Глазами любви - Довиль Кэтрин. Страница 53

В комнате стало очень тихо, только со двора слышалось громыхание телеги. Идэйн опустила глаза на доску.

– Ваше величество, – сказала она ясным и чистым голосом, – простите меня, но я не умею играть в шахматы.

Казалось, король даже не слышал ее слов. Он смотрел на черно-белые квадраты и фигуры на них.

– Я пошел ладьей, – сказал король Англии, указывая на фигурку черного дерева. – Правила игры таковы, что теперь ты должна сделать ход.

Идэйн все еще держала в руках королеву сло­новой кости, которую он дал ей, закончив свою речь. У Идэйн возникло странное ощущение, будто она услышала слабое, похожее на пчелиное, жужжание, эхом отдававшееся где-то у нее в го – лове.

Она смотрела на шахматную фигуру, не впол­не понимая, что случилось. Король, не спуская с нее глаз, подался вперед.

Идэйн неуверенно поставила фигурку короле­вы на надлежащее место рядом с королем. На ощупь фигурка была теплой, будто побывала воз­ле огня.

Внезапно Идэйн почувствовала себя отупев­шей от усталости. Ум ее не хотел прилагать уси­лия, чтобы овладеть наукой игры в шахматы. Мыс­ли блуждали где-то далеко, ей вспоминался пиршественный зал, вдовы за своим столом и при­дворные туалеты, те самые, что она и леди Друсилла так старательно приводили в порядок, что­бы к приезду короля Генриха у нее появился элегантный гардероб.

Она знала, что бессмысленно протестовать, ссылаясь на усталость и жалуясь, что на рассвете она не в силах учиться играть в шахматы. Под взглядом короля она взяла белую ладью и пере­двинула ее по доске вперед. Король ничего не сказал. Она смотрела, как его рука замерла над доской, смотрела, как он выбрал другую ладью и пошел ею. Не способная ни о чем думать, она сде­лала то же самое. Король пошел конем и взял ее пешку.

Идэйн в смятении смотрела на доску. В ушах у нее звенело. Она сидела здесь, потому что не знала, что еще делать. Но она не могла себе представить, что король находит эту игру забавной, интересной или увлекательной – наблюдать за девушкой, не имеющей о шахматах никакого пред­ставления, смотреть, как она неуверенно перестав­ляет по доске фигуры.

Король тем временем говорил с Асгардом, склонившимся к его плечу. Идэйн чувствовала, как веки ее тяжелеют, она старалась заставить се­бя не зевать.

– Есть другие варианты, – сказал король, делая ход слоном. – Особенно если использовать сарацинскую защиту.

Несколько свечей догорели и погасли. Асгард не заменил их новыми. Король встал из-за стола и поворошил угли в камине, потом подбросил в огонь небольшое поленце. Огонь теперь ярко раз­горелся, но полено вскоре сгорело, и остались только тлеющие уголья. Когда король вернулся к столу и взглянул на доску, он нахмурился.

– Ну и что ты сделала? – спросил он. Идэйн едва слышала его. Когда он сделал ход слоном, она протянула руку и пошла своим конем из слоновой кости и взяла слона. Король откинул­ся на стуле и после недолгого размышления пошел конем.

Идэйн оперлась головой на руку. Голова была тяжелой, казалось, она не сможет удержать ее. Идэйн смотрела на передвигаемые по доске фигу­ры, и у нее было такое впечатление, что они пере­двигались сами по себе.

Она видела, что это настоящее поле битвы с двумя сражающимися армиями. Там были пешки, обычные солдаты, которых всегда берут в плен и убивают. Там были бесшабашные кони, рвущиеся вперед, и слоны – башни, защищающие короля и королеву.

И в смятении Идэйн поняла, что в этой игре главным и всемогущим был не король, а королева.

Потому что, при всем своем бурном характере и гордости, король был вынужден уступать, и нести свой крест, как того требовала церковь, и на него налагалась епитимья за убийство его давнего друга Томаса Бекета, назначенного им архиепи­скопом Кентерберийским.

И будто откуда-то издалека она видела кро­шечную фигурку короля Генриха, шагающего по шахматной черно-белой доске босиком и в мешко­вине, как и требовали от него церковники. Когда Генрих дошел до конца шахматной доски, появился Лев Шотландский. Он приблизился к Генриху, хвост его подрагивал. Но в последний момент он смиренно лег у ног Генриха Плантагенета.

