Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 5

занятиям верховой ездой у Герды с детства была хорошая осанка. Она позволяла расти волоскам на своей спине, что выглядело провокационно в Копенгагене, где на улицах всё ещё стояли мерцающие газовые фонари. Датчане прощали ей это, так как она происходила из Калифорнии. Они не знали никого из этих краев, но представляли себе, что там обитают люди, которые, как и Герда, живут в открытых домах в тени финиковых деревьев, а золотые камни пробиваются сквозь почву в саду.

Однажды Герда сбрила себе брови, и больше уже никогда не давала им отрасти, видя в этом куда больше практичности, чем все остальные. Каждое утро она рисовала себе брови восковым карандашом, который покупала на третьем этаже магазина Дю-Нор, в котором женщины тайно делали покупки для поддержания красоты. У Герды была привычка теребить поры на носу, отчего на коже оставались шрамы, и это очень ее беспокоило. Она считала себя самой невероятной и красивой, но это, скорее всего, было не так, ведь Грета Янсен была не менее красива. К тому же, она была любовницей мэра, лихо входящей из магазина в вестибюль отеля “Англетер” в халате с блестками даже посреди дня.

В любом случае, Герда не думала о браке. Когда молодой датчанин, пан американского происхождения, или сын американского стального магната предлагали ей турне по Европе на год, звали ее на бал или предлагали сплавиться по каналу Кристиансхавн, ее первой мыслью было: “Вам меня не удержать”.

Все, чего она хотела - это чтобы все оставалось так, как есть: вечно молодая женщина, которая имеет возможность рисовать при свете дня, и чье общество состоит из восьми человек, которые в полночь встречаются в “Себастьяне”, ее любимом публичном доме, быстро опрокинув два бокала “Питер Хееринг” со вкусом вишни до того, как в час ночи появится полиция, чтобы закрыть дом. Герда знала, что мечтать о таком не только глупо, но и невозможно. Потому что ей, мисс Герде Вэуд, никогда не будет позволено жить так, как она хочет.

Когда Герда была маленькой, у нее была привычка снова и снова писать в записной книжке свое имя “Герда, Герда, Герда”, осознанно убрав оттуда фамилию “Вэуд”, словно бы для того, чтобы узнать, как будет звучать ее имя так, как никто ее не называл. Она не желала, чтобы кто-нибудь знал, кем являлась ее семья. Даже став подростком она не хотела иметь ничего общего с ними. Она презирала всех, кто чрезмерно полагался на прошлую жизнь. Какой в этом смысл?

Она приехала в Данию маленькой девочкой, когда ее отец, длиннорукий человек с густой бородой, занял свой пост в посольстве.

- Почему ты хочешь это сделать? - спросила Герда, когда он впервые сообщил ей новость о переезде.

      - Герда, - ответила мать, - ты должна сего слушаться. Он твой отец.

Герда и забыла, что его мать, ее родная бабушка Герда, в честь которой её назвали, была датчанкой со светлыми волосами древесного цвета бука. Воспитанная в Борнхольме, была известна кроваво-красным маком, который носила за ухом. К тому же, она являлась первой девочкой в семье, которая покинула Балтийские острова, направляясь не в Копенгаген, как большинство молодых любознательных людей, намеренных оставить свою семью позади, а в Южную Калифорнию. Как говорили в те времена, это было равносильно иммиграции на Луну. Несколько лет тяжелых работ на ранчо привели Герду Карслен к знакомству с Апсли Вэудом, и достаточно скоро высокая девушка из Борнхольма, носившая маки в волосах, перебралась в Калифорнию.

Когда отец Герды сказал, что привезет их обратно в Данию, никто не воспринял его слова всерьёз. Даже Герда была вынуждена признать, что нельзя было возвращаться. Но это был способ отца восстановить свои отношения с матерью, голубоглазой Гердой Карлсен Вэуд, которая умерла в день, когда ее сын, Апсли-младший, простой молодой человек, приехал к ней в Пасадену в Аррно Секо, чтобы сделать фотографию, а по приезду с ужасом наблюдал, как почва у дома осыпалась, выбросив его мать в ущелье, на смертельные узловатые ветви.

В Королевской академии осенью 1914 года Герда предположила, что большинство людей спорили только о двух вещах: о войне, и о ней, Герде. Она всегда отличалась от остальных. Независимо от того, где она проходила, шлейф ее белокурых волос всегда следовал за ней. Особенно в Южной Калифорнии. Как-то в прошлом году она вернулась в Пасадену на лето, чтобы заниматься теннисом и конным спортом. В один прекрасный день парень, который водил фургон мясника, поймал ее взгляд. Его волосы были черными и кудрявыми, а его горячие руки потянули ее на деревянное сиденье фургона, и они вместе спустились на бульвар Уилшир и обратно. Она наблюдала, как он управляет железными щипцами, как он выгружает ребра ягненка, которые после будут жариться в домах Хэнкок Парк. По пути домой этот парень попытался ее поцеловать, что очень разочаровало Герду. В конце поездки он сказал “пока”, а Герда, пожав плечами, пошла в свою комнату. На следующее утро ее мать, женщина с тонкими губами, спросила:

- Герда, дорогая, пожалуйста, объясни это?

Мать развернула Американский еженедельник, заголовок которого гласил: “Планирует ли юная мисс Герда Вэуд карьеру на бойне?”

В течении нескольких недель после этого происшествия за их домом велась самая настоящая слежка репортеров. Каждое утро, обозначив свое появление свистком сквозь пальцы, разносчик газет заставлял всю семью замереть. Эту историю никогда никому не рассказывали, но в конце концов, сплетни все равно просачивались. В течении двух недель телефон в залене прекращал звонки. Отец Герды больше не мог покупать ланч в центре Калифорнии, а ее мать испытывала дьявольскую злость ко второму поставщику мяса. Вскоре родители отправили Герду обратно в Копенгаген, во время августовских рассветов, таких ярких, словно взрывы фейерверков над Тиволи.

В сентябре этого года, когда войну можно было услышать в грозовых тучах, Герда поступила в Королевскую академию.

      В первый день занятий Эйнар удивил Герду, стоя перед пыльной после предыдущего урока доской, и спросил ее:

- А, мисс? Как вас зовут?

Когда Герда ответила на вопрос, Эйнар, или, как она его тогда называла, профессор Вегенер, отметил что-то в журнале и продолжил. Его глаза, - карие и большие, как у куклы, - посмотрели на нее, а затем отвели взгляд. Судя по его пугливости, Герда решила, что он никогда в своей жизни не