Избранники Смерти - Зарубина Дарья. Страница 60

Весточку нужно Якубу передать. Может, впору бежать из Черны, схватив в охапку внука?

Агата кликнула девку, велела сходить в нижний город на постоялый двор, узнать, не уехал ли еще манус, которого утром клеймили.

Принял ради нее Иларий клеймо. Не бросит, верно, под тенью Безносой. Простит за малодушие свою княгиню.

Глава 67

Да только как простить, как забыть трусость и предательство? Сколько лет был к нему князь добр, кормил, кров и дело давал, почитал за друга, а пришел страшный час — и не сумел Конрад отвести черное крыло от Владека. А Игор и вовсе уехал неведомо куда по своей прихоти.

Не думал никто из них, что может такое случиться. Привыкли, что все держал Владислав в уме, обо всем знал, обо всех заботился, защищал каждого в Черне своей силищей. Да вот настал час, и самому ему не нашлось защитника.

Конрад сжал в пухлом кулаке колечко из рыжеватых волос, прижавшись к стене терема так, чтоб ночная тьма скрыла его от глаз прохожих. По улицам, голося, бродили горожане, оплакивали своего князя. Кто-то смеялся нарочито громко — не верю, мол, что может князь Владислав поддаться какому-то проклятью и сгинуть. Нашему князю топь покоряется, небо пятки лижет. Бессмертный он, только куражится, хочет посмотреть, что мы без него станем делать.

Рад бы Конрад поверить, что проверяет Владислав, шутя, своих недругов и гадину-тещу, да только видел Конрад сам его глаза пред тем, как истаял Влад, как сожрало его темное заклятье. Не сумел высший маг одолеть магию проклятую, неземную.

Ханну поминал перед смертью князь, может, знает что-то лекарка, сумеет Владека вернуть, да только где ее теперь искать? Кто говорит, лежат обе повитухи в снежной комнате, куда еще два дня хода никому нет, пока чернская сила из тела княгини в землю не уйдет. Кто говорит, отдали Ханну каким-то сродникам в городе, полуживую, может, уж и преставилась. А если и нет, как узнать, каким родственникам? Не ходить же книжнику по домам, спрашивая, не на ваш ли двор полумертвую лекарку Ханну отнесли?

— Ты это, Коньо? — позвал из-за угла знакомый старческий голос.

Болюсь, словно битый пес, мелкими шажками подбежал к Конраду, заглянул снизу вверх в глаза.

— Что ж делается-то, батюшка? — завел он тоскливо. — И вправду, что ли, Владислав-то Радомирович помер?

— Вправду, отец, — ответил Конрад. Голос сорвался. Скрутило в животе от горя и отчаяния.

— Это что ж теперь будет-то? — заныл словник. — Радугу не одолел, Черну оставил на младенца да старую бяломястовну…

— Душу не трави, старый дурак, — оборвал его Конрад. — Что из терема убег?

— Да не был я там. Ходил на площадь глядеть на праздник, — словник вынул из-за щеки монету. — Да только вот оно как все повернулось. Верно, прибьют теперь наши с тобой головы на Страстную стену. Закраец-то вон утек…

Конрад пихнул старика локтем, хотел сказать, что вернется Игор, как узнает, что приключилось, но промолчал. Чужая душа — потемки, а закрайская — черная зимняя тьма.

— Опять мне, знать, в путь-дорогу, а, книжник? Давай вместе уйдем. Авось не догонят. Пока Агата из Бялого от сына подмогу получит, нас уж ищи как ветра в поле.

— Захочет догнать — найдет, — задумчиво проговорил Конрад, поглаживая корешок книги. — Да только я живым не дамся. Ты уходи, отец. Тебе тут кровного интереса нет, а я Владиславу жизнью обязан. Он меня, полуживого, у разбойников отбил и на ноги поднял. Думал я долг отдать, да теперь задолжал вдвое к прежнему. Останусь. Как умирал Влад, сказал Ханну-лекарку найти. Она — ключ к проклятой радуге. Хотел Владек победить гадину-топь, да не успел. Может, я сумею его именем с Землицыной помощью. А там уж какова судьба…

Словник поджал губы.

— Гордец ты, мил дружок, — пробормотал старик укоризненно. — Думаешь, простой книжник с делом Высшего мага справится? Лекарка, чай, тоже утекла. Думаешь, простит повитухе старая княгиня смерть дочери?

