Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон. Страница 99
Владимир Сулимов, сын расстрелянного старого большевика, председателя СНК РСФСР, вернулся с фронта инвалидом. Трое других подали заявления об отправке на фронт. Они учились (кино, медицина, физика, математика…) и работали. Михайлов тоже вернулся с фронта. Они собирались иногда, довольно редко, на вечеринки, беседы.
НКГБ не мог упустить из поля зрения такую компанию.
Следствие курировал следственный отдел по особо важным делам НКГБ, но дело вело Мособлуправление: допрашивали следователи Малой Лубянки, а просматривали протоколы «наверху»…
В 1944 году все, даже дети, знали, что на Лубянке лучше «признаться»: в лагере хуже не будет, а расстреливали в тюрьме не всех…
Осенью 1943 года мне предъявили обвинение в терроре и антисоветской агитации, по статье 58 пункты «8» и «10». Через несколько месяцев следствию стало ясно, что террор (п. 8) полуслепому не «приклеишь», этот пункт отпал, и меня пустили на ОСО с пунктом 10.
С группой Сулимова получилось наоборот. Попав в следственные тиски, молодые люди взяли на себя некие политические анекдоты, и дело поплыло в сравнительно благополучном фарватере тривиально «антисоветской агитации», то есть подпадало под пункт 10 статьи 58.
Однако в последний момент следствие свернуло в сторону и молодым людям предъявили обвинение в террористической деятельности. Одна из обвиняемых, Нина Ермакова, жила на Арбате, а по этой улице изволит следовать в машине Хозяин… Итак, покушение на Жизнь Самого вождя, дорогого Иосифа Виссарионовича Сталина. За дело взялись заплечных дел мастера высшего ранга с Большой Лубянки. Дело курирует начальник следственной части генерал-лейтенант Влодзимирский, допрашивают полковник Родос, майор Райцес. В бригаду костоломов вошли также подполковник Шварцман, майор Букуров, Рассыпинский, Н.Н. Макаров…
Имена палачей нельзя забывать.
Но я уже забыл фамилию своего первого следователя 1943 года. Помню майора Касаева, да полковника Бененсона, из начальства. Помню первый допрос, в ночь на 9 августа 1943 года в кабинете комиссара С.Р. Мильштейна. Неужели они благоденствуют и поныне?..
…Сценарий покушения на жизнь Сталина следователи сочинили оперативно, ни мало не заботясь о фактах, обстоятельствах, свидетелях и прочем «антураже». Каждому из группы отвели определенную роль: изучение маршрута авто Вождя, изготовление «бомбы», расчет траектории ее полета, идеологическая подготовка и прочее…
Средства добывания «признаний» обычные, фирменные: ругань, резиновые дубинки, угрозы арестантам и их близким.
Широко практиковались очные ставки: один запуганный подследственный показывает, в присутствии следователя, на другого, еще более запуганного, что тот готовил покушение. Требовать предъявления улик, фактов? Тогда уж заодно надо было просить в месткоме Лубянки путевку в санаторий на Южный берег Крыма…
Очные ставки предварительно репетировали, как в профессиональной театральной труппе.
Арестантам демонстрировали полное пренебрежение законами: следователь на глазах подследственного рвал неугодные листы допроса, добавлял от себя целые фразы «признаний», заставлял заучивать сочиненные им же «признания». Всемогущество Лубянки и ничтожность обвиняемого. А между этими полюсами, на ниточке, — готовая вот-вот оборваться жизнь…
«Раз вы здесь, вы виновны, и чем раньше вы это поймете, тем лучше будет для вашей шкуры», — разъяснял Влодзимирский.
То же самое говорил мне мой следователь. Эти слова слышали поколения «врагов народа», попавших на Лубянку.
А вслед за следователями те же слова нашептывали в уши истерзанных арестантов камерные «наседки», подосланные начальством.
Система…
Следствие шло к искомому концу, сын Сулимова уже признал, что покушение на жизнь Сталина должны были совершить из окна квартиры Нины Ермаковой. На одном из последних допросов следователь Райцес спросил Левина, как расположены окна квартиры Ермаковой. Оказалось, они выходили во двор. Следователь случайно наткнулся на эту несуразность: факты его интересовали менее всего.
