Вдали от тебя (ЛП) - Шарп Тесс. Страница 35

ДВА ГОДА НАЗАД (ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ)

Я проделываю в почве неглубокие бороздки.

— Не подашь мне лоток? — Я указываю на рассаду, которую несколько недель держала под лампой, пока она не проросла достаточно, чтобы высадить ее в землю. Я очень ею гордилась — эту первая рассада, выращенная под люминисцентной лампой, которую папа подарил мне на день рождения.

Мина откладывает в сторону книгу и встает с плетеного стула, чтобы придвинуть лоток поближе ко мне. Она осторожно балансирует на деревянной оградке клумбы, с подозрением глядя на почву.

— Еще раз, что это будет?

— Томаты.

— Слишком много заморочек для помидорок, — заявляет Мина. — Не могла просто купить растения в магазине? Или сажать их в те прикольные штуки, которые вверх ногами висят?

— Это другие. Они фиолетовые.

— Да ладно?

— Да, я специально заказывала семена.

Мина широко улыбается.

— Могла бы просто посадить мне цветы.

Я аккуратно опускаю росток в лунку.

— И какое в этом веселье?

— Теперь будем делать фиолетовый соус для пасты, — предлагает она.

— Если только готовить будешь ты.

— Ой, да ладно тебе... помнишь тот овощной суп, который ты пыталась приготовить? Единственный косяк — слишком маленький огонь. Но у тебя уже лучше выходит.

— Думаю, я лучше буду заниматься тем, что у меня и так получается. — Я рою третью ямку, беру росток из лотка и помещаю хрупкие корешки в их новый дом.

— Но разве ты не рада, что я нашла тебе хобби? — усмехается Мина. — Когда станешь всемирно известным ботаником, буду везде хвастаться, что я за это ответственна.

— Скорее из нас двоих всемирно известной станешь ты, — отвечаю я со смешком.

— Ну, это само собой разумеется, — заявляет Мина. — Не волнуйся, я поблагодарю тебя в речи, когда получу Пулитцера.

— Какая честь.

Мина возвращается к стулу и книге, а я возвращаюсь к томатам. Она обмахивается передом своего топа.

— Ну и жара, — жалуется она.

Здоровой коленкой я упираюсь в землю и проделываю новые рядочки, три вдоль, четыре поперек.

— До двадцати градусов поднялось, — наконец отвечаю. — Ты в норме?

Мина пожимает плечами, ее взгляд прикован к странице. Солнце припекает мне спину, и я задумываюсь, не слишком ли долго уже работаю.

В какой-то момент мне кажется, это весь ответ, что я от нее дождусь. Но тут она смотрит на меня.

— Завтра весь день с мамой и Тревом. Она хочет с утра навестить папину могилу.

— Вы... вы часто туда ходите? — интересуюсь я. Мне внезапно становится любопытно, а она, кажется, на этот раз всерьез готова поговорить об этом. Я знаю, что мистер Бишоп похоронен в Харпер Блафф, он здесь вырос и это главная причина, по которой они переехали сюда после его смерти. А знаю это все я лишь потому, что когда мы с Миной первый раз напились, она, уткнувшись мне в плечо, нечленораздельно пробормотала эту историю и после плакала, а на следующее утро не помнила ничего.

— Иногда, — говорит она. — Мне нравится прийти и поговорить с ним. Кажется, что он рядом. Не знаю, словно там ему легче за мной наблюдать.

— Наблюдать с небес? — спрашиваю я, и, как бы я ни противилась, в моем голосе слышен скептицизм.

Нахмурившись, Мина выпрямляет спину.

— Конечно с небес, — отвечает она. — Что... ты не веришь в такое?

Смутившись ее испытующего взгляда, я отвожу глаза. Мы никогда не говорили о религии. Я всегда избегала эту тему. Мина не набожна, в отличие от своей матери, но она из тех, кого называют верующими. Ходит на мессу, когда ее просит мама, и носит маленький золотой крестик, подаренный отцом.

А я — это я. Утратила веру после аварии, хотя не думаю, что мне было что терять.

— Не особо. — Не собираюсь врать, когда и так уже скрываю от нее куда более важные вещи: растолченные таблетки и мерзкие дорожки порошка, потребность отключиться от мира, которая изо дня в день поглощает меня все сильнее. Она начинает замечать, как я вырубаюсь на уроках. Нахожу оправдания, но она пристально следит.

