Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна. Страница 107

Прекратите мне звонить! - не выдержав, рявкнул Ладышев.

Не желаете узнать, что случилось с вашим ребенком? А то, что мать...

Да пошли вы!.. - отключил он связь.

Стараясь сохранять спокойствие, Вадим взял телефон и нашел номер Зайца. Он был уверен, что Балай перезвонит: такие, как она, на полпути не останавливаются, и следует ее опередить.

...Извини, не мог говорить, - без вступления повинился он пе­ред другом и заметил на дисплее параллельный вызов: номер тот же, с которого звонили предыдущий раз.

«Придется заблокировать», - подумал он.

Секунду... - сказал кому-то Андрей и через мгновение зашеп­тал в трубку: - Дуй сюда прямо сейчас! Сосед рядом, только что сам пришел: уточняет, приедешь ли. Я тут еще кое с кем поговорил. Ты прав: оказывается, он уже с полгода продает дом через каку­ю-то риэлторскую контору. Потенциальных покупателей негусто, потому что не хотел сбрасывать цену. Сейчас вроде созрел. Мы с ним поутру даже чайку попили. Он все пытался выведать, что за покупатель объявился. Хитрый жук... Понятное дело, я о тебе ни слова... Мол, знакомый знакомого интересовался, есть ли в нашем поселке дома на продажу, - хихикнул он. - Так что давай, не откла­дывай в долгий ящик. Только представь: снова соседями будем!

Уже представил, - улыбнулся Вадим. - Ладно, уговорил, буду через полчаса.

О'кеюшки! Пойду сообщу! - обрадовался Заяц.

Не делая паузы, чтобы не дать прорваться Балай, Вадим быстро набрал следующий номер.

Зина? Добрый день!

Ой, Вадим Сергеевич! Как хорошо, что вы позвонили! Как до­летели?

Нормально, спасибо! В Колядичах был...

Я знаю, - перебив шефа, проявила осведомленность секретар­ша и тут же смущенно пояснила: - Я с Андреем разговаривала... Ой, извините, с Андреем Леонидовичем, - окончательно смути­лась она. - Я ему звонила, надо было кое-что спросить.

Зина, не оправдывайся, - слегка раздраженно оборвал ее Ла­дышев. - Мне все равно, с Андреем или Андреем Леонидовичем. Как дела в офисе? Есть что-то срочное?

Нет, - секретарша все еще чувствовала себя неудобно. - Все в рабочем порядке. Вот только... не знаю, как сказать...

-Что?

Тут вас периодически какая-то женщина добивается.

Лежнивец? - уточнил Ладышев.

Да. Достала уже.

Еще раз позвонит, смело клади трубку, - дал указание шеф и добавил: - То же самое с Балай, если объявится. Что еще?

Ничего... То есть с остальным все в порядке! - бодро отрапор­товала секретарша. - График отпусков с Красильниковым уточня­ем, - вспомнила она. - Вы когда планируете?

Мне теперь не до отпусков, Стройка. Ладно, Зина, я, скорее все­го, не попаду сегодня в офис. Справитесь без меня?

Обижаете! Тем более Андрей... ой, то есть Андрей Леонидович скоро подъедет. Занимайтесь своими делами, не волнуйтесь. И у Нины Георгиевны я вчера была, хлебушек любимый завезла. Она вроде повеселела... Весна, на природу тянет, все дачу вспоминала, - вдруг сменила тему Зина. - Может, вам ее в санаторий отправить?

Может. Я подумаю над этим. Все. Звони, если что.

Ладышев отложил телефон на соседнее сиденье, добавил гром­кости динамикам, прислушался: Стинг. Композиция грустная, на­вевает не самые лучшие воспоминания.

«Хватит хандрить! - скомандовал он себе и перезагрузил диск. Попалась инструменталка, под которую хорошо думалось. Первая композиция называлась «После дождя». Слушая мелодичный пе­рестук, напоминавший падающие капли, он обратил внимание на сгустившуюся у горизонта дымку: - Утром по радио грозу обеща­ли. Очень похоже...»

8.