– Видишь, как она играет? – послышался тихий голос, который, как показалось Идэйн, до­несся откуда-то издалека.

– Благородная девица… – услышала она голос тамплиера, но его перебил другой голос.

– Страсти Господни! – сказал король. – Неужели не видишь, какое у нее лицо? Если нуж­но ей что-то сказать, попроси ее предсказать нам будущее!

На доске сражались две армии – ярости их не было предела. Идэйн не могла отвести от них глаз. Из башни вышла королева – лицо гордое, но печальное, она махнула рукой из слоновой кости. Четыре коня – два белых и два черных – подъехали и окружили ее.

Звон в ушах Идэйн все усиливался.

Боже милостивый! Королю Генриху никогда не знать мира! Молодой король, принц Генри, ко­торого он короновал сам, вытеснил его из Фран­ции. Как и второй его сын и союзник принца Ген­ри, Джеффри. Что же касалось его третьего сына, Ричарда Львиное Сердце, то он всегда был ма­менькиным сынком, и единственная женщина, ко­торую он будет любить, – это мать. Младший, мрачный и надутый принц Джон, оказался тем, кто завладеет троном после всех них.

Король внимательно наблюдал за ней. Потом тихо спросил:

– Что ты видишь, благородная девица? Идэйн попыталась привести свои мысли в по­рядок, чтобы ответить:

– Медвежата повергнут во прах старого мед­ведя и отнимут его золотую корону, хотя он и лю­бит их. Гордость короля попрана; прощение при­ходит от Папы Римского. Как и от мертвого.

Некоторое время король Генрих сидел молча, не в силах вздохнуть полной грудью. В свете пла­мени камина лицо его казалось красным. Потом, как ей показалось, он содрогнулся.

– Ах, Томас, – простонал он, – неужели мне так и не суждено избавиться от этой пытки? Неужели мои мятежные отродья так и будут тер­зать меня, как и твой чертов призрак? Страсти Господни! Право же, я не осмеливаюсь сказать, чего я больше всего желаю!

Король сделал резкое движение, перегнулся через шахматную доску к Идэйн, взял за руку и перевернул ее ладонью кверху.

Идэйн крепко сжимала в руке коня из слоно­вой кости. Королю Генриху пришлось силой раз­жать ее кулачок и отогнуть большой палец, чтобы увидеть его. Маленькая фигурка была покрыта кровью.

Пока они оба молча созерцали ее, кровь за­струилась с ее ладони на черно-белые квадраты шахматной доски, и скоро на ней скопилась целая лужица.

Генрих Плантагенет посмотрел на Идэйн. Те­перь его серо-голубые глаза были ясными, будто он внезапно протрезвел.

– Ну, благородная девица, – спросил ко­роль скрипучим, внезапно охрипшим голосом, – ты проделала весь этот долгий путь, чтобы от­крыть мне то, что никто, кроме тебя, не может от­крыть. Когда же ты мне это скажешь?

Идэйн молчала, все еще объятая страхом. Она старалась избежать его взгляда. Под ними на шахматной доске все еще, не обращая на них вни­мания, сражались армии. Но скоро бой должен был прекратиться. На ладони Идэйн лежал белый конь из слоновой кости, и из его фигурки таинст­венным образом все еще сочилась алая кровь.

– Молодой король, принц Генри, – сказала Идэйн, – мертв!

20

– О, какой стыд, какой по­зор, что ты не берешь с собой ни одно из тех пре­красных платьев, над которыми мы так потруди­лись, – причитала жена коменданта. – Это самые прелестные в Англии наряды, и все они ос­танутся здесь, и носить их будет некому, и никто не оценит их красоты, девушка, никому не пойдут они так, как шли тебе!

Леди Друсилла смотрела, как двое рыцарей сносили по лестнице маленькую корзинку с веща­ми Идэйн, чтобы передать солдатам, ожидавшим, когда девушка спустится. К вещам жена комен­данта присовокупила все, что необходимо для пу­тешествия, – пищу и вино, теплое одеяло и попо­ну из овчины, чтобы накинуть ее на седло.

Леди Друсилла в отчаянии сжимала руки.

– Ничто, увы, ничто не пригодится тебе, бедное дитя, – рыдала она. – Там, куда ты от­правляешься, модные платья не нужны. Это все, что мне сказал комендант замка!