Преждевременный контакт (СИ) - Дмитриев Вадим Алексеевич. Страница 39

Роза посмотрела на него внимательно и строго, как на ребенка, будто хотела передать взглядом все, что думает о его душевных метаниях, таких неуместных сейчас.

- Соберись, Марк, - приказала она, - иначе не быть тебе апостолом. Убэшникам все равно, апостол ты или бомж. Сгниешь в тюрьме, и я вместе с тобой.

- Ты опять меня спасешь, если что, - улыбнулся Марк.

- Значит так, - Роза сделала серьезный вид, - а теперь давай серьезно. Что мы имеем. С первого взгляда, конечно, все плохо, но мы же не в послевоенное время живем.

Она выпрямилась будто в строю.

- Есть закон, а мы - его представители. Поэтому выше нос. Первое, - Роза стала загибать пальцы, - ты жив - это факт. Второе, перед законом ты чист - это тоже факт. Третье, следовательно, ты должен ожить официально. Факт.

- А ты? Что делать с тобой?

- А что со мной? - Роза внимательно осмотрела себя со всех сторон. - Рука? Сказано же, до свадьбы заживет.

- Ты спец-службиста застрелила.

- Когда? - удивленно спросила девушка, подняв брови.

- Вчера, - передразнил ее Марк.

- Ты видел? Не видел. А кто видел? Может тот седой убэшник, который убил комиссара полиции? Он видел? Это он-то спец-службист? Да он бандит! Настоящий притом. А моя задача как представителя закона всегда применять оружие против бандитов без лишних слов и размышлений. Что я и сделала. И у меня это отлично получилось. Посмотрю я на них, когда они выдвинут против меня обвинение. Если выдвинут. Да меня еще наградят, вот увидишь! И еще. Тот седой сказал, что покойник ему самому не нравился.

Роза завелась и раскраснелась.

- Ладно-ладно, - рассмеялся Марк, - разошлась. Хотя... ты как всегда права. Стало быть, мне надо оживать?

- А что, всю жизнь здесь прятаться? Или улетишь на Луну или на Альфа-Центавру?

- Быть или не быть, вот в чем вопрос - театрально продекламировал Марк. - Согласен, будем быть!

Теперь они смеялись вместе.

- Я никак не могу к тебе привыкнуть, - сказала Роза, когда они перестали смеяться. - Понимаю, что это ты, но... хотя тебе даже идет. Шрамы как говорится... ну, сам знаешь.

Она вдруг смутилась.

- Не успокаивай, - с досадой в голосе произнес Марк, - тоже мне красавец. Как такое может украсить? Тогда и тебе идет простреленная рука.

- Не умничай! Когда на лице затянется, все будет по-другому, вот увидишь. Надо верить в лучшее. Но сейчас... жесть. Вот какой из тебя сейчас апостол? Посмотри на себя. Разве что апостол погорелого театра. Отлежишься здесь, отдохнешь, отъешься, приведешь себя в порядок. А там, глядишь, все само собой и наладится. Я как раз разузнаю, что и как. А потом будем тебя оживлять. Так что отлеживайся пока.

- Я что похож на медведя? - Марк попытался придать голосу командный тон. - Отлеживаться в берлоге не намерен. А вот ты обязательно должна отлежаться. Куда тебе сейчас с такой рукой. И потом, пока я не ожил, я - покойник. А вот ты...

- Марк! - не менее властным тоном выкрикнула Роза. - Ты в чьем доме находишься? К тому же сам сказал, тебе необходима моя помощь. Так вот, пока не придешь в себя, ухаживать за тобой буду я.

Она взяла подушку здоровой рукой и вдруг швырнула ее в Марка. Вот так просто, как в детстве.

- Ах, так! - весело прокричал тот, поднял упавшую на пол подушку и бросил обратно в Розу.

Импровизированный снаряд пролетел мимо и столкнул с полки вазу. Та вдребезги разбилась о пол. Ошарашенные оба, они округлили глаза и замерли на мгновение в ожидании, словно прямо сейчас в комнату войдет бабушка Розы и накажет их, лишив сладкого. Но никто естественно не вошел, и они заливисто расхохотались веселым звонким смехом.

