Враждебная тайга (СИ) - Шалагин Роман. Страница 11

16:07

«Дедушки» были очень злы, еще бы их, почти «дембелей», покрыл матом придурок – прапорщик. Такое безнаказанным остаться не могло. Отделение отлично это понимало и с унылой покорностью ожидало наказания за не ясно, кем брошенный окурок.

– В общем так, - объявил Санек, - Если через минуту не отыщется виноватый, пострадают все.

– Это не мы, - попытался оправдаться сержант Карликов, - Мы весь день тут маршируем.

– Это ты прапору расскажешь, - отрезал Витек, - Время пошло.

Понятно, что никто вину на себя брать не захотел.

– Ясно, - желчно произнес Санек, - Солдатская солидарность, но ничего, сейчас разберемся. Курящие, шаг вперед!

Более половины нехотя выполнили приказ.

– Все некурящие упали на кулаки, все курящие копают яму метр на метр, - распоряжался толстый.

Яму вырыли быстро под проклятие и мат некурящих, которым приходилось стоять на кулаках на земле, усеянной щебенкой. Лагшин принес пустой коробок, в который и поместили злосчастный «бычок».

– Начинаем похороны его величества «бычка», - возвестил Витек, - Карликов будет священником, Лагшин толкнет речь об усопшем, Дугунский и Золотарев – могильщики, остальные изображают оркестр, а некурящие по-прежнему стоят на кулаках!

Начались «похороны бычка». Карликов, размахивая снятым сапогом, изображавшим кадило, выкрикивал набор церковных слов ему известных, Дугунский и Золотарев бережно шагали к яме, держа коробок за уголки, остальные, как могли, звуками изображали траурную музыку. Уже у самой ямы ефрейтор Лагшин хотел «толкнуть» речь об усопшем, как вдруг опять появился прапорщик и, глядя на церемонию, спросил:

– Это что за безобразие тут производится?

– «Бычка» хороним, - пояснил происходящее Витек.

– А-а, - протянул Нетупейко, и всем стало ясно, что он уже в пятый раз приложился к самогону. Всем было хорошо известно, после пятого стакана прапорщик становился исключительно добрым, - Завершайте, хлопцы, ваш маскарад. Это же я бросил окурок!

– Отбой, - скомандовали «дедушки», - Яму закопать, всем разойтись.

18:09

Ужин шел, как обычно. Рябинин вяло ковырял ложкой кашу, Отехов соблюдал субординацию и молча наблюдал за вызывающим поведением жены, Нетупейко, пребывавший в веселом подпитии и в исключительном расположении духа, сыпал свои знаменитые матерные анекдоты.

Рябинин вяло реагировал на выступления прапорщика, лишь изредка грустно улыбаясь, старший лейтенант и вовсе настороженно молчал, считая неуместным смех во время такого важно уставного мероприятия, как прием пищи. Зато жена его хохотала во всю, поощряя Нетупейко к новым порциям «ядреного» армейского юмора.

Капитан смотрел в окно и равнодушно думал: «Вот и еще один день добил, уже почти вечер…». Когда ужин закончился, он встал из-за стола и сказал Нетупейко:

– Зайдите сегодня ко мне. Я вам дам кое-какие инструкции относительно завтрашней поездки.

18:59

Было уже ясно, что рядовому Максимюку не удастся благополучно сдать дежурство по роте. Он получил кучу замечаний и два наряда вне очереди. Более того, главный его мучитель – старший лейтенант Отехов не поленился и лично с особой тщательностью и придирчивостью осмотреть «места оправления личного состава», где имелось множество недоработок.

После осмотра туалета Отехов вызвал сержанта Карликова и объявил ему, что Максимюк заступает на дежурство на вторые сутки подряд. Сержант должен был лично контролировать дежурного и подготовить его по части знания устава. Когда «старлей» ушел, «дедушки» заявили Карликову:

– Ты свободен, воспитание «духов» – это наша задача. А ты, Максимюк, слушай сюда: завтра утором мы заходим в сортир, глядим и удивляемся, как все чисто.

– А лично я, - добавил Санек, - Когда сяду на очко, то должен увидеть в отражении свой зад. И смотри, Максимюк, не зли «дедушек», а то проведем тебе такую воспитательно-профилактическую работу, что и в медсанчасти не соберут.