Стряхнув с рук землю, поднимаюсь и ловлю настолько недоуменный взгляд, будто я объявила, что небо — зеленое.

— Соф, в Рай надо верить.

— Почему? — спрашиваю я.

— Просто... надо. Иначе что, по-твоему, ждет нас после смерти?

— Не думаю, нас вообще что-то ждет. Так я считаю. Ничего там нет. Когда люди умирают, то все.

Она ерзает на сиденье, и от того, как грустно изгибаются сейчас ее губы,

мне хочется забрать свои слова обратно.

— Хреновая позиция какая-то. Почему ты хочешь в это верить?

Мгновение я молчу и провожу пальцем по колену, по памяти касаясь шрама. Так и чувствую через одежду пруты под кожей, соединяющие мои конечности.

— Не знаю. Просто так думаю.

— Это ужасно, — произносит Мина.

— Какая вообще разница? Я же не эксперт.

— Разница есть.

— Что, волнуешься, что я не попаду на небеса, если они все же существуют?

— Да!

Улыбка расплывается на моем лице, просто ничего не могу с этим поделать.

— Не смотри на меня так, — сердится Мина. — Словно считаешь это милым или чем-то таким. Папа все пропустил, наши с Тревом жизни. И возможность того, что он еще здесь, наблюдает за нами? Это не мило, это — вера.

— Эй. — Я тянусь и перехватываю ее руки. Она их не отнимает, хотя пальцы у меня все в земле. — Я не хотела... Если от этого тебе легче — хорошо. Но это не мое. И в этом вопросе нет правых и неправых, но этого не изменить.

— Во что-то же ты должна верить, — возражает Мина.

Сжимаю ее руки, она отзывается, словно я могу исчезнуть в любую секунду.

— Я верю в тебя, — отвечаю я.

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Трев опаздывает уже на двадцать минут. Я уже готова оставить надежду, что он объявится, как оживает дверной звонок. Родители отправились на свой еженедельный ужин-свидание, так что я впускаю его в дом, и мы неловко замираем в холле. Теперь, когда он все знает, я без понятия, о чем говорить.

— Пошли наверх, — предлагаю я.

Он следует за мной по лестнице, я замираю на вершине, спина ноет от инъекций. Он замирает на входе в мою спальню, когда я подхожу к столу и сажусь за него.

Закрыв за собой дверь, он встает у подножия кровати и ждет.

— Кайл тебе сообщил про записи Мины? — спрашиваю я.

Трев кивает.

— Мы просмотрели хронологию и некоторые статьи, которые она сохранила.

— Всего три интервью. Мина говорила с Мэттом Кларком, дедушкой Джеки и ее младшей сестрой Эми, все в декабре. После разговора с Эми, из-за угроз, Мина бросила свою затею. В феврале она почему-то взялась за нее снова, но я не совсем понимаю почему.

— Ей никогда не удавалось на что-то просто забить, — бормочет он. — Вероятно, она полагала, что риск того стоил.

От переполняющей его безысходности даже легче. Из-за нее я чувствую себя чуть менее виноватой.

— Она когда-нибудь упоминала Джеки в разговоре с тобой? — спрашиваю я. — Хотя бы мимоходом?

— Ни разу с тех пор, как вы перешли в старшую школу. Тогда она конкретно на этом зациклилась. Помнишь? Даже жутко как-то было.

— Она хотела узнать, что произошло. Когда я вернулась в школу из больницы, все вокруг говорили об этом. Ей было любопытно, — говорю я.

— Слишком любопытно, — подмечает Трев надтреснутым голосом. — Дохрена безрассудно.

— Не вини ее, — говорю я, выходит очень тихо и невнятно. — Да, она сглупила, никому не сказав, чем занимается. Но это не ее вина. Вина на нем. На убийце, кем бы он ни был. И он заплатит за это.

Трев смотрит на меня блестящими глазами, и я вижу, как он внутренне собирается с силами, распрямляет плечи.

— Включи сначала Мэтта. Мы дружили, может, я что-нибудь замечу.

Кликаю по записи интервью Мэтта, настраиваю громкость. Небольшие помехи, а затем: