Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 10

Глава 3

      Отец Эйнара был неудавшимся зерновым фермером, высланным представителями общества Культивирования на пустошь, поросшую вереском. В первую ночь, навсегда покинув дом своей матери в Блютус, он поехал в Скаген на окраине Дании, чтобы забрать свою невесту из магазина, в котором шили рыболовные сети. Он ночевал в бухте-гостинице, крыша которой была сделана из морских водорослей, и проснулся на рассвете, чтобы вступить в брак. В ту последнюю ночь, вдали от крепости Харольда Синезубого, он вернулся в Скаген с телом своей жены и маленьким Эйнаром, завернутым в плед. Почва вокруг Скагена была слишком твердой и промерзшей для рытья могил, и мать Эйнара обернули в рыболовную сеть, очищенную от жабр, и опустили в ледяное море. За неделю до этого серая волна смыла в Каттегате бухту-гостиницу с крышей из водорослей, и на этот раз отец Эйнара спал в магазине, среди ржавых рыболовных крючков, шнурков, и слабого запаха примулы, - такого знакомого запаха матери Эйнара.

      Его отец был высоким, щуплым и тонкокостным. Он работал на мебельной фабрике, делая фурнитуру. Когда Эйнар был маленьким, его отец был прикован к постели. Доктор приходил редко. В течении дня Эйнар заглядывал в комнату отца, пока он спал. Он обнаруживал пену, собиравшуюся на губах отца, которая пузырилась от его дыхания. Эйнар подходил к нему на цыпочках, протягивая руку, чтобы коснуться золотистых локонов отца. Эйнар всегда хотел, чтобы его волосы тоже были настолько густые, чтобы серебряный гребень мог застрять в них, словно мишура на елке. Но еще более прекрасным, чем волосы, была болезнь отца - таинственный недуг, из-за которого кровь отступила от лица, что заставило его яйцевидные глаза сделаться в молочными и мягкими, а пальцы - желтыми и хрупкими. Эйнар заметил, что его отец - красивый мужчина, который словно бы потерял оболочку тела. Человек, отпускающий тело, которое больше ему не нужно.

Иногда Эйнар забирался в кровать из бука и спал, накрывшись с головой одеялом. Его бабушка залатала одеяло, вшивая в дыры гранулы мяты, и теперь постель пахла свежестью. Эйнар спал, с головой укрывшись одеялом, и маленький Эдвард II, свернувшись между ним и отцом калачиком, тряс хвостом по постельному белью. Собака стонала, вздыхала, а затем чихала, а после Эйнар проделывал то же самое. Он знал, что отец любил Эдварда, и хотел, чтобы отец так же любил его. Эйнар лежал в кровати, чувствуя себя слабым. Он ощущал тепло от костей отца, а его ребра были видны через сорочку. Зеленые вены на горле слабо пульсировали. Эйнар брал отца за руку и держал ее, пока бабушка, маленькая и хрупкая женщина, не подходила к двери и не прогоняла его прочь.

- Ты только делаешь ему хуже, - говорила она.

Она была слишком занята на полях, чтобы проявлять сочувствие к Эйнару. И, несмотря на восхищение, отец также злил Эйнара. Он проклинал его, когда рыл в болоте могилу, прорезая лопатой торф.

На столе, рядом с постелью больного отца, стоял овальный дагеротип матери Эйнара. Её волосы были собраны в венок вокруг головы, а глаза были серебристыми. Всякий раз, когда Эйнар брал портрет, отец отводил его в сторону и говорил:

- Ты тревожишь её.

Напротив кровати стоял платяной шкаф, где одежда его матери висела точно так, как она оставила ее после рождения Эйнара. Ящик войлочных юбок с галькой, вшитой в подол, чтобы удерживаться против ветра. В выдвижных ящиках было шерстяное белье, серое, как небо. На вешалках висело несколько габардиновых платьев с рукавами, и ее свадебное платье. Теперь оно уже было желтое, упакованное в ткани, которые рассыпались при одном прикосновении. Был еще мешок со шнурком, в котором лежали янтарные бусы, брошь с черной камеей и маленький набор драгоценных вилок.

Время от времени, в порыве здоровья, отец Эйнара хотел уехать из дома на ферме. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил Эйнара (тогда ему было семь лет) с жёлтым шарфом на голове, напоминающим длинные волосы, и янтарными бусами матери, которые он обернул вокруг шеи. Лицо отца покраснело, глаза, казалось, утонули в черепе. Эйнар чувствовал его гневное дыхание.

- Ты не можешь носить это, - сказал отец, - маленькие мальчики не могут носить женские вещи.

      - А почему нет? - немного помолчав, спросил Эйнар.

Блютус был назван в честь одного из первых королей Дании. Никто не знал, когда он был основан и откуда пришел народ, хотя ходили мифы о поселенцах из Гренландии, которые отказались от каменистой земли, спустив своих овец пастись здесь. Тут было немногим больше места, чем в деревне, окруженной болотами. Всё в Крепости Синезубого всегда было мокрым: ноги, собаки, и иногда весной ковры и стены залов. Существовала планка тротуара, пересекающая губчатую землю и ведущая к главной дороге, а затем и зерновым полям за ее пределами. Каждый год, в мае, когда таял снег, тротуар тонул, и жившие в крепости мужчины сооружали дорожки из искривленных досок в желтоватой куче твердой земли.

      У Эйнара был друг - мальчик по имени Ханс, живший в кирпичной вилле на краю деревни. У него был первый в городе телефон. Однажды, прежде чем стать лучшими друзьями, Ханс зарядил Эйнару в ухо, чтобы тот взял трубку. После этого Эйнар слышал только полную тишину.

- Если бы кто-то позвонил, ты знаешь, я бы сообщил тебе, - сказал Ханс, положив руку Эйнару на плечо и осторожно покачиваясь.

      Отец Ханса был бароном. Его мать, чьи седые волосы были туго закручены, говорила с ним только по-французски. У Ханса были веснушки на нижней половине лица, и так же, как и Эйнар, он был меньше, чем большинство других мальчиков их возраста. Но, в отличие от Эйнара, голос Ханса был быстрым и раздражительным. Он разговаривал с равным энтузиазмом и доверием со своим лучшим другом, своей гувернанткой и красноносым дьяконом. Он был одним из тех мальчиков, которые засыпали ночью уставшими, но счастливыми, мгновенно становясь тише, чем болото. Эйнар знал это, потому что всякий раз, когда он ночевал на вилле, то лежал без сна до рассвета, так как был слишком возбужден, чтобы закрыть глаза.

      Ханс был на два года старше Эйнара, но это не имело никакого значения. В четырнадцать лет Ханс был мал