Преждевременный контакт (СИ) - Дмитриев Вадим Алексеевич. Страница 37

- Хочешь заработать? - спросил он у Шмайсера.

- Конечно.

- Тогда пошли.

Они обошли здание, и вышли на другой стороне улицы, ближе к стоянке электрокаров, прямо перед полицейским отделением.

- А вы очень симпатичный молодой человек, - вдруг ни с того ни с сего произнес Шмайсер.

Это было сказано таким неестественным для бомжа тоном, что Алекс остановился и через плечо изучающее посмотрел на него.

Тот не ожидал внезапной остановки и носом уткнулся Алексу в спину.

- Ой, простите, - по-доброму извинился он.

Алекс круговыми движениями потер бровь.

"Как же там? - попытался вспомнить описание под фото в досье. - Два привода за мелкие кражи... бытовое насилие... избиение..."

Он еще раз посмотрел на Шмайсера и подумал: "А это точно он?"

- И что мне придется делать? - тот с детской наивностью смотрел на блондина как на старого знакомого. - Надеюсь ничего физического? Я же на больничном.

Он выставил вперед загипсованную руку и хихикнул как-то очень весело и непринужденно. Затем расхохотался так задорно, что непроизвольно рассмеялся и сам Алекс.

- Это ничего, - сказал он сквозь смех, - мешать не будет.

Они подошли ближе к стоянке.

- Что-то связанное с машинами? - поинтересовался Шмайсер. - Я, знаете ли, никогда не любил машины. Раньше... жил как-то вне их. И вообще вне жизни. А сейчас...

Он задумался и тихо добавил:

- Раньше я был в самом низу, а сейчас на самом верху. Вы можете такое представить?

- На самом верху чего?

- Всего, - он сказал так, будто вместил в одно это слово все мироздание. - После одной встречи случилось... э-э. Этим хочется поделиться с каждым.

- Чем?

- Всем, - и опять это было сказано так емко, что Алекс непроизвольно остановился.

- Подели...тесь со мной, - сам того не желая, блондин обратился к Шмайсеру на "вы".

Он внимательно осмотрел бомжа. Заштопанный серый свитер, грязное пальто. Бесформенные штаны, глупо белеющий гипс. И только детская шапочка на сияющей голове казалась к месту. Она очень кстати подходила к детской улыбке его собеседника.

- Пожалуйста, - задиристо выпалил тот, - берите!

Бомж широко развел в стороны руки, словно открывая всего себя нараспашку.

"А куда подевался грудной кифоз? - подумал Алекс. - На фото точно он. Но по описанию... неучи убэшники".

- Как же хорошо жить! - почти прокричал Шмайсер, подняв радостные глаза вверх. - Как хорошо, что и вы, и я есть. Я есть! Представляете?

- Что же вас так удивляет?

- Не удивляет, радует! - и опять эта всеобъемлющая глубина в одном слове.

Алекс напрягся. Он чувствовал, впервые при выполнении задания что-то шло не так. Но не мог понять, что именно.

"Он не тот, за кого себя выдает. Точно! И не так прост, как кажется. Какой же он бомж. Он скрывается под видом бомжа. Это его легенда. Какой-нибудь опальный политик или военный. А может ученый-интеллектуал. Таких во времена чистки косили пачками".

Алекс успокоился и облегченно выдохнул.

"Агата кого попало не закажет. А я уж подумал, что председатель Грейс решила очистить Мегаполис-Сити от асоциального элемента. Благотворительность ей не к лицу".

- Мое тело словно помолодело на двадцать лет, - тем временем продолжал Шмайсер. - И дышать стало легче, и в голове такая ясность и легкость... Ой, простите, я вас совсем заболтал. Понимаете, я тут познакомился с одним человеком...

Он вдруг задумался и пробормотал:

- А с человеком ли...

Затем улыбнулся чистой светлой улыбкой, и лицо его опять засияло.

