Прощай, пасьянс - Копейко Вера Васильевна. Страница 38

Сестры переглянулись, заметив озадаченность на лице Анны. Но на помощь не спешили.

— Здоровы ли? — решилась задать вопрос Анна. — Мария? — Она помолчала, но ответа не услышала. — Лиза?

— Да-а! — снова хор голосов.

— Ну и хорошо. — Анна решила, что всему свое время.

— Так ты к нам надолго? — спросила одна.

— Мария, Лизавета… — Она растерянно смотрела на них. Из головы не шло наставление Анисима присмотреться к сестрам как следует.

Стоило Анне даже мысленно произнести его имя, как жаром начинало пылать все тело. Он ведь хочет, чтобы она присмотрелась. А она, подумать только, не может сказать ему то, что он просит.

Перемена в ее жизни, уже произошедшая благодаря встрече с этим мужчиной из прошлого, и все то, что могло случиться между ними весной, как он намекал, стоили того, чтобы слушаться каждого слова Анисима. И подчиняться ему.

Анна подняла на сестер чуть растерянные глаза, щеки ее покрылись румянцем. Она пожала плечами и призналась:

— Я, право, совсем с вами запуталась.

Сестры захохотали.

— Так и будешь теперь жить. Мы тебя не распутаем. А уедешь еще погулять, то вообще нас не узнаешь.

Они смотрели на Анну не отрываясь. Что-то в этой женщине стало другим. Это другое — а оно появилось в изломе бровей, немного капризном, во взгляде, который стал менее зависимым, чем привычный взгляд горничной, в полноте губ, словно набрякших от поцелуев, — настораживало, как все новое, но пока не имеющее определения. Оно же и влекло, как влечет всякая загадка любопытствующую натуру. Сестрам хотелось открыть — в чем истинная причина перемены в их давно знакомой Анне?

Анна, похоже, поняла их взгляд, она прочитала его, правда, не сразу, а словно разбирая по слогам написанное на бумаге. Теперь она сама пристально смотрела то на одну, то на другую сестру. Мария и Лиза не отводили глаз, не нарушали молчания, желая выдержать испытание и получить желанный ответ на вопрос — добились ли безупречного сходства, к которому стремились не первый месяц?

— Нет, не могу. Никаких сил нет, — пробормотала Анна, не давая себе отчета в том, что отвечает на вопрос Анисима, а не сестер.

— Вот как? — услышала она и непонимающе продолжала оглядывать сестер. — Ты о чем, Анна? Ты хочешь сказать, что у тебя нет никаких сил уехать от нас навсегда?

— Уехать от вас? Навсегда? — повторила Анна. — Да нет вроде… — Анна слегка растерялась. Она для чего явилась в дом Финогеновых? Взять кое-что из вещей потеплее, потому что лето кончается, первые заморозки уже пали на землю, но удивительное дело, вдруг вспомнила она, в саду у Марии цветы стоят живые и веселые, даже розы. Будто растут под особенным, не северным солнышком. Может, правду говорят, что от рыжих исходит особенный свет? Он-то и греет Мариины цветы? Может, и так. Вон у Анисима в бороде тоже есть рыжие волоски, а с ним так тепло… Но, подумала Анна, шубейку на беличьем меху не вредно вынуть из сундука и увезти с собой. — Нет, пока не навсегда, — вылетело у нее. Потом Анна спохватилась: — Если вы, конечно, меня снова отпустите. — Но что-то говорило ей — сестры отпустят ее, причем с радостью. Вон Натальи до сих пор нет. А они ее не вызывают к себе. Не тревожат. Наталья небось нашла себе… свое солнышко.

— Поня-ятно, — пропели сестры. — Кто-то на тебя глаз положил, верно?

Анна вспыхнула:

— Совсем заморочили мне голову… Ну ладно, скажу все как есть. — Анна вздохнула полной грудью, крепко стиснула концы шали и отвела их в стороны, словно искала опору покрепче для того, что собиралась сделать. А собиралась она выдумать на ходу то, что должно показаться сестрам правдой. — Я встретила одну знакомую… из Кукарки… Из того города, где я жила, а потом уехала. Да вы сами знаете. А она…

— Как у нее обстоят дела с усами? — тихим и очень серьезным голосом поинтересовалась одна сестра.

— И с бородой? — поддержала другая.

Анна похолодела. Знают. Откуда? Ведь никто не должен был увидеть ее с Анисимом.

