Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия. Страница 100

После заседания Виктор находился в своем кабинете, успокаивая себя одной мыслью - он все сделал так, как просил Луи-Филипп, и вскоре его назначат приемником короля. Он сидел за столом и, с вялым интересом изучая старые доносы и другие документы, прокручивал в своей памяти те годы жизни, когда не сходил с ума из-за любви к Агнессе, когда не оплакивал участь сына и когда он даже мечтать не мог о то, что станет королем. Мужчина не замечал, как все вокруг него расплывалось, уподобляясь светлому туману, как его глаза начинали закрываться, и как голова сама падала на стол. Через пару мгновений королевский прокурор уже спал, забывая обо всем на свете и погружаясь в светлое царство Морфея.

В это время в поместье де Вильере еще царила тень траура, коснувшаяся всех: и его, и Агнессы, и слуг. Красавица сидела у окна, читала книгу и с нетерпением ожидала возвращения супруга. Ее черные волосы не были ни заплетены, ни уложены, они лишь спадали с узких хрупких плеч, обрамляя белоснежную кожу и ярко-синее шелковое платье. Изумрудные глаза девушки впервые отражали беспокойство за мужа, разум ее старался отгонять дурные мысли и предположения о том, что могло с ним произойти на заседании. Каких только кошмаров она себе не придумывала, закусывая алую податливую губу. Агнесса боялась за королевского прокурора, вспоминая то, как он вел себя последнюю неделю. Первые два дня он ничего не ел, часами простаивая у гроба сына и упрекая себя в случившимся. На третий день, когда состоялись похороны Андре, он поел только один раз. На четвертый день красавица решила взять все в свои руки и постараться снова привить ему интерес к жизни. После безумной ночи, окруженной развратными стонами, де Вильере немного приободрился, начал замечать возле себя супругу. Виктор перестал отказываться от еды, как маленький обиженный ребенок, к нему вернулся прежний испанский пылкий нрав, требующий страсти, но вместе с этим пришла другая проблема - бессонница.

- Мадам, - в комнату зашла служанка, - к вам граф Монелини.

- Нет! Не пускайте его! - воскликнула Агнесса, подбежав к служанке.

- Что значит «не пускайте», мадам? - по-лисьи улыбаясь, заявил граф и бесцеремонно зашел в спальню.

Служанка, пожав плечами, вышла из комнаты, оставив свою госпожу наедине с дворянином. Монелини незаметно подкрался к девушке и, мягко притянув ее, поцеловал руку, не теряя контакта с настороженными очаровательными глазами. Она отпрянула от графа, вспомнив последнюю их встречу и неоконченный разговор. Тяжелый шлейф страха пал на красавицу, заставив сердце замереть. Дворянин увидел панику в ее глазах, отчего в его груди вскипело азартное увлечение. Для него разговор с дочерью был интересной игрой, в которой должен был остаться лишь один человек - победитель, а второй обязан был погибнуть. Монелини пробегал глазами по очертаниям прекрасного личика Агнессы, спускаясь ниже, оценивая ее осанку, дорогое платье и манеру тревожно озираться по сторонам, надеясь найти спасение.

- Мадам, - произнес мужчина, - что заставляет вас в страхе убегать от меня?

Она не ответила, только отошла от него еще на небольшое расстояние. Сердце девушки колотилось в груди, заставляя тело дрожать. В прошлый раз она сумела сбежать от дворянина, спрятавшись в объятиях де Вильере, в этот же раз ей негде было спрятаться. Ее движения были настолько пластичны, легки и заманчивы, что не могли не околдовывать графа, уподобляя их разговор опасному танцу с огнем. Монелини жадно глядел на нее, желая запомнить дочь именно такой: красивой молодой и до конца не утратившей невинности, сохранившейся только в ее прелестном испуганном взгляде. Перед ним стояла не супруга королевского прокурора, не графиня де Корлин, нет, перед ним была его чудесная дочурка, о которой он столько лет мечтал, представляя ее нежную улыбку и яркий взгляд. Но таковой она была только в его мечтах, здесь же, в реальности, девушка являлась предметом развратных желаний представителя власти. В голову графа закралась весьма неприятная для него сцена, на которой его изнуренное повседневной суетой воображение пыталось изобразить первую брачную ночь обреченной Агнессы. Как долго она могла прятаться от супруга, умолять его? Он не хотел знать ответа на этот вопрос, предпочитая не уделять внимание этой пошлой истории.

