Враждебная тайга (СИ) - Шалагин Роман. Страница 20

– А потом? – спросил Давдан.

Вольгул, не отвечая, спустился к воде.

В/ч № 29119. 23:15.

Последние события всполошили весь личный состав, кроме одного человека – капитана Рябинина. Он спокойно воспринял весть о гибели жены и странных смертях трех военнослужащих, объявив, что поиски возобновятся завтра. В этом был резон: искать что-то в темноте смысла не имело, сообщить о случившемся – тоже невозможно.

Все источники связи оказались отключёнными по непонятной причине. Одно и самое важное обстоятельство наводило более всего тревоги: капитан, лишившийся жены и детей, судьба которых также была неизвестна, оставался сверхспокойным.

– У него переживальческий шок, - поставил диагноз прапорщик.

Остальные, быть может впервые, согласились с ним. Делать было нечего, и после команды «отбой» все разошлись по своим койкам, однако прежняя безмятежная неторопливо-монотонная жизнь кончилась. Каждый вдруг ощутил себя слишком беспомощным и слабым среди бескрайней глуши.

Двум солдатам переживания минувшего дня окончательно отбили охоту ко сну, поэтому Золотарев и Яшмемедов с разрешения капитана открыли медпункт и приняли на ночь большие дозы снотворного. Однако сон долго не шел к ним.

Косой мост. 23:37.

– Теперь слушайте меня внимательно, - греясь у костра, сказал Вольгул, - Сегодня ночью мы ляжем спать, нам нужен сон, дающий силы. Силы будут нужны завтра, чтобы свалить мост. Мое заклятие не позволит ему пересечь реку, а вот мост – другое дело, этой ночью он не пройдет, но мы не можем караулить тут все дни подряд.

– Это верно, - согласился Давдан.

– Я не буду посвящать вас в суть моего обряда, - продолжал Вольгул, - Но вы оба должны знать, что всю силу заклятья я вложил вот в этот нож, - он продемонстрировал перочинный нож, висящий на шнурке на шее, - Пока он у нас или других людей, не связанных с черной магией, все будет хорошо. Но если нож попадет к служителями зла или, не дай Бог, им завладеет сам шаман, тогда эта река уже не будет для него преградой. Чтобы ни случилось, нож не должен попасть в злые руки, а теперь будем спать, завтра тяжелый день – придется валить мост без топоров и пилы.

В/ч № 29 119. 23:49.

– Илья! Илья!

Андреев очнулся, и тут же чья-то рука зажала ему рот.

– Тссс! Это я, не шуми! – прошептал Лагшин и отпустил руку.

– Ты чего? – удивился Андреев.

– Одевайся!

– Зачем?

– Дело есть!

– Какое дело?

– Много будешь знать, академиком станешь, - отрезал ефрейтор, - Одевайся без разговоров, пойдем стресс снимать после сегодняшних приключений.

– А как?

– Самогоном, я у нашего прапора литр приватизировал, а в столовой надыбал закуски и какой-то настойки, чтоб запивать.

– Сейчас, а как же дневальный, он нас не пропустит.

– Дневальный дрыхнет, как выражается наш великий философ Нетупейко, «спит, как бельгийская лошадь».

– А где бухать будем?

– Я сегодня баню открытой оставил, там и выпьем.

Они пили в полной темноте, наскоро закусывая хлебом и запивая мутным настоем, оказавшимся очень приятным на вкус. Они быстро опьянели, вернее, одурманились, головы их окутал тот же туман, что превратил Рябинина в сонного и равнодушного обывателя. Дурман развязал им языки, снял тревожный груз пережитого за этот день.

– Слыхал, - занюхивая хлебом, сказал Лагшин, - Мне Яшмемедов говорил, что они нашли жену капитана без головы.

Андреев поперхнулся:

– Как это?

– Говорит, что медведь заел.

– А он откуда знает?

– Ты же знаешь, что Яшмемедов – болтун, - наклонился к самому уху товарища, - Лично я не верю, что во всем виноват медведь. Между всеми чудесами, творящимися в последнее время, у нас есть какая-то связь, нехорошая связь.

– Какие «чудеса»? – удивился Андреев.

– Гибель жены капитана – это раз, - стал перечислять Лагшин, - Три трупа в избушке – два. Постоянная заторможенность капитана в последние дни – три, непонятная вспышка и землетрясение в ту ночь, когда мы застряли в лесу – четыре.