— Да что вы! Какие усы? Никаких усов у нее нету…

— Значит, борода есть, верно? — настаивали сестры. — Что ж, тоже красиво. Очень мужественно.

— Хорошо. — Видя, что Анна вконец смутилась, одна из сестер решила не мучить больше бедную женщину. Тем более что она им совсем сейчас ни к чему.

— Мы разрешаем, — подхватила другая. — Мы можем тебя отпустить.

Обе заметили, с каким облегчением пальцы Анны выпустили концы шали, и эти концы припали к юбке, все еще слегка помятые.

— Хоть до самого приезда Федора Степановича, — подтвердила сестра.

— Вот как? А вы… Ведь скоро зима…

— Ну и что, что зима? У нас есть кому печи протопить. Есть кому приготовить нашу любимую ванну, — сказала одна сестра.

— В которой мы плаваем не хуже Федоровой бригантины, верно? — Сестры переглянулись. — Глафира кормит будто целую армию, готовую выступить с союзниками против Наполеона, — добавила другая.

— Так что мы прекрасно справимся. Тем более, нам кажется, тебе есть чем заняться и кем заняться, помимо нас. — Сестры умолкли. Анна тоже молчала. Потом они продолжили: — Твоей старой знакомой, усатой и бородатой землячкой. И есть где, верно? Мы за тебя рады. Бери все, что тебе нужно, и отправляйся.

Анна почувствовала небывалую легкость в теле, сбегая по лестничному пролету вниз, туда, где стоял ее сундук. Она рывком открыла деревянную крышку и принялась бросать на расстеленный на полу черный платок свои юбки и кофты. Следом полетели ночные рубашки и панталоны из тонкой ткани с кружевами, которые она шила сама, насмотревшись на привезенное сестрами белье из Парижа. Потом Анна почувствовала, как руки задрожали от волнения. «Чему радуешься? — спросила она себя. — Что скажешь Анисиму? Ни по одной из сестер ничего не видно».

Но Анисим хочет, чтобы она ему принесла ответ, который он ждет. Что Мария беременна. Ему для чего-то это нужно, иначе он не заговаривал бы о том так часто.

Анна оперлась о края сундука и застыла. Внезапно с особой ясностью ей открылось, что существует прямая связь между тем, что Анисим взял ее к себе, и его интересом к беременности Марии.

Так что же — Анна едва не задохнулось, — если у него пропадет интерес к Марии, то их любви — конец?

Она замерла. В голове звенела тишина. Потом Анна услышала свое тяжелое дыхание. Значит, если она скажет Анисиму, что нет никакого намека на беременность, то…

А если она скажет, что намек есть, тогда…

Тогда ей обеспечены многие месяцы радости, вот что.

«А потом?» — спросила себя Анна.

А потом — суп с котом, оборвала она себя и вдруг подняла голову. Ей показалось, кто-то смотрит на нее из угла. Она никогда не боялась ни чертей, ни привидений, поэтому бесстрашно взглянула туда, откуда мерещился взгляд.

— Господи, спаси и сохрани! — Рука сама метнулась, чтобы осенить крестным знамением. Два блестящих огонька мерцали в углу кладовой. Ноги подкосились, она села на край сундука. — Да это ты, Гуань-цзы. Чего тебе тут надо? — Лицо Анны расслабилось. — Вот напугала, чертова китайка.

Кошка метнулась из угла в приоткрытую дверь и исчезла.

Анна попыталась восстановить ход мыслей, нарушенный внезапным вмешательством кошки. Ну да, конечно, ухватилась она за одну, которая казалась ясной, но она до сих пор противилась ей, не желая признавать. Теперь, словно глаза Гуань пробили тьму мыслей, Анна сказала себе: у Анисима есть какой-то план, этот план не совсем чистый, он связан с Финогеновыми.

Она сидела на ребре сундука с откинутой крышкой, не чувствуя, как край врезается в бедро. Она сейчас вспоминала страстные ночи с мужчиной, тем самым, который был первым в ее жизни. Он не просто не забыл ее за столько лет, а снова воспылал к ней страстью. У нее есть надежда на счастье. Так может ли она сама разрушить надежды на такое счастье?

Какое-то тайное предчувствие говорило ей, что надо ловить минуты, отпущенные ей с Анисимом. Она давно поняла, что если душа сначала отдается тому, кто рядом, то потом сама цепляет его. Значит, она может зацепить Анисима навсегда.