Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман) - Френч Джон. Страница 5

Фигура, выглядевшая такой реальной и такой живой, вздрогнула.

— Огонь! — Существо внезапно тяжело задышало, взгляд заметался — слепо, панически. — Я чувствую огонь, Ктесий.

Ктесий понял, что подступил к клети.

— Я не вижу, — сказала фигура.

— Это не по-настоящему, брат. Тебя больше нет. Ты ничего не чувствуешь.

— Я не вижу тебя, — произнес Санахт звенящим от смятения и агонии голосом. — Что происходит? Прошу. Что происходит? Я… — Его голос стих, но губы продолжали шевелиться, силясь что-то выговорить, а затем слова выплеснулись, сочась красным дымом, а кожа и плоть, замерцав, обратились в хлопья пепла. — Я вижу его тень, но не очертания. Помоги мне. Он идет, а с ним идет война. Прошу, брат, ты был лучшим из моих сыновей, месть достаточная ли плата за утрату спасения…

— Санахт?

Поток слов оборвался, и глаза существа уперлись в Ктесия. Они были широкими от ужаса и шока. Тело вокруг них вскипело всеми оттенками кошмара.

— Я…

Рот Санахта выдавливал из себя слова, а его тело искажалось и текло.

— …весь…

Санахт прижался к серебряным решеткам внутренней клети. По его корчащейся плоти пополз синий огонь.

— …горю.

— Санахт! — выкрикнул Ктесий, но фигура в клетке вдруг повалилась назад, ее голова упала на грудь. Ктесий тяжело дышал. В старческой плоти стучала кровь. — Санахт? — снова окликнул он, но единственным ответом стало бормотание бесконечных слов.

— Он все еще говорит.

Ктесий повернулся на звук голоса. Он не слышал, как открылся люк. Через него, жужжа доспехами, шагнул Игнис. Прямо за дверью высился Жертвенник, выкрашенные в оранжевый цвет пластины напряглись, будто автоматону не нравилось то, что он не может войти.

— Да, — отозвался Ктесий. — Он все еще говорит.

— Я не задавал вопроса, — ровным голосом заметил Игнис. — Факт того, что Атенеум все еще говорит, совершенно очевиден. Тебе нет нужды подтверждать это.

Ктесий закрыл глаза и медленно выдохнул.

— Тогда зачем ты это сказал?

— Иной уместной завязки разговора не нашлось. — Игнис посмотрел на многослойные клети — узилище того, кто некогда звался Санахтом. — Твои оковы все еще держатся.

— Еще одно утверждение, а не вопрос? — вздохнул Ктесий.

— Верно. — Игнис перевел взгляд на Ктесия. Его лицо оставалось неподвижным, но узоры татуировок изменились. — Ты выглядишь так, словно тебя что-то тревожит. Ты сам на себя не похож, Ктесий. Неужели твоя увядшая душа чем-то обеспокоена?

Ктесий покачал головой:

— У меня нет души.

— В это я могу поверить, — произнес Игнис и посмотрел на клеть и голос Атенеума; он выглядел так, будто собирался что-то добавить, но Ктесий опередил его.

— Я был удивлен, что он пошел на это, — сказал Ктесий. — Санахт всегда был предан Ариману, но последовал за Амоном против него. Отдать себя, стать проводником, чтобы Ариман сумел вызнать секреты Магнуса… Здесь что-то не сходится.

Игнис пожал плечами.

— Но так он и поступил. Этого ответа достаточно. — Он снова посмотрел на Ктесия. — Обстоятельства меняются. Люди меняются.

— Да, меняются, — согласился Ктесий, затем вздрогнул и отвернулся от клетки. — Когда мы войдем в шторм?

— День, максимум два. Навигатору нужен отдых.

— Это звучит почти с сочувствием.

— Навигатор попросил отдых, и Ариман согласился.

— Я знал, что дело не в твоей доброте, — произнес Ктесий, и на его лице появилась холодная усмешка.

Игнис не улыбнулся. Ктесий подумал, что встревожился бы больше, если Властитель Разрухи ответил ему тем же.

Молчание начало затягиваться. Ктесий не сводил глаз с заключенной в клетку фигуры.

— Почему Ариман еще держит Атенеума? Месяцами слушал и допрашивал, а теперь даже не вспоминает о нем. Если он взял от него все, что нужно, зачем держать его… живым?

— Знание, — ответил Игнис. — Знание, изъятое из разума нашего отца Магнуса так, что тот даже не подозревает об этом. Ты ожидаешь, что Ариман откажется от подобного?

