Книга И. Са (СИ) - Килпастор Винсент. Страница 22

А через три дня отдельным этапом забирали и Дебошира. Он ждал ответа апелляционного суда почти восемнадцать месяцев и сейчас был рад — куда угодно, лишь бы из этого трюма.

Бернард, Анмар и я пили кофе, когда он подошел прощаться:

— Я в США почти два года прожил — но ничего кроме тюрьмы в Аризоне и здесь — не видел. Какая хоть она, Америка? Вы же пожили там вдосталь.

— Проживешь тут всю жизнь и все равно будешь для них ниггер-эмигрант. А дома в Гане хоть министром сможешь стать — ты шустрый.

Бернард ласково двинул Башира в плечо.

— Ты видел в новостях, как автомобили тут иной раз въезжают в дома и пропарывают их насквозь? Всё — тут фейковое, как и новости. Ненастоящие дома, ненастоящие улыбчивые люди с мертвыми от транквилизаторов глазами.

Я добросил свои пять копеек.

— Не страна, а голливудская декорация — везде обман, все для шоу. Толстые, сытые и деприссованые — думают если купят в этом году скоростной катер — американская мечта состоялась. От жизни тут хочется съебаться в горы и жить тихим индивидуализмом, вне общества сурикатов где все тянут лямочку в строевом забеге по чужому минному полю, чтобы быстрее использовать просроченные мины и апгрейднуться на новые, последней модели.

Анмарка стал развивать тему:

— Охота тебе быть одним из безликих толстяков впаянных в матрицу страны где деньги являются единственной верой и идеологией? Оставаться стоит только в одном случае — чтобы взорвать сытых ублюдков изнутри.

Джон Кошка вздрогнул и глянул на Анмара как Швондер: «Говори, говори, баламут. Товарищам из ГубЧК все-е-е про тебя известно».

К стихийному митингу примкнул сомалиец Майк:

— Милые добрые люди. Всем хотят помочь. Поэтому мочат с дронов джойстиками от XBOX исключительно из чувства гуманизма. Вы заметили как легко внушить зрителям местного восьмого канала, которых только и интересует, что погода, трафик и очередная погоня шерифа за фермером на пикапе, ищущим место зарыть задушенную из-за банкротства жену. Как легко уверить эти формы жизни, что они самые лучшие в мире и только им дано решать судьбы человечества.

Майки разогрелся до нужного уровня, повернул голову вверх к потолочному микрофону и заорал:

— Фак Трамп!

— Фак Трамп — согласились мы — несколько тише.

— Фаааак Америка — заорал сомалиец еще громче.

— Фак Америка! Фак Пилигримз! Фак Конститюшн! — подхватило сразу несколько голосов.

Уязвленный Джон Кошка побагровел и зашипел:

— Не любите Америку — убирайтесь!

Он накрыл голову подушкой, чтобы не слышать нас. Сумма международной негативной энергии предназначенная Трампу и капитализму — досталась целиком ему — Кошке. Три дня после стихийного митинга дебоширов его мучал флюс.

Кошка всем жаловался как большой ребёнок. Отчего-то его не принимает доктор, хотя он, гражданин США Джон Кошка, имеет право. Жрал тайленол — как и все на борту.

— Не нравится в тюрьме, нехер садиться, гринго — сказал ему сомалиец.

На четвертый день щека осужденного Лопаро так раздулась, что его сытое лицо утратило обычную овальную форму. Теперь рожа Кошки напоминала набросок неизвестной картины Сальвадора Дали. Даже вертухаи заметили страшную мутацию и забрали Джона в горбольницу — предварительно заковав в кандалы.

Мне вдруг отчетливо стало ясно, что Джон вовсе не Кошка, а Рыба. Одна из тех тварей, что до безобразия меняют форму, когда им угрожает опасность.

Джон Рыба узнал, что завтра этапом Аэрео Мехикан на тюрьму заедет сам Дон Хуан эль Монтеррей, человек картеля, поразительно похожий на кактус Сан Педро — как внешне, так и по характеру.

Перед тем как замочить очередную жертву Хуан повторяет «It takes Juan to know one» (Ит тейкс Уан ту ноу уан) После этой сигнальной фразы эль Монтеррей выплёвывает на ладонь тонкое, острое как мачете лезвие для бритья и валит жертву.