Дело пошло через ОСО уже по второй категории.
Членов «МТО» реабилитировали в 1956 году, троих — посмертно. В числе погибших был Владимир Сулимов, сын старого большевика.
Процесс оказался «липой», но объявить об этом у новой власти духа не хватило…
Дело «Молодежной террористической организации» послужило эталоном. В 1948 году гебисты пытались создать групповое «дело» в Харьковском университете. Если бы не находчивость, если бы не отважное поведение ректора Буланкина, не миновать бы дюжине студентов, любителей стихов, тюремной доли.
Но Хозяин пробавлялся не одними молодыми людьми. По его указке взяли в работу ветеранов ВЛКСМ, комсомольцев двадцатых годов. То были инициативные ребята. В биографии каждого можно было, при желании, отыскать случай, когда юноша поднял руку не за «ту» резолюцию или вовсе воздержался от голосования…
Заслуженных комсомольцев незамедлительно пропустили через конвейер.
Мобилизуя внутренние резервы, Органы обратили внимание на толстовцев. При царе философские сочинения Льва Толстого замалчивали. При Сталине наступил прогресс. Последователей учения Толстого уничтожали целыми деревнями. Крестьяне исповедовали непротивление злу, — они отказывались брать в руки оружие. Их обвиняли в подготовке вооруженного восстания. И убивали.
Так было в тридцатые годы, в сороковые. И в пятидесятые.
После войны борьба вокруг кресла генсека разгорелась с новой силой. Группа Маленкова-Берия решила покончить с притязаниями Жданова на престол. Это был опасный конкурент, не упускавший случая возбудить подозрительность Сталина против самого Маленкова. И он добился удаления главного соперника из Москвы. Но вскоре Маленкову удалось, с помощью Берии и Хрущева, опорочить Жданова, обвинив его в заговоре против… партии. Оклеветанный Жданов заболел и скоропостижно скончался 31 августа 1948 года.
На высоких партийных и государственных постах работали ставленники Жданова: А. Кузнецов, П.С. Попков, М.И. Родионов, А.А. Вознесенский. Не оставлять же их…
Говорят, пишут о репрессиях тридцать седьмого года. Округляя от ужаса глаза, называют тридцатые годы периодом Большого террора. Иные справедливо полагают, что год тридцать седьмой начался гораздо раньше. Но сталинский террор не имел начала, наподобие определенной точки отсчета. Он не знал перерывов и даже смерть тирана его не остановила.
Цветы деспотизма, как и всякие многолетние растения, требуют неустанного ухода. Когда наступала пора полить их кровью, кремлевский садовник сам брал в руки лейку.
…«Ленинградское дело» стоило жизни тысячам партийцев, военных, рабочих. Их обвинили в заговоре с целью предаться в руки английских империалистов. «Как оказалось», руководители замыслили взорвать флот, сдать город немцам и перевести столицу из Москвы в Ленинград.
Ни грана логики, смысла. Как всегда. Необычно другое: новая сталинская провокация не получила огласки в печати. В февральском постановлении ЦК 1949 года Кузнецов, Попков и другие руководители Ленинграда обвиняются в нарушениях государственной дисциплины. ЦК снял их с работы, наложил партийные взыскания. И только. Сталин остался верен себе. Все остальное — арест, пытки, убийства случится без его ведома…
По прямому указанию Абакумова из работников выбивали показания против покойного Андрея Жданова. Кто дал указание Абакумову — догадаться нетрудно. Потом был «суд» в исполнении выездной бригады Ульриха.
В ленинградской мясорубке погибли партийный секретарь области Кузнецов, председатель исполкома Совета Попков и все секретари райкомов. Ректор университета Вознесенский, брат бывшего председателя Госплана. Председатель Совета Министров РСФСР Родионов. В несколько дней забрали две тысячи военных.
Как только Жданова замуровали в Кремлевской стене, уничтожили все следы его руководящего пребывания в Ленинграде, все материалы о девятистах днях немецкой блокады. Сталин распорядился закрыть музей обороны Ленинграда и арестовать директора, майора Ракова [258]. Наложен запрет на сборник о научных достижениях ленинградских ученых и на сборник о деятелях культуры.