– Я тоже кое-что могу добавить, - пьяно похвастался Андреев, - Во-первых, наш капитан спит с Отеховой, за ними подглядывал Золотарев, потом рассказывал; во-вторых, странная болезнь нашего «старлея»…

– А что в ней странного?

– Жена говорит, что он тяжело болен, тогда почему его не везут в больницу? И потом, тяжело больные не разгуливают по ночам по тайге.

– Ты это про что?

– Прошлой ночью я пошел до ветру и уже возвращался, когда мимо меня прошел Орехов. Меня он не заметил, я стоял в тени, но мне он хорошо был виден – весь бледный, как мел, трясется, как с похмелья, походка шаркающая и глаза зелёные.

– Как ты их мог разглядеть, ведь ночь была?

– В том и дело, что даже во тьме разглядел.

– Ну ладно, а дальше?

– А дальше прошел он между складами и через забор – в тайгу.

– Зачем?

– Я откуда знаю?

– Может, чокнулся? – сам себя спросил Андреев.

– Всякое бывает, - рассуждал ефрейтор. – Поживи в такой глуши столько же времени, как он, еще и не так задуришь. Но все это неспроста, ох, неспроста!

Андреева уже окончательно развезло, а непонятный туман в голове и вовсе путал мысли, он хотел что-то сказать о произошедшем в избушке, но вместо этого произнес:

– А капитан наш ничего себе мужик!

– Да, - осоловело протянул Лагшин, - Ему палец в рот не клади, такую девочку себе нашел…

Где-то послышались тихие шаги, ефрейтор и Андреев замолчали, вжавшись в стену, но шаги прошаркали дальше. Оба разом облегченно вздохнули – попало бы им, если бы застукали!

– Фу, пронесло!.. – залепетал Андреев, но не договорил, туман, клубящийся в голове, окончательно прорвался наружу, и все поплыло перед глазами, а в ушах зазвенела непонятная музыка. Он едва успел прилечь, прежде чем сознание отключилось совсем. Спустя секунду, в таком беспамятстве рухнул и ефрейтор, настойка Натальи и самогон прапорщика сделали свое дело.

В/ч № 29 119. 23:58.

Часовым в ту ночь был рядовой Дугунский. Он всегда ненавидел эти ночные караулы, ненавидел эту часть, тайгу вокруг, своих командиров и сослуживцев, а заодно и всю службу.

Стоять на проржавелой вышке глубокой осенней ночью среди ветров и дождей, а часто и снегов, смотреть в непроглядную тьму или на небо, зная, что раньше утреннего развода ты никого не увидишь и не откроешь эти дурацкие ворота – это Дугунский ненавидел более всего.

Впрочем, он не очень печалился, шумящая в ночи тайга, смутные очертания зданий, звездное небо, однообразный шум ветра – все наводило приятную дремоту. Дугунский всегда спал на посту, умудряясь пробуждаться до прихода разводящего, оставаясь без наказания за грубейшее нарушение караульной службы, пахнущее трибуналом.

Вот и сегодня он, несмотря на пронизывающий холод, прислонясь к ограждению вышки, дремал, изредка просыпаясь и оглядываясь кругом. Дугунский не видел и не слышал, как старший лейтенант Отехов вышел из своего дома, посмотрел на небо, и твердо направился к выходу.

Он знал, что часовой спит, и потому шел, не таясь. Когда офицер поднимался по ступеням, звук его шагов заглушал ветер. Он вступил на вышку и тут же на небе показалась Луна, полная и низко висящая. От ее света, яркого и слепящего, проснулся Дугунский, мгновенно сообразив, что произошло.

– Я это, товарищ старший лейтенант, - начал он оправдываться, - Только на минуту… сморило меня…

Но Отехов продолжал молчать, его бледное лицо ничего не выражало.

– На минуту я… Больше этого не будет…

Отехов прищурил глаза и поднял к небу руки.

– Я здесь, о, великий! - прохрипел он старческим голосом.

Дугунский непонимающе уставился на своего командира, а у того вдруг вспыхнули глаза, именно вспыхнули зелёным дьявольским светом. Дугунский попятился назад, инстинктивно снимая ремень автомата с плеча. Старший лейтенант захохотал сипло, старчески, как гнилая скрипящая половица.