- Скажите, мадам, - Монелини продолжал загонять ее в угол комнаты, надеясь вот-вот поймать, - вы, ведь когда-то жалели о браке с господином де Вильере, так?

- Какое вам дело? - Агнесса с надеждой в глазах посмотрела в окно. - Вы второй раз задаете мне подобный неприличный вопрос. Кто вы такой, граф, что смеете интересоваться подобным?

Мужчину ничуть не обидел вопрос дочери, ибо ее страх и тревогу можно было объяснить: порядочная молодая красивая девушка не должна принимать гостей противоположного пола в то время, когда ее мужа нет дома. Она, безусловно, боялась сплетен и слухов, которые могли поползти, если слуги решат развлечь себя распространением лжи. Красавице не хотелось, чтобы ее считали изменницей, только на первый взгляд, прикидывающейся любящей супругой, а на самом деле являющейся развратной девицей, ожидающей, когда муж окажется на службе. Да и вопрос, заданный графом, был весьма не скромным, таящим в себе скрытый оскорбительный смысл, который весьма легко разгадать.

- Мне какое дело... - прошептал Монелини, приблизившись к Агнессе. - Прекрасное дитя, я имею право интересоваться твоей судьбой! Я - твой отец!

Девушка остановилась, недоверчиво посмотрев на дворянина, будто на безумца. Мороз прохладного ветра, влетевшего в окно, коснулся ее кожи, заставив вздрогнуть и замереть на месте. Ее лицо накрыла белая пелена, различные эмоции: от скептицизма до восхищения - пронеслись в ее мыслях, на глаз почти выступили серебристые слезинки. Граф именно этого и ожидал, он хотел увидеть ее слезы, ее истинные чувства, единственные, которые она не смогла бы подделать или утаить. Нет, красавица не могла и не хотела плакать, слишком долго она поддавалась напору печали и горя, что теперь нарушенная плачем тишина могла бы жестоко ей отомстить. Слезы - это слабость человека, та, которую не стоит никому показывать, даже самому близкому человеку, ибо потом этакое откровение обернется злой шуткой. Агнесса не должна была показывать эту слабость, хоть и была не из тех вольных птиц, что привыкли спорить с судьбой.

- Нет... - шептала она, будто в бреду.

- Тихо, тихо! - сказал Монелини, подкрадываясь к ней сзади и перехватывая слабые нежные руки. - Моя прекрасная девочка, успокойся.

Она пыталась какое-то время вырваться из рук графа, но мужчина не выпускал ее, подобно хищнику, схватившему райскую птичку. Дрожь била хрупкое тело красавицы, не давая возможности упасть в обморок, волнение перехватывало дыхание, медленно сжимая горло и не оставляя ни капли воздуха. Одна рука мужчины медленно капалась в карманах дорого темно-зеленого сюртука, ища орудие мести королевскому прокурору, а вторая сдерживала ладони девушки, не позволяя ей вырваться. Монелни еще некоторое время, как хитрый змей, что-то шептал ей на уху про де Вильере, про Луизу, но Агнесса даже не вслушивалась в его слова, моля Господа о немедленно возвращении супруга. Вскоре граф нашел то, что искал - небольшой стеклянный флакончик с неизвестной девушке жидкостью. Большая волна страха прильнула к ее разуму, когда мужчина попытался поднести к ее губам флакон. Красавица попыталась закричать, но он зажал ей рот и злобно прорычал: