Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ) - Шиннок Сарина. Страница 23

— Горец? — переспросила Кира. — Забавно.

— Мне бы еще покурить, — проговорил Кэно.

Горец принес бутылку виски, бокалы, сигары и пепельницу. Кира допила пиво и небрежно поставила кружку. Ее начинала угнетать обстановка этого места.

— А что означает наш герб? — поинтересовалась она, пытаясь отвлечься.

— Что?! — в голове Кэно снова вскипела ярость, но он вовремя отдал себе отчет: — … А-ах, да! Детка, извини, запамятовал, что не рассказывал тебе о нашей символике.

Кира положила одну руку на его плечо, второй рукой взяла его за ремень брюк. Она придвинулась к нему ближе, готовясь долго слушать его низкий, грубый, но завораживающий голос.

— Так вот. Дракон — конечно, намек на то, что мы отделились от «Красных драконов», но это также символ свободы выбора и силы духа. Кинжал — символ экстремизма, намек на то, что цель оправдывает средства.

— А почему кинжал имеет форму креста?

— Это — крест на могиле. На могиле тех, кто отдал жизнь за нашу идею. Кстати, черные флаги анархистов и черный цвет на нашей символике — не только знак отрицания власти. Чёрный цвет ассоциируется с анархизмом с 1880 года. Название многих анархистских групп содержит слово «черный», «Черный дракон» — не исключение, детка. Однородный черный цвет флага, конечно, символизирует отрицание всех проявлений власти. К тому же, белое знамя традиционно является знаком сдачи на милость победителя и, таким образом, чёрный флаг означает противоположность капитуляции. Но, кроме того — черный цвет нашего знамени символизирует скорбь по погибшим в результате борьбы за правое дело. Это цвет траура по тем, кто сражался и умирал в бою за идеалы анархистов.

— А красный цвет?

Лицо Кэно стало мрачным и угрюмым.

— Красный цвет — цвет интеллекта. Ведь мы, пусть и экстремисты, но за разумную свободу. Красный — цвет энергии, силы, агрессии, адресованной нынешнему строю и нынешней проклятой власти. Но также красный — это кровь, которая была пролита и которую еще придется пролить за все, во что мы верим, — Кэно встал из-за стола и поднял бокал со словами: — За свободу! За анархию! За «Черных драконов»!

— Кэно пьет! — торжествующе закричал во все горло Джарек. — Ура-а-а!

— Vivat anarchia! — взревел на весь бар Кэно. Послышался звон кружек и бокалов, тонущий во тьме выкриков сотен анархистов:

— За Кэно! Vivat anarchia! Ура-а-а!

— Можно мне сигару? — спросила Кира, допив коньяк.

— Советую бросить курить, детка, — глядя ей в глаза, ответил главарь.

— Но ты-то не бросаешь. И говоришь, что никто не вправе тебе что-то указывать, заставлять тебя.

— Я не заставляю, я просто дал совет, — уточнил Кэно, протягивая ей сигару. — Мне не хочется, чтобы ты сокращала свою жизнь. Впрочем, твоя воля.

— Так печешься обо мне — хоть бы раз свою жизнь пожалел!

— Что толку? Все равно меня убьют.

— Да ладно тебе! Ты сам профессиональный убийца.

— Убьют, Кира, убьют. Я это точно знаю, детка. Всех нас найдут, рано или поздно. Твой портрет не висит на доске объявлений с надписью: «Especially dangerous criminal. Wanted. Dead or alive». Вот и живи себе спокойно, наслаждайся жизнью.

— Кира-Кира! — посмеиваясь, промолвил Джарек. — Рыжая ты дура! Понадобился же тебе этот отвратительный кретин!

— Что ты тявкнул?! — крикнул Кэно, ударив кулаком по столу. — Сейчас зубы будешь по полу собирать, урод!

Джарек засмеялся:

— Кира, да посмотри на него: ни чести, ни манер…

— Какая же ты все таки сволочь! — проговорил Кэно с улыбкой и посмотрел на Киру. — Видишь, детка, мой лучший друг — последняя сволочь. Ну Джарек и сукин сын! И пусть он потом не обижается, когда я его зарежу!

Кэно достал нож и красиво раскрутил его в руке. Лезвие играло в приглушенном свете, будто крылья ночного мотылька. Джарек всматривался в танец сверкающего клинка с замиранием сердца. Он был доволен, что главаря так завела его глупая шутка. Кэно всадил нож в стол и положил руку на плечо Киры.

— За во-он тем столиком девчонка — вполне себе ничего, — указал Джарек на одинокую девушку за столом у стены. — Пойду знакомиться.

— Катись уже, плешивый Казанова! — бросила Кира с презрением. — Вот уже бабник…

— Я не бабник, я просто люблю женщин, — плутовски ухмыляясь, ответил Джарек и подмигнул Кире.

— Да конечно! — не верила ему Кира. — Если попросить тебя сказать первое слово, которое пришло тебе на ум, ты скажешь: «Сиськи»! Так?

