Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ) - Странник Стелла. Страница 7
— Лизачка, ну пожалуйста... Давай посмотрим...
— Это нельзя просто смотреть! — заметила та. — Если уж открывать, то тогда идти до конца.
— Неужели сеанс? — ужаснулась Лена.
— А почему бы и нет? — ответила вопросом на вопрос хозяйка дома.
— Так нам же нужна спиритическая доска... — начала выискивать причины для того, чтобы отказаться от этой идеи, Лена.
— А я отлично помню, как она выглядит, — спокойно заметила Лиза. — Любой может нарисовать...
— Девочки, а давайте действительно попробуем, — окончательно развеяла сомнения Вера. — Пока еще не ночь на дворе... Вот и стол у вас круглый, как раз такой и нужен...
Вскоре подруги сидели за дубовым столом, посреди которого лежала наспех нарисованная Лизой «спиритическая доска»: в центре листа ватмана для рисовального альбома — пентаграмма в круге, по правую сторону которой — слово «нет», по левую — «да», сверху и снизу пентаграммы — буквы алфавита, слева и справа — цифры и неизменные справа вверху «Вход» и слева внизу «Прощай». Посередине листа Лиза поставила перевернутое блюдце.
— Чей дух выберем? — полушепотом спросила она, вглядываясь в центр стола, словно пытаясь запомнить творение своих рук.
— Наполеона! — не раздумывая, предложила Лена.
— Да ладно, причем здесь Наполеон, лучше кого-то из наших, да чтобы не так далеко был захоронен, — поправила ее Лиза.
— Например, Мамин-Сибиряк, всего несколько месяцев назад похоронили на Волковском... — продолжила рассуждение Лена.
— У него с головой что-то не так было, вроде — кровоизлияние в мозг, — возразила Вера. — Надо того, у кого и разум в порядке, и характер геройский, а натура авантюристическая, да и чтобы смог легко выйти из могилы...
— Ну тогда... генерала Василия Колчака! — осенило Лену. — Три дня назад похоронили... Свеженький... А какой герой! Кстати, а о чем мы его спросим?
— Как о чем? — удивилась Лиза. — Конечно же, о замужестве, кому из нас в этом году суждено будет замуж выйти и за кого!
На том и порешили.
— Дух генерала Василия Ивановича Колчака, вызываем тебя... — начала зловещим шепотом Лиза. — Дай знать, когда придешь!
На столе ничего не происходило. Блюдечко не двигалось, как бы ни напрягались пальцы девушек.
— Ты слышишь нас, дух генерала Колчака? — не сдавалась Лиза. — Ответь, если пришел!
И блюдечко сделало слабое движение по часовой стрелке, показывая первую букву имени — «в», явно, Веры.
— Скажи нам, дух Колчака, — продолжала Лиза, — и кто же будет мужем нашей Верочки?
Блюдечко продолжало двигаться, притормаживая на буквах, однако, общее слово так трудно было прочитать.
— Покой... — шептала Лиза, но ее было так слышно! — Аз... веди... есть... И что же это получилось? Паве... Девочки, неужели Павел?
— Т-с-с! — начала ерзать на стуле Вера и в это время... Блюдечко поехало дальше, словно передумало и решило выдать другой вариант.
— Мыслете! — продолжала почти беззвучно шевелить губами Лиза. — И-и-и... твердо...рцы... ну же, давай, давай остановись на «аз»...
— Девочки! Так это — Митра! — тоже шепотом, но каким-то зловещим, произнесла Леночка Протасова. — И кто среди знакомых носит такое имя? Давай, признавайся!
— Не знаю! — честно ответила Вера. Это слово стояло перед глазами, словно ослепляя разум. Даже первая указка на вроде бы Павла ушла на задний план, настолько показалось шокирующим именно Митра!
— Как не знаешь? — переспросила Лиза. — Или нет такого?
— Почему же нет? Есть... И знаю одного, правда, он — Бог Солнца...
— И где он живет? — прозвучал вопрос Лизы.
— В иранской и ведийской мифологии... — задумчиво ответила Вера.
— А-а-а, — разочарованно произнесла Лена, явно намекая, что их подруга настолько одержима «персидскими мотивами», что даже за спиритическим столом мысленно крутит блюдце в свою сторону. — Ой, смотрите, девочки! А блюдце остановилось на слове «Прощай»! Что бы это значило?
