходит бесследно. С каждой интоксикацией организм изнашивается все сильней. Им всем давно требуется профессиональная медицинская помощь, особенно Антону и его семье!

Мысли Овечкина вновь закружились вокруг состояния здоровья своего, жены и сына, и следующие двадцать минут он молча истерил на эту тему, мысленно предъявляя претензии то Порфирьеву, то полковнику, то умершему генералу. Каждый из них сделал неправильно все или почти все, а ведь от этого зависело выживание Антона и его семьи, но самое страшное в том, что он все еще продолжал зависеть от психопатов в военной форме. Неадекватность Порфирьева никогда не вызывала у Овечкина сомнений, а полковник сам только что с ледяным равнодушием палача заявил, что нанес бы удар по сугубо гражданскому бункеру. И кто сказал, что он не сделал чего-то подобного? Он же из подземного города в Раменках, значит, откуда-то из высших эшелонов армейского командования, то есть вполне мог руководить боевыми действиями! И стрелять по гражданским объектам врага вместо военных! Не исключено, что именно потому наша страна получила такие чудовищные разрушения! Вместо борьбы с настоящими противниками такие вот психопаты в погонах запускали ядерные ракеты по мирным целям!

– Ветер стих, – голос Владимира прервал его молчаливую истерику. – Видимость увеличивается, можно поднять скорость. Едем прежним курсом?

– Закладывай дугу справа налево, – откликнулся Порфирьев. – Попробуем сделать круг диаметром в километр, пока снега нет. Если успеем вернуться на свои следы, у нас будет гарантированно обследованная точка на местности. От нее будем отталкиваться дальше.

Винты вездехода взвыли сильнее, и машина заложила долгий вираж. Несколько минут Овечкин смотрел на проплывающие мимо обугленные обломки деревьев, торчащие из-под черного снега, словно кривые заскорузлые огрызки. Если здесь и вправду был лес, то его или выкорчевало полностью, или переломало под корень. Остались лишь размозженные остатки самых толстых деревьев, выпирающие из снега от силы на метр. Все остальное превратилось в пепел, горелую труху и обугленные фрагменты непонятно чего, беспорядочно захламившие земную поверхность, но невидимые под полуметровым слоем снега. Идти здесь пешком еще опаснее, чем по руинам Москвы. Там слежавшиеся обломки хотя бы состоят из бетона и металлов, они более-менее плотно сцеплены друг с другом. А тут изломанные прогоревшие деревяшки, которые могут в любую секунду надломиться под тяжестью человеческого тела. Он вспомнил, как угодил ногой в подобную расселину, когда заблудился в Раменках и вывихнул ногу. Порфирьев вправил вывих, но нога до сих пор ныла и начинала болеть от долгой ходьбы. Наверняка неуравновешенный мизантроп специально сделал вправление нарочито грубо, чтобы таким образом навредить Антону…

– Впереди что-то есть! – прозвучал в эфире рык Порфирьева. – Местность начинает повышаться. Володя, давай туда, только аккуратно. Надо понять, гора это или отвал кратера.

Все разом просунулись и прильнули к иллюминаторам, стремясь разглядеть приближающуюся прямо по курсу черную муть, темнеющую в серой пылевой взвеси.

– Три тысячи рентген в час, – с нескрываемым страхом произнес молодой техник, переводя взгляд с приборной панели на дорогу и обратно. – Три триста! Три четыреста пятьдесят! Три семьсот! Четыре тысячи!

– Назад! – велел Порфирьев. – Уходи на передел видимости, пойдем вдоль горы.

– Это гора? – Овечкин почувствовал, что от страха и напряжения у него взмокли ладони. – С таким радиационным фоном?!

– Обломки пней из-под снега торчат, – ответил Порфирьев. – Не похоже на отвал…

– Контактным по вершине ударили, – заявил полковник. – Там, наверху, эпицентр, но высота небольшая, поэтому тут фон растет. Раньше в этой местности серьезных высот не было. Гору насыпали над «Подземстроем», так что другой такой здесь быть не может. Похоже, ты все-таки нашел ее, капитан. – Он попытался сдержать кашель и натужно продолжил: – Честно – думал, что не найдем. Ошибемся на десяток километров, проедем мимо, да так и подохнем в поисках. Давай, капитан, дело за малым! – Полковник тяжело закашлялся и просипел сквозь надрывный хрип: – Осталось найти вход… если он есть.