Нина Георгиевна досмотрела сериал, выключила телевизор, сняла очки и взглянула на часы на стене: пора на прогулку и ей, и Кельвину. Подышать свежим воздухом, пройтись вдоль Свислочи. Может, встретится кто из знакомых: после того как вышла на пенсию и перестала заниматься репетиторством, она ощущала де­фицит общения. Если бы не сын, Галина и забегавшая иногда Зина, ей и словом перекинуться было бы не с кем. Соседи по площадке днем работают, вечером занимаются детьми да хозяйством. И в подъезде в последние годы поубавилось знакомых лиц - кто вые­хал, кто отправился в мир иной... Всю жизнь она была в коллекти­ве, со студентами, а сейчас словно в вакуум попала.

Потому и обрадовалась, когда у Вадима появилась Катя. Надея­лась: все у них сложится, даст Бог, внуки появятся. Но увы... И вот теперь запрет наложен не только на упоминание ее имени, но и на выяснение причин такой категоричности.

«Катя, Катя... Что же ты такое еще натворила, если мой сын, умеющий прощать даже врагов, не желает о тебе слышать? - в ко­торый раз с горечью послала в пустоту вопрос Нина Георгиевна. - Не могла же я так в тебе ошибиться...»

Глянув на суетившегося под ногами Кельвина, всегда чуявшего приближение прогулки, она вышла в прихожую и присела на бан­кетку. Так легче обуваться.

Рядом зазвонил домашний телефон, да настолько громко, что Нина Георгиевна вздрогнула от неожиданности. С некоторых пор она стала от него отвыкать. Тех, с кем общалась по городскому, осталось немного: объявятся иногда бывшие ученики или сослу­живцы и все. Кто бы это мог быть?

Разволновавшись, хозяйка сняла трубку.

Добрый день! Это квартира Ладышевых? - уточнил незнако­мый женский голос.

Да. Добрый день!

Я так полагаю, Нина Георгиевна?

Да, я. Простите, а вы...

Людмила Семеновна Балай, - представилась собеседница. - В прошлом - ученица и коллега вашего супруга... - она сделала па­узу. - Одно время надеялась, что мы станем родственниками. Но, видимо, не суждено.

Извините, не поняла... - Нина Георгиевна неизвестно зачем снова надела очки.

Что-то много родственников в последние дни обнаружилось.

Все очень просто: у моей дочери были отношения с вашим сы­ном.

Простите... Вы - мать Кати?.. - растерялась Нина Георгиевна, но тут же сама себя поправила. - Ой, нет, ее мама умерла...

Катя? Какая Катя? Вы имеете в виду журналистку Проскури­ну? К счастью, я не ее мать, - фыркнула звонившая.

Простите... Но я первый раз о вас слышу... - растерянно про­бормотала Нина Георгиевна. - Мой сын не делится со мной под­робностями личной жизни.

И напрасно... Но если вы знаете о Кате, то в ваши слова мне трудно поверить.

Подождите, я действительно ничего не слышала ни о вас, ни о вашей дочери. Вы, по-видимому, что-то путаете.

Я?! - возмутилась дама. - Я ничего не путаю. Они встречались, пока ваш сын не растоптал светлые дочери и не выбросил их на помойку.

Погодите... Вы не правы, Вадим не смог бы так поступить, - встала на защиту сына Нина Георгиевна, чувствуя, как в ней на­чинает расти протест. Пожалуй, если бы не упоминание о том, что эта женщина в прошлом коллега супруга, беседу можно было бы считать оконченной. - Мой сын - самостоятельный, взрослый че­ловек. Так что...

Да-да, конечно, - поспешила согласиться Балай, поняв, что разговор может прекратиться раньше времени. - Взрослый, успешный. Здесь я с вами не спорю. Уважаю Вадима Сергеевича как бизнесмена. Мы, кстати, совместно работаем, - многозначи­тельно добавила она. - Так вот... Безусловно, ни я, ни вы не вправе вмешиваться в личную жизнь детей. Но моя дочь... - совершенно неожиданно женщина всхлипнула.

С ней что-то случилось? - дрогнуло сердце Нины Георгиевны. - Что с вашей дочерью? Она здорова?

Можно сказать, больна. Она до сих пор любит вашего сына.

Переваривая свалившуюся на нее новость, хозяйка нервно за­ерзала на банкетке. Что ответить, она не знала.

Я понимаю, что это неправильно - звонить вам. По телефону всего не расскажешь, и мне очень хотелось бы с вами встретиться и поговорить.