— Пугай сколько хочешь, старик. А я не отступлюсь. Игор вернется — вместе отыщем, как топь вовсе извести. Вот проберусь в дом в подвал, возьму склянок с отваром сколько унесу…

— Да ты погляди на себя, — щербато оскалился словник. — Мышкой проскочишь? Давай я принесу. Правду сказал закраец. Жалко мне людишек-то. Скоро и самому к Землице на ладонь ложиться, пусть хоть память обо мне добрая будет. Словник Срединные земли от топи избавил.

Старик мечтательно пожевал губами.

Конрад посмотрел на него с жалостью. И старого прощелыгу проняло. Все они были при Владеке словно бы пальцы в кулаке, за одну цель собраны, к удару готовы. А теперь обрубки окровавленные под плахой, никому не нужны, бессильны.

— Слушай, батюшка, а ведь не осмелится пока никто в подвал спуститься. Пока не уверятся, что не вернется Влад. Куда нам с тобой с места сниматься, если можно под носом у княгини затаиться? Вот мы вечоркинскую ведьму искали по всем лесам да полям, а она зиму с нами пересидела — и не думали, что такое можно. Схоронимся в подвале Владовом. Там и травы, и записи, и все, что надобно. — Конрад уцепился за первую нестрашную мысль, пришедшую в голову с самой смерти Владислава.

— И верно, — улыбнулся словник. — На ледник еды наворуем…

— Эх и плут ты, старик, — улыбнулся Конрад. Старый словник пожал плечами: мол, каков есть…

Глава 68

— …Плутней родился, плутней живу, да, паскудник? Ведь и не услышал я даже, как ты за мной увязался. Как же ты мальчонку-то оставил?

Славко склонился к псу, вынырнувшему из темноты прямо ему под ноги. Хотел потрепать гончака по широкому лбу, да только Проха вывернулся, зарычал глухо и потянул, как давеча, возчика за полу кафтана.

— Опять в беду меня втянешь, лукавая ты скотина, — отмахнулся возчик и вгляделся в глубину большой залы, куда созывал князь на совет своих бояр и гербовых магов. Единственный факел горел над алым престолом Владислава, и оттого вся зала казалась погруженной в густую темноту. Далекий красноватый отсвет костров подкрашивал кровавым окна, под ними угадывались очертания лавок.

Справа и слева от престола, за лавками для Гжеся и старейшин города виднелись проходы — два пути в глубь терема.

Славко пересек зал и остановился в нерешительности. Неугомонный пес тянул и тянул его назад, к двери. Возчик толкнул его сапогом, пес взвизгнул, но не отстал, только зарычал и потянул сильнее, а потом внезапно выпустил полу и, подскочив, ловко тяпнул Славко за ногу и бросился наутек.

Возчик взвыл и погнался за псом, не успев подумать, что не стоит шуметь в княжеских палатах, когда без приглашения явился. Пес нырнул в боковую дверцу, неприметную в нише у входа — верно, ход для слуг, и Славко протиснулся за ним.

Проха остановился в тусклом свете из небольшого оконца, завилял хвостом, развалил уши, прикинувшись дурачком, и всем своим видом показывал: ну вот, пошел бы за мной сразу, не стал бы я тебя кусать.

Гончак развернулся и, цокая когтями по выскобленному дожелта полу, побежал в глубь дома.

Славко поколебался недолго, а потом двинулся следом. Если и разыщет кто в огромном княжеском тереме лекарку Ханну, так это ее паскуда-пес.

Славко шел переходами, мимо затворенных дверей и темных ниш, в которых стояли сундуки или резные лавки. Изредка дорогу освещали факелы, но в том переходе, куда нырнул Проходимец, царила непроглядная темень, пришлось идти ощупью.

— Верно, Владислав Радомирович и в темноте видит, как сыч, — пробубнил себе под нос Славко, очередной раз налетев на угол лавки. По ногам тянуло холодом, и чем дальше шел возчик на звук песьих шагов, тем замерзал больше. Не весенний это был холодок. Что-то страшное студило тьму, колдовское.

Под сапогом хрустнули иголочки инея. Под ноги сунулся невидимый в темноте гончак, ткнулся теплым носом в ладонь.

Славко остановился, прислушался.

Где-то совсем рядом, за затворенной наглухо дверью, кто-то был, потому что возчик услышал из-за стены тихий, осипший голос: