Книга И. Са (СИ) - Килпастор Винсент. Страница 20

Менты одобрительно заржали — снова глянули на меня — типа жги дальше.

— Полюбуйтесь-ка, офицеры — я снова встал рядом с Грутом, изображая генетически модифицированного Енота — Мы с Грутом — Стражи Галактики!

Довольные перфомансом менты стали расходиться, но под занавес сержант Бэтчелор — противная рослая гренадероподобная лесбиянка одного роста с Грутом учуяла, что африканец под газком. Грута увели в штрафной изолятор. Он тут называется «туфля» — SHU — special housing unit.

Анмар Кумасани потом с Мо неделю не здоровался. Впрочем так и положено саудитам с иранцами. Или как не общаются в бараке тайванец и китаец-мандарин. Или мы с Андрюхой-хохлом только по-английски говорим. Как охранять Галактику с таким несознательным элементом?

У Анмара наколка на руке на бирманском — Ми-яАн-мар. Иса юмора не понял.

— Хер разбери что у тебя тут написано.

Иса гордо закинул на плечо одьяло и двинул на новый круг.

— Неужели наебали татушники?

— Да он сам бестолочь неграмотная. И что ты теперь, Анмарка? Куда?

— Как это «куда»? Домой — в Рияд. Там точно лучше, чем в Кливленде. А жена? Дочки как?

— Со мной — понятно дело.

— А правда у вас в Аравии женщинам нельзя получать права и ездить за рулем?

— А нахрен им за рулем ездить, если у каждой свой шофер-малаец? И на улице бардака меньше.

— Аль Винсент ас Сайд Мухтаррам, ты думаешь Мо пидор или нет? Приревновал Грута к Санджайке?

— А хоть и пидор. По мне, знаешь, лучше непальцу присунуть, чем собаке-поводырю.

В день отоварки я узнал, что саудит накупил мне жратвы и сластей на шестьдесят баксов. У меня было немного на счету — так я только кофе и пишущие принадлежности покупал. Анмар заметил и накупил мне всякой всячины.

— Да не стоило, друг, я в настоящей тюрьме когда-то сиживал, с правилами внутреннего распорядка еще от Лаврентия Берии. Не загнусь без сникерсов-то.

— С вами, русскими, лучше не ссориться — смеется — Ты же гриб как и я. Так что пайку теперь жрать больше не будешь — пока я здесь. Деньги это песок в Аравийской пустыне. Главное это время проведенное с друзьями. Дружба и любовь.

Напиши-ка еще стендап — будем в расчете.

Глава 10

Оказаться в центре всеобщего внимания для меня все равно, что загорать на крыше саркофага 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС. Заряжает на всю катушку, но если против моей воли и долго — я быстро распадаюсь на молекулы.

Почти пятнадцать лет в США мне удавалось обманывать чутких акустиков и скрываться от вражеских радаров. Сейчас к моему величайшему ужасу и дискомфорту я оказался под увеличительным стеклом, сквозь которое бил луч жгучего света.

Все что можно было на меня накопать в чертову компьютерную эру поступило в распоряжение обвинителя. На каждом заседании он выискивал что-нибудь новенькое — например штраф за превышение скорости в 2004 году — когда я убрав ночью магазин летел в четыре утра через совхозные угодья домой — отсыпаться.

Прокуратор тянул эту парашу из рукава — козырь за козырем, ожидая когда я в очередной раз взорвусь, скажу вслух что думаю по поводу всего процесса, он глянет на судью и скажет: «Всё. Вопросов больше не имею».

Совсем не так как в первое заседание — я ждал суда и верил в свои силы. Теперь каждого нового похода в гараж я ждал с ужасом. Суд — это бессонная ночь перед заседанием и пара отравленных дней — после.

Адвоката мало волновала защита — он был занят попытками заставить меня найти пять штук и выкупиться под залог — для его же удобства в основном. Основной аргумент состоял в том, что я сижу в тюрьме. Это уму непостижимо если есть выкуп. Сам факт выкупа, Попадакис преподносил как свою победу. Хотя если бы он сделал, хоть что-то — можно было сбросить цену свободы до двух штук.

