Когда цветет полынь - Марат Муллакаев. Страница 63

не стал спрашивать у нее о своей дальнейшей судьбе. Мне было все равно – отправят в

детский дом или в детский спецприемник. Пусть хоть расстреляют. Но она сама

повернулась ко мне.

– Против тебя и вовсе дело не возбуждали, – сказала она и вдруг улыбнулась.

В больнице мы пролежали около месяца. Затем, одев нас в новенькие рабочие

фуфайки, но оставив в рваных брюках, в сопровождении женщины – милиционера

отправили в ближайший к детскому дому приют.

Вернулись «домой» то ли в конце сентября, то ли в начале октября, в выходной

день. Воспитанники стояли в большом зале напротив фанерного щита и как молитву

хором читали «Моральный кодекс строителя коммунизма». Первым нас увидел

директор. Он стоял с ивовым прутком в руках и в такт монотонному гудению хора

стегал им тихонько по своим яловым сапогам.

– Ну что, вернулись, ублюдки? – угрожающе зашипел он, глядя на нас с опухшими

после ночной попойки глазами.

Дети со страхом повернули головы в нашу сторону. Видя, что мы стоим, улыбаясь,

без тени испуга, директор заорал фальцетом: «Марш, сукины дети, в свои комнаты!

Вы у меня еще пожалеете, что убежали! Это вам с рук не сойдет! Лишаю вас обеда и

ужина на три дня, поняли?»

Мы, не обращая внимания на его крик, подошли к ребятам и начали здороваться.

Это был настоящий вызов. Директор, взбесившись, схватил Даниса за отросшие за лето

волосы и начал хлестать ивняком. Но уже этим нас невозможно было напугать. Мы

пережили такое, что стали другими. Данис резко отбросил его в сторону, вырвал из его

руки прут и успел дважды пройтись им по его хребту. Директор издал

нечленораздельный крик и, схватив моего друга за грудки, начал бить его по лицу. Не

помня себя, с криком: «Фашист!», я прыгнул ему на спину. Он изогнулся, поймал

мою руку и с силой швырнул меня на щит. Я угодил в него лицом. Из сломанного

носа хлынула кровь, забрызгав «Моральный кодекс строителя коммунизма». От

удара щит сорвался с петель и с грохотом упал на пол, придавив мою руку. Не

чувствуя в ярости боли травмированной кисти, я отбросил фанеру и снова

ринулся на директора. Крепко обхватив за шею, вцепился зубами в его

омерзительное ухо. Взвыв от боли, он хотел скинуть меня, как в прошлый раз, но

не тут-то было: мои зубы, уцелевшие при избиении в лесу, словно бульдожьи клыки,

сомкнулись намертво. Рот залило кровью, но я не думал отпускать.

«Снимите с меня! Уберите его!», – задыхаясь, кричал директор истеричным

голосом, бегая по залу. Дети с каменными лицами отходили в сторону, как только

он приближался к ним. Я чувствовал, как этот человек напуган и растерян. Ведь до

этого он избивал детей сам и не думал, что кто-то из «ублюдков» посмеет дать ему

отпор. Наконец директор ослаб, рухнул на колени. В этот момент на крик прибежал

мастер по труду. Ударом кулака он сбросил меня на пол. И в ту же секунду упал

сам, получив от Даниса по голове массивной табуреткой, сделанной когда-то детьми

в столярной мастерской. Я погрузился в темноту…

71

Повесть

Очнулся в участковой больнице. Болел до конца октября. От приехавшей забрать

меня воспитательницы Козы узнал, что Даниса отправили в строительное училище в

Казахстан. Больше я его уже никогда не видел.

Пацаны потом рассказывали, что директор после драки дней десять не появлялся в

детском доме, ездил в район, увозил со склада бочками мед, варенье и овощи. Даже

зарезали самого большого хряка и годовалого бычка. А сколько гусей, полученных

детдомовцами из колхоза за прополку мака и сахарной свеклы, «улетело», не

сосчитать. Первое время ходил тише воды, ниже травы, без прутика. Потом, как

отмазался и сплавил Даниса, снова обнаглел, зверствует, жаловались ребята.

В день возвращения из больницы медсестра, старая пьянчужка, радостно сообщила,

что меня переводят в другой детский дом, а до отправки велено держать в

медпункте.

– Учителя школы написали коллективное письмо в райком партии и в министерство

насчет вас и нашего директора, – сообщила она шепотом, словно открывая большой

секрет. – Приезжала комиссия. Даже из райотдела милиции были, всех допросили.

Только вряд ли его снимут, у него же родственница какая-та крупная шишка в столице. И

гостинцев он не