Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 13

“Придется что-то менять” - говорила Герда сама себе, иначе она сгорит от гнева, хотя ни на кого конкретно, кроме Кайзера, она не обижалась. Там, в Копенгагене, она была самой свободной девушкой чуть ли не во всем мире, а теперь грязный немец просто разрушил ее жизнь! Изгнанница - вот кем она стала. Изгнанница в Калифорнию, где розовые кусты выросли до десяти футов в длину, а в ночное время в каньоне выли койоты. Она с трудом могла поверить, что стала одной из тех девушек, которые с нетерпением ждут нового дня, чтобы прибыла почта с пачкой конвертов, среди которых будет письмо от Эйнара.

Герда телеграфировала своему отцу, прося о разрешении на возвращение в Данию.

«Морские пути больше небезопасны» был его ответ. Она требовала, чтобы мать отпустила ее в Стэнфорд с Карлайлом, но мать ответила, что единственная подходящая школа для Герды - это Школа Семи Сестер на заснеженном Востоке.

      - Я чувствую себя раздавленной, - сказала Герда матери.

- Не драматизируй - ответила миссис Вэуд, занятая управлением пересева зимних газонов и маковых клумб.

Однажды Акико аккуратно постучала в дверь Герды и, опустив голову, принесла ей брошюру.

      - Прошу прощения, - сказала Акико, и выбежала, стуча сандалиями. В брошюре было сказано о следующем заседании Общества Искусств и Ремесла Пасадены. Герда подумала о любителях общества с их парижскими палитрами, и выбросила брошюру. Она повернулась к своему эскизу на холсте, но не смогла придумать, что нарисовать. Через неделю Акико снова постучала в дверь. Она вручила Герде вторую брошюру.

- Прошу прощения, - сказала Акико, прикрывая рукой рот, - но я думаю, вам это может понравиться.

После того, как Акико принесла Герде третью брошюру, Герда решила принять участие в собрании. Общество владело домом с верандой в предгорьях над Пасаденой. На прошлой неделе горный лев, желтый, как подсолнух, выскочил из сосновой чащи в конце дороги и вырвал ребенка у соседа. Члены общества не могли говорить ни о чем другом. Повестка дня была оставлена, и вместо нее велось обсуждение фрески, на которой изображалась эта сцена.

      - Она будет называться “ Убегающий лев” - сказал кто-то.

      - Почему бы не «Мозаика»? - предложил другой.

Общество состояло в основном из женщин, но было и несколько мужчин, многие из которых носили войлочные береты. Встреча свелась к согласованию коллективной картины, которая будет представлена городской библиотеке в первый день нового года.

***

Герда случайно поскользнулась в задней части комнаты.

- Вы в порядке? - спросил мужчина.

Это был Тедди Кросс, с его белым лбом и длинной шеей, наклоненной влево., предложивший покинуть встречу и посетить его студию керамики на Колорадо-стрит, где в печи целыми днями и ночами горел грецкий орех. Правая лодыжка Тедди Кросса была более развита от раскачивания педали колеса гончарного круга. Тедди Кросс, который захотел стать мужем Герды после светского бала на Рождество в долине Хант Клаб, и еще до конца первой мировой войны умер бы от пристального взгляда Герды.

Он был вторым человеком, которого Герда любила. Она любила Тедди за вазы со стройными шейками, которые он делал из белой глины и матового стекла. Она любила его тихое изменчивое лицо, и то, как он открывает рот, когда окунает керамику в ванну с глазурью. Он был родом из города Бейкерсфилд, сын клубничного фермера. У него появились морщинки вокруг глаз от того, что он часто щурился на солнце. Тедди хотел бы спросить Герду о Копенгагене, о связях с королем, но никогда не комментировал то, что она говорила ему. Его веки - единственное, что двигалось на его лице. Герда рассказала ему, что человек, который был в нее влюблен, был великолепным пейзажистом, но Тедди только смотрел. Он никогда не был на Востоке, и единственный раз, когда он побывал в одном из особняков вдоль апельсиновых рощ был когда его наняли для создания плитки для очага и спального крыла этажей.

Герде нравилась мысль о знакомстве с ним. Принимать его в беседке за теннисным кортом, где в Пасадене осенью проводились ужины и танцы; показать его девушкам из долины Хант Клаб, как если бы она не была одной из них или не жила в Европе. Если захочет, Герда будет подниматься вверх по дороге в мясном вагончике, или сделает своим сопровождающим керамиста.

Как и следовало ожидать, мать Герды отказалась принимать Тедди Кросса в их доме. Но это не помешало Герде посетить надоедливых Генриетту, Маргарет и Дотти Энн в путешествии вокруг Пасадены в тени их садов. Эти девушки, похоже, были не против того, что Тедди уделяет внимание Герде. На самом деле, они его игнорировали.

***

Его керамика пользовалась спросом. Герда заметила в Тедди определенный шарм, когда на балу обнаружила у него остатки глины под ногтями. Мать Герды, часто принимавшая в Калифорнии у себя гостей на ужин и танцы, брала руки Тедди всякий раз, когда они встречались в общественных местах, и тем самым ужасно раздражала Герду. Мать знала, что публично унижает Тедди Кросса, и в конечном итоге разногласия закончатся в Американском Еженедельнике.

      - Они смотрят на тебя, - сказала Герда на одной из вечеринок.

- Только некоторые из них, - ответил Тедди, казалось бы счастливо сидевший на плетеном диване у бассейна с Гердой. Он наблюдал, как в Сэнт-Анне ветер сдувал пальмовые листья на землю, а в окнах особняка горела вечеринка. Если бы он только знал! Герда была готова бороться. За что и за кого, она не знала, но была готова.

А потом, в один прекрасный день, прибыла почта - перевязанный шпагатом пакет, и Акико оставила синий конверт у двери Герды. Герда долго смотрела на него, взвешивая на ладони. Ей с трудом верилось, что Эйнар написал ей, и ее воображение начинало представлять, что он мог бы ей сказать.

“Кажется война почти закончилась, и мы должны быть снова вместе к Рождеству.”

Или:

“Я ожидаю тебя в Калифорнии на следующем перекрестке.”

Или даже:

“Твои письма значат для меня больше, чем я могу тебе сказать.”

«Это невозможно», сказала себе Герда, положив конверт на колени. Но он мог изменить свое мнение… Все может быть.

И тогда Герда разорвала плотный конверт. Письмо начиналось так: “Дорогая Мисс Вэуд”…

Далее он написал только:

“Учитывая ход событий, ожидаю что мы никогда не встретимся вновь, что, вероятно, к лучшему.”

Герда сложила письмо и сунула