Вот Джон Кошка закатывает глаза в агонии, а кровь бьет из коцаного сонника ленивым фонтанчиком, Хуан, обняв его за плечи, нежно шепчет в ухо:

«Алоху Акбар, мазафака, Эстрелла дель Мар просила передавать привет»

Глава 11

Ни одно из знаковых событий истории Мейфлауэра не беспокоит Ису. Вся его суть занята поиском решения. Нужно ли платить пять тысяч за иллюзию свободы?

— Ты почему не хочешь плятит?

— Денег нет, Иса.

— Вирешь! Как такой может бить?

— Может-может, поверь мне.

— Пастой, у тебя сичёт банковський есть?

— Счет у меня есть.

— Ну вот!

— Счет есть, денег — нет.

— Такь не бывает.

— Бывает, Иса, еще как бывает— иВирёшь ты псё, русс. Псё время вирёшь.

Иса отлепился от мой шконки и двинул в туалет.

Отсек с душевыми и туалетными кабинками находился в дальнем конце барака. Там никогда не выключали свет. По ночам — когда в бараке светились только знаки с издевательскими вывесками «Выход» — из отсека гигиены исходило сияние. Я называл его «вечное сияние чистого разума» вспоминая Александра Поупа:.

How happy is the blameless vestal’s lot.

The world forgetting, by the world forgot.

Eternal sunshine of the spotless mind.

Each pray’r accepted, and each wish resign’d.

У гаитянца и человека из экзотической Африканской страны с одесским названием «Бенин» была светская привычка подолгу срать, будто они проглотили по фрагменту якорной цепи. Они просиживали так часами — в соседних друг от друга кабинках и дискутировали о чём-то, наверное неземном, на нежном языке Мопассана и Золя. От этих французских диалогов засанный туалет казался мне вечерним Монмартром.

«Расщебетались, членососы» — шипел вечно недовольный Джон Кошка. Он тоже просиживал в туалете ночи напролёт — читал. Если можно назвать чтением многочасовое судорожное перелистывание очередного Джека Ричера, Пинкертона или Тома Клэнси — корма от литературы, что продается в волмарте прямо у касс.

Тут же в туалете был и наш красный уголок — туда кто-то регулярно вывешивал портреты Трампа — из ежедневных газет с незатейливым коментом типа «фак ю» или «фак ми». Упорство с каким портреты обновлялись напоминало деятельность партгрупоргов времен заката СССР.

Иранец Мо умывается и злобно обращаясь в первую очередь к одному из Трамповых избирателей — Джону Кошке на толчке говорит:

— Что же он делает, демон? Как так можно? Обама был лаурет нобелевской премии мира, столько сделал для глобализации, альтернативных источников энергии, а этот что творит?

Ему отвечает поляк Доминик. Поляка пригнали пару дней как. Дома в Чикаго остались дети и страдающая вялотекущей шизофренией жена.

— А что он делает? Негодяю 70 лет. Дядюшки от нефтянки, мутанты автопрома, страхования, и конечно же, фармацевтики заплатили ему за билетик. Сейчас подтянут законы, да так рванут баблеца со всего мира, что ледники растают, а вулканы льдом покроются. Что он делает? А что он всю жизнь делал, то и делает — деньги.

Я это всё слышу каждый день и потому не участвую — скучно.

От скуки и из научного интереса я лично работаю над экспериментом по промыванию мозгов. Если работают компьютерные вирусы в виде строчек кода, значит должны работать и вербальные. Моей фразой-вирусом станет:

«Рака-така-тум-тум, чака-чака — бум-бум» Отдавая должное, если использовать терминологию АЙС — моему порту отгрузки, я подшиваю к фразе-вирусу саундтрек от Андижанской польки — мелодия должна легко запоминаться подопытными.

Теперь необходимо до максимума взвинтить повторяемость — по принципу раскрутки синглов на ФМ-радио- покрутят песенку 60 раз в сутки, и глядишь, через недельку-другую — народный хит. Это способ бесконтактной прошивки. Теперь я твержу фразу вслух — день и ночь: «Штака-така-тум-тум, чака-чака — бум-бум». Пусть думают, что у меня рвануло центр управления полётом. Плевать. Чистота эксперимента важнее.

Особенно хорошо им на подкорку записывать с утреца — как глазенки разлепят. И тут я им разов тридцать чака чака. Или днём — как начнет кто, вроде Исы зайобывать вопросами и душевной простотой, их тем же брандмауэром — «Рака-така-тум-тум, чака-чака — бум-бум».