Оба вели себя как дети. Не зло пререкались, перебивали друг друга и говорили с напускной значимостью. А внутри у каждого был трепет перед завтрашним днем, чувство опустошенности и одновременно наполненности. И огромное желание защитить друг друга от страдания и боли. Поэтому и подшучивали по-доброму над своими ранами, как солдаты после тяжелого боя подначивают друг друга, чтобы не завыть, не зарыдать, не застрелиться от безысходности. И каждый из них старался спрятать за напускным безразличием какое-то новое ощущение, неведомое ранее, непостижимое, но заставляющее светиться их глаза, несмотря на усталость, на боль, на чувство безнадежности. И такой симбиоз вполне понятного и осязаемого трепета вместе с еще новым неизвестным до сегодняшнего дня желанием волновал и будоражил их.

Они сидели в маленькой комнатке, и каждый хотел, чтобы эти минуты, проведенные рядом друг с другом, продолжались как можно дольше. Какая-то теплота заполнила пространство, и они купались в этой теплоте. И колкости, запускаемые друг в друга, лишь веселили. Все пережитое вчера осталось позади и было уже пережито. А что будет завтра - то будет завтра. Но сегодня, этим светлым солнечным утром, во всем мире были только они, и казалось, что все, в конце концов, разрешится наилучшим образом. По крайней мере, для них двоих. И то чувство, сейчас еще крохотное, только-только зарождающееся, а вместе с ним робко появляющееся ощущение счастья, скоро станут огромными как Вселенная, и заполнят собой весть мир и все вокруг. И все то плохое и непонятное, что окружает их сейчас - и злые убэшники, и добрые пришельцы, и все то страдание, и вся та боль, пришедшая не по их воле в их жизнь, останутся во вчерашнем дне, далеко за пределами этого утра, за пределами нового дня.

Они еще долго смеялись, задирали друг друга, по очереди угрожая подушкой, подшучивали друг над другом, наигранно обижались и тут же опять начинали смеяться.

И вдруг остановились и посмотрели друг на друга как-то по-новому, по иному, не так как раньше.

Глава 22

Генеральный прокурор Георгий Новак не находил себе места. С красным трясущимся лицом он сидел у стены, нервно стучал костяшками пальцев по соседнему стулу и то и дело поднимал руку прямо к носу, глядя на часы. Стрелки показывали ровно девять ноль-ноль, но его коннектофон безмолвствовал. Прокурор несколько раз трогал его в кармане пиджака, убеждаясь, что тот на месте, и один раз даже достал проверить, не выключен ли. Но аппарат был в порядке.

- Что дальше будет? - бормотал он, бегая мышиными глазками по лакированному полу морга. - Ай-ай-ай, как же теперь.

И тут раздался звонок. Прокурор вскочил, выхватил из кармана звенящий коннектофон и поднес его к уху.

- У аппарата! - по-солдафонски отчеканил он в трубку.

Затем выпрямился, приподнял подбородок и стал услужливо поддакивать, время от времени то округляя глаза, то сужая их до тонких ниточек-щелок. Его толстые щеки дрожали, как желе и, казалось, жили собственной жизнью.

- Да, так точно... понял, понял... так точно. Есть кое-что для вас...

Он сделался пурпурным, губы его затряслись, а ладони стали влажными.

- Сейчас не могу, - прокурор вдруг перешел на шепот, прикрывая трубку свободной рукой, - еще на службе. Да... с госпожой Грейс не говорил.

Затем опасливо посмотрел на дверь смотровой, повернулся к ней спиной и добавил в трубку:

- Буду... конечно, обязательно буду. До свидания.

Наконец он отключил аппарат и облегченно выдохнул. Немного отдышавшись и приведя себя в порядок, Георгий Новак поправил скомкавшийся на левой руке манжет, сделал глубокий вдох и зашел в смотровую. Он вошел как раз когда молодой эксперт в форменном накрахмаленном халате показывал председателю Управления Безопасности Агате Грейс маленькую блестящую пулю.

- Незарегистрированный Магнус-12. Видите своеобразную бороздку?

Он держал пулю двумя пальцами высоко над головой прямо перед ее лицом, и Агата напряженно вглядывалась в нее.

- Вот, держите, - эксперт протянул ей большую профессиональную лупу.

Агата взяла лупу и стала скрупулезно рассматривать через нее блестящий кусочек металла, внимательно слушая при этом комментарии эксперта.