Когда цветет полынь - Марат Муллакаев. Страница 59

что происходит, но второпях промахнулся и угодил по его торчащим, как локаторы,

ушам. Издав нечленораздельное «а-а-а», раненый бросился наутек. Четвертый паренек,

который раздевал нашу Зухру, спасаясь от удара Даниса, отскочил назад, упал,

запутавшись в траве. Увидев занесенный над ним острый лом и искаженное от злобы

лицо нападавшего, парнишка закричал нечеловеческим голосом: «Не надо! Не

убивай!». Если бы Зухра не успела схватить его руку, он обязательно пригвоздил бы его

к земле. Но меня-то она не держала! Я начал бить по его ногам лопатой, пока он не

начал умолять о пощаде, и Зухра не отобрала у меня лопату. Только тогда, словно

очнувшись, я оглянулся. Подростков и след простыл. Испугавшись, они убежали, бросив

своего товарища. Или побежали за подмогой. Поэтому надо было уходить. Парнишка, не

веря своему счастью, что остался жив, скулил и сыпал в наш адрес благодарности,

просил прощения у Даниса. Тот подошел к нему, помог сесть.

– Скажи спасибо ей, – показал он на Зухру. – Она тебя спасла сегодня от верной смерти.

И благодари его, – он указал пальцем в мою сторону, – что не оттяпал твои яйца. Живи и

помни!

Он произнёс эти слова с таким выражением лица, с такой интонацией, что по моей

спине пробежали мурашки. Я посмотрел на своего друга с изумлением. Это был уже не

тот мальчишка, с которым я убежал из детского дома, а другой, вдруг повзрослевший за

какие-то минуты человек. Он хлопнул паренька по плечу и добавил:

– Запомни, для таких тупых, как вы, всегда найдется рифленый ломик. Не забывай об

этом!

Мы не стали возвращаться к составу, а ушли по посадке прочь от этой станции. Снова

пришлось укрыться в лесу. И не заметили, как заблудились. Вынуждены были ночевать

под дождем. Вот тогда, под елкой, Данис принял решение сдаться, вернее, сдать нас в

66

Повесть

детский приют, а самому продолжить путь. Мы с Зухрой восстали. Она заявила, что он

предатель, и если желает, плакать не будем, может уходить, а мы все равно с Малышом

поедем в этот Красноярск. Я тоже добавил, что это нечестно сбагривать нас в приют.

Он долго молчал, затем осипшим голосом изрек: «Хорошо, едем до Красноярска, а там

посмотрим». Мы, благодарные, прильнули к нему. Утром вышли из леса и увидели

картофельное поле. Быстро выкопав целую котомку овощей, вернулись обратно в лес…

Вечером возвратились на станцию и запрыгнули в товарняк. Проснулись от крика:

«Подъём! Слезайте, приехали!». Подняли голову и увидели внизу, у платформы,

милиционера и путеобходчика с молотком. «Ага, сейчас! – ответил им Данис и сиганул

совсем в другую сторону. – Бежим!». Мы с Зухрой за ним. Пока эти двое проползли под

поездом, мы были уже далеко. Только добежав до посадки, Данис вдруг вспомнил, что в

товарняке оставил котомку с нашими вещами. Там находились, найденные нами на

буровой установке спички, кружки, ножик и вчерашняя картошка. Пока обсуждали, что

делать, увидели знакомого милиционера и еще двоих в штатском, ехавших на мотоцикле

с коляской вдоль нашей посадки. Покуда они нас не заметили, мы пробежали через

пшеничное поле и спрятались в лесу. Лежали целый день. Поближе к вечеру небо

затянуло тучами, и вскоре пошел мелкий моросящий дождь. Стало холодно, поэтому

Данис решил сходить на станцию и добыть во что бы то ни стало спичек. Его долго не

было, минуты тянулись как часы. Когда уже стемнело, наконец он появился: бежал, неся

в руках какую-то сумку. Дойдя до нас, упал и начал хохотать, как сумасшедший. «Что,

что случилось?» – теребила его Зухра, но он никак не мог успокоиться. Наконец

поднялся и начал рассказывать.

– Иду по улице, ни одной души. Слышу, в одном доме музыка играет. Дай, думаю, зайду и

попрошу спичек. Постучал в дверь, молчат. Вошел в дом. Никого. По радио песню

передают. На столе хлеб, картошка, сало, грибы. На печке лежат спички. Я две коробки в

карман. Уже хотел уйти, увидел за ширмой движение. И песня закончилась. Слышу

девчачий голос: «Хватит, скоро мать вернется!». Я подошел, отодвинул занавеску, а там

парень с девушкой, совсем голые. Испугались, слово не могут вымолвить, только и

лопочут: «Кто вы?». Говорю им, мол, я командированный, на станции ремонтируем

крышу склада, что ваша мать обещала нам жратву подкинуть. Девушка соскакивает,

надевает халат и собирает в котомку еду, при этом умоляя меня не рассказывать матери о

том, что я видел. Говорю: « Можете быть уверены, не скажу! Спасибо большое!», и на

выход.

Думал, сейчас Зухра начнет ругаться, стыдить Даниса, но в этот раз она решила

промолчать. В сумке были булка хлеба, кусочек сала, полбанки маринованных грибов.

Не густо. Мы углубились в лес и разожгли костер. Ужинали молча, радости, как раньше,

не было. Мой друг долго терпел, но потом не выдержал:

– Нехорошо я поступил, знаю. Нельзя было таким образом… Я же не знал, что они

голые, а когда увидел, решил схитрить… Подло, конечно… Думал о Малыше и о тебе…

Я же мужчина, должен был о вас заботиться, накормить …

– Все хорошо, не переживай, – ответила Зухра, впервые при мне ласково проведя

рукой по его лицу. – Я тебя поняла. Спасибо. Мы тебя любим, так ведь Малыш?

– Конечно! – воскликнул я, обнимая за плечо друга.

Мы соорудили небольшой шалашик, и, только легли, снова начался моросящий дождь.

Утром продрогшие продолжили путь. Решили пока не показываться на железке, а идти

параллельным курсом. Но к вечеру поняли, что снова заблудились. Кажется, мы пошли

совершенно в другую сторону и сильно отклонились от железной дороги, не был

слышен шум проходящих составов.

Шли два или три дня, голодные, мокрые, питаясь лесными травами. Брели, не разбирая

дорог, пока не наткнулись на забор одной дачи. Он был большой, двухметровый,

железобетонный, с колючей проволокой наверху. Заметили щель между стыками плит

и замерли: во дворе, всего