19:56

Рябинин и Нетупейко каждый вечер проводили вместе и не потому, что были друзьями, просто так было удобно обоим. Пить в одиночестве им не хотелось. Вот они и объединялись в компанию. Рябинину до глубины души было отвратительно общество «солдафона без мозгов», как он называл своего собутыльника, но пить одному было еще противнее.

Нетупейко же страшно гордился тем, что капитан избрал его общество – это придавало прапорщику огромный вес в собственных глазах. Вот и сегодня распираемый от гордости Нетупейко зашел к начальнику части за «инструкциями» с литровым бутылем самогона.

Рябинин повел гостя на кухню, ожидая ворчания жены, но та неожиданно засуетилась и даже накрыла на стол. Однако выяснять причины этого гостеприимства ему не хотелось, все, связанное с женой, раздражало его и выводило из себя. Они принялись пить, наливая стаканы почти до краев, изредка закусывая, а все больше занюхивая кусочком черного хлеба.

Прапорщик сыпал свои анекдоты, с сожалением вспоминал о прекрасных днях, проведенных на складе в Ульяновске, то и дело произносил тосты, типа «выпьем за удачу минувшего дня, уже прошедшего, но еще продолжающегося» или «выпьем за то, чтобы всегда пить и выпивать», а Рябинин скучал по обыкновению.

Когда все было выпито, капитан закрыл глаза, делая вид, что спит, таким образом, давая понять прапорщику, что пора домой. И тот действительно в таких случаях уходил, всегда говоря одну и ту же фразу:

– Эх, как разморило вас, товарищ капитан! Это все с моего самогона. А самогон, товарищ капитан, должен быть самогоном, ведь это же не бурда какая, а самогон!

Рябинин сделал вид, что уже в глубокой дреме. Нетупейко решил, что ротный в полной отключке поэтому, прежде чем уйти, не таясь, прошелся своими руками по наиболее выступающим частям тела Рябининой, и та глупо хихикала.

«Вот она – причина неясного изменения настроения!» - подумал капитан и обрадовался до жути, что его жена отыскала себе очередного идиота-любовника, гораздо хуже предыдущего – начальника столовой. Это было ему только на руку – это снимало с него последние обязательства семейного человека. С этой минуты Рябинин счел себя абсолютно свободным, но ровно настолько, насколько позволяла ситуация.

20:33

«Дедушки», утомленные нынешним днем, отдыхали, лежа на койках, что было категорически запрещено до отбоя. Остальные старались не попасться им на глаза и тихо занимались своими делами: писали письма, подшивались, чистили ремни. Шло «свободное время личного состава», самый радостный и спокойный для солдата час. Но сегодня отделение «провинилось» на зарядке и «дедушки» решили отобрать и эти короткие мгновения отдыха.

– Эй, «духи»! – крикнул Витек. – «Деды» домой хотят!

По этой команде начиналось очередное шоу – один солдат залезал под койку «дедушки» и голосом изображал поезд. Остальные с заранее заготовленными сосновыми ветками бегали вокруг лежащих «дедов», создавая впечатление мелькавшего за окном импровизированного леса.

Каждую минуту ефрейтор Лагшин, игравший роль борт-проводника, спрашивал у них, не желают ли они чашечку кофе. Иногда один из «дедушек» дергал стоп-кран, то есть, давал пинка лежащему под койкой и тот изображал визг тормозов, а бегавшие с сосновыми ветками застывали на месте.

«Дедушка» спрашивал, что за станция перед ним, а Лагшин сходу давал названия посмешнее и сообщал, сколько дней до места прибытия, то есть до «дембеля». Получив ответ, дедушка вновь давал пинка и «поезд» двигался дальше.

21:41

Андреев перемыл всю посуду, высушил ее, отнес на склад, вымыл столы, стены, отдраил пол, но все равно с тяжелым сердцем ожидал инспекцию прапорщика. Тот умел отыскивать пыль и грязь даже в самых стерильных местах.

После обнаружения «загрязнителей имеющих самое непосредственное отношение к грязи» Нетупейко назначал наказание. Провинившийся должен был рассказать десять анекдотов, еще не известных прапорщику, а если учесть, что тот знал их великое множество, то имелась большая вероятность получить наряд по столовой вне очереди.