- Со мной что-то приключилось, представляете? Пока не пойму что. То ли сон, то ли наяву было... будто лечу в пропасть. Или вверх. Непонятно. Словно растворяюсь в пустоте. И как бы нет меня. Но я есть. Я рассыпался и вновь появился. Уже настоящим. Тем, кем был всегда, и кто будет вечно. Вдруг стал таким большим. Нет, огромным! Больше земного шара. Готов съесть его. Ха-ха-ха!

Внезапно Шмайсер вытянулся на носочках сбитых ботинок, вскинул голову вверх и начал декламировать, точно со сцены:

Во всем мне хочется дойти,

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Всё время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья.

Он остановился, посмотрел смеющимися глазами на Алекса и пропел, раскачиваясь в стороны и вскидывая вверх руки, словно птица крыльями:

- Как же хорошо жить! Жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытья!

Затем внезапно осекся:

- Вы меня понимаете?

Блондин пожал плечами.

- Я сам не совсем понимаю, - вздохнул Шмайсер. - Поэтому и здесь...

Он помолчал, размышляя, стоит ли говорить.

- А ведь я здесь не просто так.

- Неужели? - попытался как можно естественнее удивиться Алекс.

- Мне тут нужен один человек, - Шмайсер по-шпионски огляделся по сторонам и добавил, - очень нужен. Чтобы понять все до конца...

Они шли среди припаркованных электрокаров. Первым шел Алекс, за ним мелкими шажками, еле поспевая, радостно семенил бомж. Моросил мелкий дождь, и на крышах и стеклах припаркованных машин собирались блестящие капли. Алекс тронул промокшую косичку и оглянулся. Основное движение на стоянке происходило в часы пик - рано утром и в конце рабочего дня. Сейчас же, спустя час после обеда, стоянка выглядела совершенно пустой. Миновав второй ряд электрокаров, Алекс мысленно проговорил одно из своих главных правил: "Если хочешь что-то спрятать, положи на видное место".

Он остановился и непринужденно повернулся к Шмайсеру.

- Пришли.

- Уже? - по-детски удивился тот.

- Вы говорили о каком-то человеке?

- Да-да, о человеке, - оживился бомж. - Такой... в полосатой тельняшке. Очень хочу его снова повидать. Очень надо. Чтобы понять...

- А причем здесь полиция? - перебил его Алекс, оглядываясь по сторонам.

- Он, наверное, еще там.

- Где?

- Вот там, - и Шмайсер повернулся к блондину спиной, показывая рукой в сторону полицейского отделения, - наверное...

Договорить он не успел. Резкий сильный удар замертво повалил его на мокрый асфальт. Кастет разрубил височную кость, будто хрупкий мартовский лед, и из раны фонтаном хлынула алая кровь. Прямо на забинтованную руку, вмиг окрасив белый бинт кроваво-красным цветом. Широко открытые глаза бомжа застыли, уткнувшись в затянувшееся небо, и жизнь быстро покинула их.

Алекс прислонил отяжелевшее тело к колесу ближайшей машины, и чтобы труп убитого не завалился набок, развел еще не успевшие окоченеть его руки и ноги в разные стороны. Затем снял со Шмайсера так глупо и уже совсем не к месту выглядевшую детскую вязаную шапочку и аккуратно положил ее рядом с телом. Блондин достал большой тесак, одно лезвие которого было острым как бритва, другое же представляло собой мелкозубчатую пилу. Опершись левой рукой в грудь убитого, правой Алекс Деев горизонтально прислонил тесак зубьями пилы прямо ко лбу мертвеца. Кровь фонтаном брызнула в стороны, когда он стал пилить череп.

Алекс Деев держал на ладони боевую пулю и холодно смотрел на Якова Соломоновича. Блондин знал, такая пуля не подходит ни к одному охотничьему ружью, ни к травмату. Не годится она даже для армейского наградного пистолета. Только к специальному боевому. А хранение и ношение подобного оружия на Объединенных Территориях разрешено лишь спец-службистам. И все же на его ладони лежала как раз использованная боевая пуля от Глок-43. То, что она боевая отлично знал и эксперт-криминалист Яков Соломонович.

- Откуда? - спросил Алекс Деев.

- Оттуда, - вырвалось из груди у Лившица.