— То и означает, — задумчиво произнесла Вера, — расставание навеки. Или на века...
Глава 4.
Идти на встречу с Кондратьевым Арбенину совсем не хотелось — тяжелый осадок на душе превращался в кристаллы соли, которые бередили старые раны девятьсот пятого года. Он был бы рад похоронить воспоминания, однако — не смог. Так и жил с ними, пряча под маской обремененного повседневными заботами человека, пока... опять не увидел эти с легким прищуром, пронзительные черные глаза Павла.
Столик ресторана, где уже сидел Павел Кондратьев, стоял у окна, с видом на одну из центральных улиц Санкт-Петербурга, поэтому по тротуару двигался непрерывный поток людей, который сквозь витринное стекло казался полотном живописца, затянутым в широкие белые рамки и обрамленным пышными красными портьерами. Странно было наблюдать за прохожими в то время когда они тебя не видят — уже сгущались сумерки, и в ресторане горел не самый яркий, но — электрический свет.
— Привет! Не опоздал? — Николай почти бесшумно присел на тяжелый деревянный стул, обитый таким же красным, как и шторы, плюшем.
— Все нормально, я пришел пораньше, чтобы заказать что-нибудь приличное, — спокойным тоном произнес Павел. — Ты знаешь, я ведь еще не ужинал... Голодный... А ты будешь есть?
— Скорее нет, чем да! — поспешил остановить старания коллеги Николай, а в голове уже закрутились мысли: «Вот такой он, всегда норовит быть первым, хочет успеть раньше всех... Интересно, и что же он сейчас хочет? Явно, хочет... Просто так ничего не делает...»
— Я заказал себе дичь с красным вином, — словно не замечая раздумий Арбенина, продолжал Павел, — тогда кофе? Я помню, что ты любил со сливками... Или фужерчик?..
— Фужерчик! — эхом отозвался Николай, продолжая вглядываться в эти черные, глубокие и в то же время какие-то скрытные, глаза. «И ведь помнит он даже такие мелочи... Что уж говорить о крупном?»
Невысокий юркий официант подал блюдо, и Павел, аккуратно заправив белоснежную льняную салфетку за ворот модного серого пиджака с укороченными лацканами, того самого, в котором был и в университете, потянул вилкой ножку какой-то птицы. Через пару минут, дожевывая, он, наконец, произнес:
— На днях состоится заседание Русского антропологического общества в связи с подготовкой к экспедиции. Так вот, у меня такое предложение... — Павел вытер свои пухлые губы бумажной салфеткой и бросил взгляд на своего собеседника, успевшего пригубить бокал вина. — Я, конечно, понимаю, что ты неплохой специалист по физической географии, но ведь сегодня куда важнее зарубежный опыт. А я, как ты помнишь, стажировался в Германии! Так вот... Я и подумал, что отлично подойдет мне руководство этой экспедицией...
У Арбенина начали путаться мысли: «Как — „неплохой специалист“? Да он же — отличный ландшафтник! И какое может быть руководство, если без году неделя...» Он резко отставил в сторону бокал, едва не перевернув его:
— Не понял! Ты что же, как был выскочкой, так и остался?
— Николай, — мягко осадил его тот, — кто старое помянет...
И тогда Арбенин понял. Вот, оказывается, за что цеплялся этот немецкий франт! Он хочет забыть о том, что когда-то Николай едва не стал революционером в ответ на поддержку кандидатуры Кондратьева на должность руководителя экспедиции. Да, тогда Кондратьев поступил подло, затоптав в грязи не только его, Николая, но ведь и нынешнее руководство университета не погладит по головке преподавателя-бунтаря! А какой может идти в таком случае разговор о повышении или же — о новом назначении?
Павел, почувствовав, что его собеседник отлично его понял, продолжал:
— Слышал в деканате о выдвижении твоей кандидатуры... Так вот, думаю, ты найдешь причину отказаться и поддержать мою... Как?
Арбенин потянулся за бокалом, словно пытаясь занять появившуюся паузу и отвел глаза. Его взгляд упал на окно и остановился на милом личике юной девушки со светлыми кудряшками, выбившимися из-под круглой шапочки. Незнакомку держал под руку высокий мужчина в военной форме. «О, а Вера? Как Вера? Что будет с ней, если лопнет моя карьера?» И он выдавил после затянувшегося глотка: