Повесть о таежном следопыте - Малышев Алексей Александрович. Страница 32
Спиридонов дорогой рассказывал, что он не раз уже встречал здесь следы трех молодых тигров, которые всегда держатся вместе. Наблюдатель предполагал, что это те самые тигры, из партии которых он прошлой зимой застрелил одного зверя.
Вскоре им встретился след тигра. Правда, это был одиночный, но, судя по отпечаткам лап, очень крупный зверь. Он недавно прошел по льду Кемы, а потом круто повернул на берег.
Капланов, оставив с лошадьми своего спутника, решил посмотреть, куда делся тигр. Ему удалось установить, что зверь несколько минут назад лежал в чаще, наблюдая за едущими по льду реки санями, но с приближением человека прыжками ушел в тайгу и, как после выяснилось, следовал за ними по берегу под прикрытием деревьев, не отставая.
Капланов снова один поселился в таежной избушке. Как-то в сумерках он пилил дрова. Оказывается, в это время к избушке подходил тигр. Он постоял здесь, послушал, потом чащей прокрался еще ближе и продолжительное время таился за деревом, рассматривая работавшего человека.
Наутро, изучая след зверя, Капланов понял, что это был Могучий или Великий Владыка, который снова ушел куда-то в тайгу.
Он наблюдал за тиграми, а тигры наблюдали за ним. Но звери не сделали ни одной попытки напасть на человека, несмотря на его настойчивое стремление приблизиться к ним, чтобы проникнуть в тайны их скрытной жизни.
Если бы Капланову сказали, что, работая в тайге все эти годы, он ежедневно, ежечасно проявлял исключительную смелость и мужество, он бы просто рассмеялся. Он был уверен, что так поступил бы каждый исследователь.
Из Ясной Поляны Капланов этой же зимой перебрался в избушку на Шаньдуйских озерах. Там он закончил, наконец, свои работы по биологии лося, изюбра и тигра. У него накопился огромный фактический материал: он провел наблюдения в тайге более чем над полтысячью лосей и изюбров. Теперь обработка этих данных была завершена, и он писал книгу.
Ему хотелось в ней рассказать не только о биологии изученных им зверей, но и показать, какие огромные природные богатства таятся в этом крае, и что надо сделать, чтобы их было еще больше.
Несмотря на хищнические способы промысла, на истребление животных браконьерами, на массовые лесные пожары, природа здесь все еще оставалась изобильной и великолепной.
«Природа Сихотэ-Алиня, — писал он в своей работе, — сохранила до нашего времени богатую фауну крупных млекопитающих с разнообразием видов и таким исключительным обилием особей, как, вероятно, нигде в Советском Союзе».
При разумном подходе к их использованию природные богатства здесь возрастали бы с каждым годом.
«Поголовье изюбров, — прикидывал Капланов, — может быть увеличено только в одном заповеднике не меньше, чем в четыре раза. Отсюда изюбр будет перекочевывать в другие районы, где на него откроют планомерный промысел. Прирост диких копытных в крае будет серьезным резервом питания для его населения».
Особое внимание Капланов уделял биологии тигра и мерам по его охране. Последние исследования на Кеме позволили ему обобщить результаты наблюдений над этим зверем. Разбросанные на огромной территории Дальнего Востока тигры еще сохранились в небольшом числе благодаря их способности совершать громадные переходы. Это спасло их от полного истребления. С организацией заповедника под охраной человека тигры начали оседать, занимая новые районы и став их постоянными обитателями. Впервые за последнюю четверть века они заселили восточные склоны Сихотэ-Алиня. Капланов убедился, что вред, приносимый тиграми при нападении на крупную дичь, ничтожен, а для людей они опасности не представляют.
«Мы не должны допустить, — писал он, — чтобы этот зверь вошел в список только что исчезнувших с лица земли крупных млекопитающих и дополнил длинный ряд уничтоженных человеком животных. Уничтожив уссурийского тигра, мы ни за какие деньги восстановить его не сможем».
Капланов намеревался написать о тиграх еще книгу для детей. Пока на нее времени не было, но эту свою мечту он хотел осуществить в самом ближайшем будущем.