— Ну и что? Весь мир большая тюрьма. Наше тело, как носитель души — тюрьма. Сейчас мой мир сжался до размеров барака. Ну и что — мой внутренний мир не претерпел значительных изменений. И потом — ты ведь меня скоро отмажешь, нет? Будем считать я в летнем отпуске. Люди в отпуске прыгают с парашютом, ездят в Афганистан, карабкаются на Эверест.

— Понятно, а ты значит, сидишь в тюрьме. Как я провел лето.

Мне было лень объяснять, что впервые за долгие годы мой статус подпольщика-нелегала — вдруг своеобразно легализовался. Теперь не надо было изображать подобострастия общаясь с «титульной» нацией. Наоборот — американцам можно было хамить — в лицо. Это больше не полубоги и инопланетяне. Это лагерная вохра. Я совсем распоясался.

Доставалось в основном пока только одному — Джону Кошке. Местечковый республиканец — его легко было подловить на противоречиях и вызвать праведный гнев — Кошка багровел на глазах, как бумажный индикатор. Раньше Кошка владел вагончиком на колесах торговал хотдогами, сладкой ватой и чипсами на ярмарках.

Потом бизнес захирел — кому нужны ярмарки если есть Амазон? Предприимчивый Кошка стал подпольным селекционером — марихуановым фермером. Этого делать пока нельзя в нашем полуфашистском республиканском штате.

Святые идиоты будут стоять до последнего. Например казино открыты были в трех соседних штатах и ближайшей Канаде — и все ездили катать туда, а они наконец пару лет назад убедились, что это и деньги, и налоги, и рабочие места. Теперь казино на каждом шагу.

Так же будет и с травкой. Калифорния, как соседний от нее Орегон и Вашингтон в эти выборы травку легализовала — под шумок с Трампом заодно. То есть если поехать туда — траву можно легально купить во внушительных количествах в розничном магазине. А привези домой — в Огайо — схлопочешь срок.

Из-за этой неразберихи — весь травяной бизнес на западе страны — за наличные. Владельцы магазинчиков и ферм не мог сдавать выручку в банк. Банк дело федеральное, а федерально трава пока под запретом. Так что если вы налётчик, а не фармазон и поиздержались в Калифорниях — поднимать надо маленький магазинчик дури. Работает как банкомат.

Кошке впаяли шесть месяцев за то же самое в честь чего в Сиэтле устраивают ежегодный фестиваль.

Во время еды в тюрьме я предпочитаю сидеть за столом в одиночестве. По долгому тюремному опыту знаю, что так лучше для пищеварения. Паскудный Кошка начал нагло подсаживаться. Он считает, что мой английский — тут лучший, хотя и с акцентом, над которым он любит поиздеваться. Даже разрешения не спрашивает — падает напротив и любуйся на его вислоусую рожу — типично польскую, хоть и с итальянской фамилией.

Сегодня кошка хвастается своим рукоделием — он создал календарь, в котором можно зачеркивать дни, приближая звонок. Бумажка с квадратиками дней. Кошка горд будто воссоздал первую модель летательного аппарата Да Винчи.

— А нафига нам календарь, Джон? Мы тут «задержанные» — срока никто не дал и никто не ограничивает. Отсиженное в зачет для суда не идет. «Учитывая отсиженный срок и хорошее поведение, суд постановил..»

Чего считать-то мне? Украденное время? И хорошего поведения суки не ждите от меня. Попади мне теперь какой имперский турист вроде тебя — за границей, будет за все отвечать.

— А чего ты таким широким мазком сразу? Ведь тебе дали выкуп? Выходи!

— Как у вас все с ценником, а? На всем цена проставлена. Только выкладывай маней — «How do you make a LIVING» — это только в вашей культуре означает «чем на жизнь зарабатываешь» — это только у вас LIVING обусловлен исключительно заработком.

У остальных нормальных людей это «чем ты живёшь», понимаешь разницу, робот? Вы гибриды от кровожадных святош-пилигримов, головорезов золотоискателей Дикого Запада и рабовладельцев Юга. Вы создали Деньги с большой буквы и им поклонились. А деньги это средство, не цель.

И ваще — я кушаю.

И не понимаю какая разница между нами, сейчас? Почему я должен язык ломать? Ты сюда приперся, затеял свой пустой разговор — хочешь продолжения — выучи русский, нет — иди вон рэндины байки слушай.

Джон Кошка багровеет. Крыть ему нечем — он просто злится. Чтобы досадить мне — дойобывает он теперь иранца Мо.