Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна. Страница 67
Ладышев подошел ближе к столу, посмотрел на газетную страницу с фотографией Валерии Петровны Лежнивец.
- Ты той статьей едва не поставил крест на моей карьере и жизни. Ничего не скажу, талантливо написано, и резонанс получился... Уверена, ты не хотел меня уничтожить. Всего лишь старался помочь своей пассии добиться успеха. А она, зная, что беременна, банально тебя использовала. Уехать за границу знаменитой журналисткой - это круто, не правда ли?.. Но кто-то там, наверху, все видит: меня в свое время наказал, тебя. Ей тоже зачтется, будь уверен, - сузила она глаза и внимательно посмотрела на Вадима.
Опущенные плечи, лихорадочный, болезненный блеск в глазах. На секунду в ней даже проснулась жалость.
- Чаю хочешь? - предложила Валерия.
Но, погруженный в себя Вадим, ее уже не слышал.
Как зомби, направился к выходу, нажал на дверную ручку, на секунду застыл в проеме и, не оборачиваясь, вышел...
- Куда едем? - спросил Веня, выруливая с больничной улочки.
- На Чкалова, - после паузы среагировала Катя.
В голове будто заело два видеоряда: Вадим несет Леру на руках вверх по лестнице, и он же наблюдает за Катей из окна. И опять рядом - Лежнивец. Она же - Валерия Гаркалина... В прошлом - любимая женщина.
Вот только в прошлом ли?
Отрешиться от этого вопроса не было никакой возможности. И никаких мыслей в голове, одна гулкая пустота.
- Ты будто и не рада, что выписалась, - с удивлением заметил Потюня.
- Хорошо себя чувствуешь? - тут же встрял сидящий сзади Генрих.
- Все нормально, - успокоила Катя.
Разговаривать не хотелось. Ни с кем. И видеть никого не хотелось.
- Волнуешься за отца? Операция началась? - догадался Потюня.
- Да. Идет.
- Тогда понятно, - вздохнул он.
- А телефон там есть? Можно позвонить, узнать, как дела, - снова подключился Вессенберг.
- Позвонят, когда закончится, - механически ответила Катя.
Заерзав, Генрих снова попытался что-то вставить, но, поймав в зеркале заднего вида предостерегающий взгляд Потюни, быстро закрыл рот.
- Приехали, - припарковался во дворе Катиного дома Веня. -Тебе ключи сейчас отдать или в квартире?
- Давай, - протянула она руку.
- Э-э-э... Так не пойдет. Ты совсем никакая... В квартире отдам. Все равно надо пакеты занести.
Катя молча открыла дверцу.
- Я могу помочь, - оживился Генрих, выходя из машины. - Я могу побыть вместе с тобой, в магазин сходить...
- Мне никто не нужен, - невежливо оборвала его Катя. - Сама справлюсь. Спасибо за заботу. Генрих, лети домой.
- Катя... Я хотел... А цветы?
- Гена... Я тебя очень прошу: оставь меня в покое...
Она подхватила один из пакетов и побрела к подъезду. Бросив красноречивый взгляд - «что я тебе говорил?!» - на удрученного Вессенберга, Потюня закрыл авто и заспешил следом.
Отобрав на ходу пакет, он протянул Кате ключи от квартиры, дождался, пока она наберет код, и скрылся вместе с ней в подъезде...
В полной растерянности Поляченко ждал шефа в машине. Несколько минут назад в сопровождении двух не понравившихся ему типов Екатерина Александровна села в свою машину и уехала. А где Вадим Сергеевич? Неужели разминулись? Его так и подмывало выйти из машины и сообщить Кате, что в больнице ее ищет Ладышев. Он приехал за ней!
Поляченко так и сделал бы, если бы не цветы в руках Проскуриной. Они о многом говорили.
Сам Андрей Леонидович редко дарил цветы женщинам. И супруге - лишь в обязательных случаях: на день рождения, на Восьмое марта. Он до сих пор помнил все моменты ухаживания за будущей женой, свадебное торжество, ее выписку из роддома с дочерью. Тогда еще были живы чувства и хотелось хоть чем-то порадовать любимую. Пусть даже купленным на последние деньги скромным букетиком.
Но жена к его романтическим причудам относилась в лучшем случае равнодушно. Могла и упрекнуть: купил бы чего посущественнее, а не этот никому не нужный букетик - через пару дней все равно зачахнет. Только мусор в квартире. Затем чувства угасли, и потребность в таких знаках внимания естественным образом отпала. Правда, иногда, наблюдая из окна машины за влюбленными парами с цветами, Поляченко ностальгически вздыхал: счастливые!..
Потому и обрадовался, когда шеф отправил его за цветами. Выбирал розы с таким чувством, будто сам влюбился! И какой непредвиденный финал! Кто же посмел разрушить это волшебное состояние праздника? И зачем Екатерина Александровна приняла тюльпаны от другого, если все сиденье завалено свежайшими белыми розами?
Один тип сел за руль ее машины, а второй, белобрысый, услужливо захлопнув дверь, устроился у нее за спиной. Кто они такие? Родственники? Друзья? Приятели?
Насколько он знал, близких родственников, кроме отца, у Проскуриной нет. Отец в больнице. Бывший муж? Нет, не он. Поляченко его видел после их памятной драки с шефом. Кто-то из журналистской братии? Возможно. Но почему с цветами? Цветы помимо дружеских предполагают и иные чувства. Да еще в пресловутый Валентинов день.
Андрей Леонидович даже закурить потянулся, хотя бросил сие занятие лет пятнадцать назад. В полном смятении от непредвиденного финала он проводил взглядом БМВ, покосился на розы на сиденье - красивые, нежные, с тонким, едва ощутимым ароматом. Шестое чувство подсказало, что их ждет незавидная судьба.
«Может, переложить на заднее сиденье?» - подумал он, но сделать не успел.
Вернулся Ладышев. Открыв дверцу, на секунду замер, затем сгреб розы в охапку и вывалил на снег прямо у больничных ворот.
- Домой, - коротко бросил он и за всю дорогу не проронил ни слова...
Катя зашла в квартиру, выложила на тумбочку скопившуюся в почтовом ящике корреспонденцию и присела на банкетку, чтобы отдышаться.
Подъем на свой этаж дался ей тяжело, а последние ступеньки не просто вызвали одышку, но и забрали остаток сил. К тому же у самой двери заныл низ живота. Ей захотелось тут же, не раздеваясь, прилечь на диван. Она бы так и поступила, если бы не Веня.
- Ты чего? Плохо тебе, да? - забеспокоился он.
Оказалось, что даже в слабо освещенной прихожей скрыть скверное самочувствие невозможно.
- Устала, - пробормотала Катя, разматывая шарф.
- У тебя лампочка запасная есть? А стремянка? - поднял тот голову. - Я еще в прошлый раз заметил. Давай заменю.