Через три недели он собирался ехать в Москву, в отпуск.
В письме к профессору Формозову Капланов писал:
«…Работа идет хорошо и дружно, так что даже жалко уезжать, хотя я не был в Москве два года. Пространства и Москвы я боюсь — одичал вконец. Еду в отпуск и постараюсь выхлопотать командировку для повышения квалификации — прочту хоть полсотни книг! Главное управление хочет меня перевести в Судзухэ, но я предпочитаю кости свои сложить в нашем заповеднике…»
Снежная буря уплотнила и отшлифовала наст — идти на лыжах было легко. Капланов прощальным взглядом окинул застывшую в зимнем наряде тайгу, покрытые льдом озера, круглые вершины сопок, где еще вьюжила метель, и ему стало грустно — здесь осталась часть его жизни.
Ему вспоминалось прощание Пржевальского с этим краем, которое он знал наизусть и которое часто любил цитировать Арсеньев:
«Прощай, Ханка! Прощай, весь Уссурийский край! Быть может, мне не видеть уже более твоих бесконечных лесов, величественных вод и твоей богатой девственной природы, но с твоим именем для меня навсегда будут соединены отрадные воспоминания о счастливых днях свободной страннической жизни…»
Сопки, как вечные побратимы, стояли плечом к плечу, и их боевые шеренги были неисчислимы. Теперь, после пяти лет работы в тайге, они уже не казались Капланову загадочными. Нет, он знал их так же, как и ту многообразную жизнь, которая шла в этом крае, и те сокровища, которые горы-побратимы защищали.
Но почему он иногда думал, что работает здесь один? Ведь если бы не поддержка друзей — они сейчас трудятся в тайге, — разве мог бы он успешно закончить свои исследования? Каждый из них знал, чем занимается другой, хотя они и были подолгу оторваны друг от друга. Они всегда советовались друг с другом, спорили, вместе обсуждали результаты своих работ. Да, в тайге они жили поодиночке, а работали все-таки дружно. И как не хотелось ему теперь уезжать отсюда без них!
Салмин и Шамыкин тоже подводили итоги своей работы. Биология многих ценных охотничье-промысловых зверей среднего Сихотэ-Алиня, благодаря им и Капланову, перестала быть «белым пятном». Выяснились и многие важные звенья той цепи, которая определяет взаимосвязь процессов в природе края.
Свою долю труда в общее дело внес и Костя Грунин. Без его сведений о насекомых трудно было бы познать природный комплекс заповедника.
Но чем бы ни занимались научные работники — от насекомых до тигра, — у них была одна цель — проникнуть в глубины тайн природы, постичь ее законы, чтобы ею управлять.
Их было мало, всего лишь горсточка людей. Но они одни из первых шли по тропам Арсеньева, чтобы раскрыть для народа богатства этого края. И никто, пожалуй, не задумывался, ценой каких огромных усилий и непрерывных лишений были Ими получены новые для науки наблюдения и выводы.
Впрочем, не приходило это в голову и самим научным работникам. Они были молоды, сильны, здоровы, и все невзгоды и тяготы таежной жизни принимали как должное, не жалуясь, не сетуя на трудности работы.
И теперь, перед отъездом из заповедника, Капланову даже казалось, что никаких трудностей здесь и не было. Жизнь представлялась как что-то большое, радостное и бесконечное…
Глава двенадцатая
В МОСКВЕ
Дальний Восток остался позади.
В марте Капланов был в Москве. Едва он появился, как ему предложили сделать доклад о тиграх и мерах по их восстановлению на Дальнем Востоке.
Он знал, что это необходимо, что это может помочь сдвинуть дело с мертвой точки. Однако страшно трусил. Обычно из-за своей неисправимой застенчивости он в обществе предпочитал помалкивать. А тут надо было выступить на столь высоком собрании, как Московское общество испытателей природы. Ведь на нем должен был присутствовать цвет столичной биологической науки. Капланову казалось, что он просто-напросто ничего не сможет толком объяснить, и шел туда с большим волнением.