Джарек похотливо клацнул зубами:

— Красавица, здесь ты права.

Джарек пошел к девушке за столом. Кира и Кэно не спускали с него глаз. Анархист присел за столик, что-то сказал девушки, попытался обнять ее, но получил пощечину такой силы, что едва не упал со стула.

— В половине случаев его похождения заканчиваются именно так… — заключил Кэно.

— А во второй половине? — с улыбкой поинтересовалась Кира.

— Секс, на утро она ему: «Ты был великолепен!», а этот придурок отвечает вопросом: «Кто ты?» Естественно, снова получает по харе и идет искать себе новую любовь на одну ночь. Я сам был таким. Бурная молодость.

— Я, кстати, перечитывала на днях статейку твою, — стряхивая пепел с сигары, заговорила девушка. — Как-то странно она у тебя написана… Вроде так по-научному начал, теорию свою расписывал, потом в это описание матерщина стала проскальзывать, а потом вообще — слов нет, одни маты… извиняюсь, одни эмоции. Пишешь о том, как ты товарищей боевых терял, проклинаешь весь мир, о теории своей анархической забыл уже… Почему так?

— Понимаешь, детка, я ее одним махом накатал. Я просто писал все, что приходило в голову. Лезут в башку воспоминания — и их на бумагу, маты — так и пишу маты. А потом перечитал, думаю: «Может матерщину да отсебятину убрать?» А потом решил: «Хрен с ней — пусть будет!». А что? Пусть знают, каков я на самом деле, не моя работа — слова красивые в нужном порядке выставлять. Вот пусть знают, что в башке у меня, что в душе моей творится. Пусть узнают, сколько ребят за эту свободу погибло! Это мои друзья… Вот пусть читают и понимают, что я чувствую. Свобода слова, все-таки…

— Мир, выходит, в твоих глазах — черно-белый. Все делится на правильное и неправильное. По одну сторону «Черные драконы» — союзники, а по другую — весь остальной мир — враги. Почему так?

Кэно сурово, но горестно взглянул на нее:

— Второй раз спрашиваешь: «Почему так?»… Детка. А что, у тебя иначе?

— Скажи, Кэно, — вдруг спросила она, обнимая его и поглаживая низ его живота, — а вот что для тебя свобода?

— Что свобода? — тоскливо проговорил главарь. — Она для каждого своя. Вот твоя свобода в том, чтобы никто не ущемлял твои права лишь потому, что ты девушка. Отсутствие дискриминации — в этом твоя свобода. Или Джарек. В чем его свобода? «Сегодня я с одной, а завтра — уже с другой», — свобода? Да, для него это и есть свобода…

— Нет-нет, Кэно, — поправила его Кира. — Для тебя? Лично для тебя? Что для тебя свобода?

Кэно взял Киру за руку и убрал ее ладонь со своего живота:

— Ты меня напрягаешь, детка. Дай сосредоточиться, — он закурил еще одну сигару: — Для меня? Знаешь, я думаю о том, что такое свобода, ровно столько, сколько я в этом клане. В этом вопросе правы абсолютно все: и ты, и Джарек, и каждый, кто отвечает. Если подвести черту и дать точное определение, то я бы сказал, что свобода — это когда тебя принимают таким, какой ты есть. Пусть у тебя тысяча недостатков, но ты таков и никто не имеет право переделывать тебя. Это ты. И когда тебя принимают таким, какой ты есть — это свобода.

— И все? Такая простая истина? К этому сводится вся твоя анархическая философия?

— Тебе не нравится?

— Нет, я в восторге. Только удивительно, что все оказалось так просто…

— Да, просто. Очень просто. Только попробуй заставить мир вразумить эту элементарную истину?! Проклятье! Я бы не был так озлоблен на весь свет, если бы не понимал, как это сложно, черт его подери! Жизнь показала, что вбить людям в голову куда более заумные принципы гораздо проще. Проще заставить их подчиняться, чем научить их ценить собственное мнение и бороться за него! Суки! Многие сами бегут от своего «я» — так им навязали дешевые стереотипы. Конечно, управлять безликой толпой, серой однородной массой гораздо удобнее! Черт бы побрал весь этот свет! Да только кто вообще первый решил, что нужно управлять?! Что меньшинство должно подчиняться большинству?! Кому понадобилась эта галиматья?! Какому сучьему сыну?! Никто не знает, кто придумал власть, да только никто уже не помнит, что все может быть иначе! А может! Ведь когда-то было… — Кэно привел дыхание в норму после вспышки ярости и попытался взять контроль над собой. — Ты права, детка. Мы воюем за такую простую, элементарную истину. Мы не первые в этом деле и не последние. Но сколько народу погибло за нее? Статистики нет, не выгодно считать! А только борются против войны, против терроризма… Мрази! И неужели никому не дано понять, что гораздо проще было бы один-единственный раз услышать нас?