Минут тридцать вездеход полз вдоль подножия теряющейся в океане пыли горы, и в эфире звучало только рычание Порфирьева, корректирующего курс. Машина, вынужденная объезжать торчащие из-под черного снега оплавленные валуны и обугленные обломки пней, постоянно сбивалась с пути, то слишком близко прижимаясь к опасной зоне, то чрезмерно удаляясь от подножия в противоположную сторону. Хлама вокруг стало в разы больше, потом, как всегда внезапно, налетел ветер, и скорость упала до пешеходной. В завьюженные черным месивом иллюминаторы стало не разглядеть ничего, люди молча сидели на скамьях, и в кузове висела почти осязаемая напряженность.

– Стой!!! – рявканье Порфирьева сменилось резким торможением. – Обрыв!!!

Вездеход встал как вкопанный, и инерция швырнула сидящих в кузове друг на друга. В силу малой скорости и большой тесноты всем удалось удержаться на своих местах, но сдавленные соседями Овечкин и полковник одновременно зашлись в кашле.

– Что случилось? – Антон услышал в эфире голос лейтенанта. – Мы наткнулись на кратер?

– Не похоже, – с сомнением откликнулся Порфирьев. – Тут фон меньше, чем раньше. Но обрыв почти вертикальный, чуть не рухнули куда-то вниз. Не видно ни хрена, надо ждать, пока ветер стихнет. Пока останемся прямо здесь.

Овечкин попытался разглядеть в иллюминатор преградивший путь обрыв, но за бронестеклом кипел сплошной хаос из грязного снега вперемешку с мелким грунтом. Вскоре ветер резко усилился, и замерший на воздушной подушке вездеход стало сдувать с места, медленно отодвигая назад. Несколько раз молодому технику приходилось приводить машину в движение и возвращаться к краю обрыва, и Антон искренне надеялся, что там, в кабине вездехода, обзор лучше, чем в кузове, и они не рухнут с обрыва из-за ошибки водителя. Потом штормовой ветер прекратился, как всегда внезапно, и некоторое время все ждали, когда осядет поднятое в воздух снежно-земляное грязное месиво.

– Давай вдоль кромки, осторожно, – в телефонах гермошлема зазвучало рычание Порфирьева, и вездеход медленно заложил поворот на девяносто градусов.

Грязно-снежный хаос в иллюминаторах сменился утопающей в сумерках мутной пылевой завесой, сохранявшей видимость на все те же метров двадцать, и Антон понял, что лучше уже не станет. Машина пошла немного быстрее, сидящие в кузове люди прильнули к иллюминаторам, и он напряг зрение. Они действительно нашли какую-то гору и находились сейчас где-то на поверхности ее пологого склона. Из-за ограниченной видимости саму гору было не разглядеть, она терялась в океане пыли и угадывалась по бесконечной черной тени в иллюминаторе задней двери. Похоже, склон из пологого становился крутым где-то совсем недалеко. Хорошо хоть не врезались. Наверняка вездеход был оборудован приборами для вождения в сложных метеоусловиях, раз это армейская техника, но если они едва не упали в пропасть, значит, в условиях сильной ионизации воздуха приборы работали плохо или не работали вообще.

Теперь, когда машина шла вдоль обрыва, его кромку было видно достаточно хорошо. Засыпанная черным снегом поверхность резко обрывалась вниз, на пятиметровую глубину, напоминая стену каньона. Каньон был узкий, не шире пяти метров, сильные ветра отутюжили его дно до гладкого состояния, и понять, что там, под слоем перемешанного с золой снега, было невозможно.

– Это гора треснула от ядерного взрыва? – тихо спросил кто-то из активистов, судя по голосу, бывший спортсмен, армянин. – Склоны отвесные и уходят куда-то далеко. Наверное, пополам гору развалило!