Когда цветет полынь - Марат Муллакаев. Страница 17

Когда в полном молчании мы завершили завтрак, Зухра положила руку на мое

плечо.

– Больно видеть тебя таким… Ты вспомнил своих родных? Твой отец играл на

тальянке? – спросила она участливо.

– Не-е-ет… Сам играл, – ответил я, с трудом переводя дыхание.

– Ты? Играл? На тальянке? – Данис, опешив, посмотрел на меня. – Давно играешь?

– В той жизни играл, – я вдруг почувствовал потребность поделиться сокровенным.

– Ничего себе, никогда бы не подумал, – проговорил Данис.– Сколько было тебе

лет?

– Около пяти… Однажды отец, он работал трактористом, положил на телегу

несколько мешков зерна, большой медный тазик, взял оставшиеся от бабушки

серебряные монеты и поехал в соседнюю мордовскую деревню к одному мастеру

заказывать мне тальянку. Целый месяц, а то и больше я ждал с нетерпением, когда

же возьму в руки этот инструмент. В конце концов заболел. Я бредил,

температурил, разговаривал с этой тальянкой как с живым человеком. Тогда папа

поехал к этому мастеру и два дня находился при нем, пока тот не завершил

работу. Поверьте, как только отец дал мне в руки небольшую, специально

сделанную для меня тальянку, я тотчас же выздоровел. И уже без чьей-либо

помощи через месяц - другой выводил на ней национальные мелодии. Все соседки

вечером приходили слушать, как я играю. Папа потом говорил маме, что Бог уберег,

видимо, его на войне, чтобы он увидел наяву, как сын играет на тальянке.

– Малыш, как ты попал в детский дом? – спросил вдруг Данис. – Почемусюда?

Не хотелось дальше затрагивать эту тему, бередить старые раны, но раз уж начал

рассказывать о себе, надо было завершить.

– Мы жили в десяти километрах от районного центра. Осенью, скорее зимой, точно

не помню, отец с матерью поехали на привокзальный рынок поселка продавать

мясо, оставив меня у соседей. Когда возвращались, их остановили сбежавшие с

этапа уголовники. Видимо, следили. Зарубили обоих. На время меня приютил дальний

родич матери, потом привез сюда, в детский дом. А тальянку через неделю у меня

украли. Плакал так, как будто снова потерял родителей. Она ведь была единственной

вещью, которая связывала меня с прежней, счастливой жизнью. Вначале думал, что

ее умыкнули воспитанники и продали, но через год, проходя мимо дома

воспитательницы,я услышал пиликаниеи сразуузнал серебряный голос своей

тальянки. Я бросился к ним, но дорогу мне перегородили огромный пес с метр

ростом и наша воспитка Бульдог. Я кричал: «Отдайте гармонь!». Но они вдвоем

такой вой подняли, что мне пришлось спастись бегством. Потом я уже никогда не

держал в руках тальянку.

По дороге, натужно гудя, проехала автомашина с людьми в кузове, которые

весело горланили песню.

18

Повесть

– Слушай, – вдруг снова оживился Данис, – почему директор постоянно обзывал тебя

то «дворянским отродьем», то пренебрежительно «мурзой»?

– Это родственник «удружил», – ответил я нехотя. – Когда он привез меня, рассказал

директору, что моя бабушка была дочерью мурзы. Этот дворянин будто бы имел

несколько пароходов. А будущий мой дед работал у него матросом. Однажды он

подкараулил и украл его дочь – мою бабушку. Она, наверное, сама его подговорила.

Слуги мурзы три дня гнались за ними, но вместе с дочерью шустрый матрос у ее

отца увел ещесамых лучших его коней. Дело было в апреле. Беглецы только

успели проскочить Каму, как начался ледоход. Преследователи повернули обратно. А

дед с бабушкой доехали до нашей деревни и остались там жить. Бабушка будто бы учила

детей, а дед шорничал. Правда это или нет, не знаю. Родич, видимо, рассказал эту

историю из добрых побуждений. Скорее всего, выдумал. Хотел намекнуть, что я из

хорошей семьи, мол, не обижайте ребенка. Но вышло наоборот,