— Нет… но, возможно, стоило бы.

— Тебе ли говорить такое…

— Да, — сказал Ктесий и, не глядя, кивнул брату, — здесь что-то не так; Ариман не говорит нам о том, что совершил и что намеревается совершить.

— Ты говоришь очевидную истину, словно это какая-то тайна, — произнес Игнис. — Он — Ариман. Видимо, опыт нашего общего прошлого ничему тебя не научил.

— Нет, — Ктесий покачал головой. Он все еще смотрел на Атенеума, вспомнив, как тот говорил голосом Санахта. — Нет, думаю, я усвоил уроки прошлого достаточно хорошо.

— Тогда не удивляйся.

— Зачем ты тут, Игнис? — спросил старик и повел плечами, чтобы избавиться от онемения, охватившего его почти иссохшие мышцы. — Уж точно не ради того, чтобы восполнить вдруг возникшую нужду в товариществе.

Игнис пожал плечами, как будто ответ был очевидным.

— Я здесь, чтобы сообщить тебе: Ариман созывает собрание. Начинается.

+Я потерпел неудачу+.

Слова Аримана дрожью прокатились по залу.

Игнис ощутил, как разумы присутствующих замерцали от удивления. Тишина сдавила движения и дыхание. Это было не просто убавление звука, но замирание мыслей и глушение ментального шума. Азек повернулся и посмотрел на воинов, стоявших на ярусах над ним и вокруг него. В зале находились все братья-колдуны, служившие Ариману, а также их свита из рубрикантов. Их было мало, если сравнивать с легионами старины, но эти живущие колдуны сами по себе представляли силу, достаточную, чтобы поставить на колени целый мир. Каждый взор и разум в зале были полностью сфокусированы на Аримане. Давление этой концентрации переливалось над собранием тепловой дымкой. Игнис просто наблюдал. Даже для него такие слова были подобны удару ножа. Гул напрягшихся сервоприводов Жертвенника, стоявшего у него за спиной, полностью стих.

+Все вы прошли путями, которые я бы не избрал для вас, — продолжил Азек. — Вы прошли ими из-за меня, из-за будущего, в котором я вас убедил. Вы поверили. Вы пошли за мной, и эта первая мечта потерпела крах. Все мы поплатились за эту ошибку. Даже те, кто находился в ином месте, вдалеке отсюда, в других мирах, следующие иными судьбами, все мы, весь легион Тысячи Сынов, пострадали из-за этой неудачи. Из-за моей неудачи+.

Ариман поднял глаза, как будто глядя сквозь потолок зала и слои палуб на далекую точку света.

Игнис наблюдал и отсчитывал секунды, отмечая ритмику и своевременность каждого жеста и слова Аримана: идеально. До невозможности идеально. Игнис был магистром Разрухи Тысячи Сынов еще во времена, когда подобные титулы значили нечто большее, чем пустая гордыня и неспособность расстаться с прошлым. Он был одержим нумерологией разрушения, а конфигурация и значение всего на свете были его ремеслом. Во вселенной, что он лицезрел, каждая деталь имела смысл.

+Мы — изгнанники, — послал Ариман, снова опустив взгляд. — Мы — сыны, отвергнутые Магнусом, которые понесли наказание за то, что осмелились отринуть судьбу, сломанный круг на краю бытия, беглецы, изгои, пример того, что ждет всякого, кто не покорится прихотям богов. Мы поверили в собственные мечты. Мы поднялись высоко. Нас сбросили вниз+.

Он ударил Черным Посохом о платформу.

+Но судьба все равно ложь!+

Ударная волна со звоном прокатилась по варпу. Живые пошатнулись, а воины Рубрики затряслась, не сдвинувшись с места.

+Нет ничего неизбежного! Нет ничего неотвратимого! Нет ничего предначертанного! Если путь к спасению лежит через чистилище, значит, так тому и быть!+

Слова стихли. Ариман обвел взглядом тысячи мертвых и живых глаз, что смотрели на него в ответ. Игнис невольно почувствовал, как его двойные сердца замерли между ударами. Эмоции не были частью его вселенной. Но в тот момент, под взором Аримана, он ощутил нечто, что попытался понять.

Ариман кивнул.

+Мы пострадали, но выстояли. Мы сражаемся против судьбы, братья мои, и теперь отправляемся на войну в последний раз. Мы возвращаемся туда, откуда нас изгнали. Мы выступаем на Планету Колдунов. Там мы призовем вторую Рубрику. Мечта прошлого наконец воплотится в полной мере. Мы станем свидетелями того, как она обретет жизнь, — вы и я+.