Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита. Страница 48

Кадры их медоблока заставили отвернуться даже Нечаева. Несчастную, привязанную к глянцу реаниматора, мучил ранее не попадавший под камеры человек.

– Они с ума сошли… – потрясённо произнёс Майкл.

– Возможно… – сглотнув, предположил Ганич. – Возможно, тут вина газа. Этого, как его, кхм… триполия…

Нечаев прочистил горло, вздохнул, будто собираясь духом, и включил запись, на которой исповедовался тот, кто расставил все эти камеры.

– Вика перевела. Он говорит, что с ними, то есть с забаррикадировавшимися, имитатор. Или повторитель. И что они обречены.

Наступила тишина. Последний просмотренный файл нумеровался двадцать девятым, всего их имелось сорок два. К этому моменту, если следовать логике, в живых осталась лишь одна женщина.

– Вот тебе и вторая категория контакта… Мда… – хмыкнул Буров, покривив губы.

– Не причём контакт… – тихо, как бы самому себе пробубнил Павлов в ответ.

Последнюю выжившую запечатлела камера в жилой кубрик. Она убегала. Убегала от… чего-то. Её преследователь едва ли имел облик какого-то конкретного человека. Это было нечто беспрестанно меняющееся, будто бы слепленное из всех тех людей, что погибли ранее.

– Боже мой! Все мертвы! Все! – Ганич тихо всхлипнул. Он не видел последнего кадра. Отвернулся.

– Что это за дрянь?!

– Выясним… – цыкнул командир.

Дуга нехарактерно громко взвыла, и снова отключилась. У переборки в коридор, из которого только и можно было попасть в жилые кубрики, в столовую и ангар, собрались мрачные космопроходцы. Теперь почти каждый был вооружён. Даже Буров, вынужденный через боль пыхтеть над непокорным агрегатом, и тот сунул за спину под ремень прихваченный с челнока пистолет.

Вскоре вонь полиэпоксида в очередной раз наполнила отсек. Пока Павлов расправлялся со шлюзом, Роман не отрываясь смотрел на тело лысого немца с табуретом в груди. Это ж какой силой надо обладать, чтобы таким вот образом разделаться со здоровяком!

– Иванов, Бёрд – за мной, – командир, не дождавшись пока смола по краям реза остынет, устремился в очередной проём – в нём взыграл азарт.

Коридор освещался ярко. Справа и слева имелись переборки в склады и подсобные помещения, а также в разного рода многофункциональные отсеки, предусмотренные под текущие нужды космопроходцев. Их осмотрели практически на бегу; Роман как бы спешил на рандеву с таинственным убийцей, а боевая дрожь, влившаяся в тело авансом, только усиливала спешку. Отчего-то он был уверен, что имитатора, кем бы он ни был, в складах и прочих отсеках по обе стороны этой части коридора нет.

Иван неосознанно, на одной только выучке, ступал за командиром чётко след в след. Держа излучатель почти ласково, не сжимая его исступлённо, он был готов в любую секунду вынырнуть сбоку и поразить цель протоволной. Он ни разу не стрелял из этого оружия, не довелось. Но в теории знал его очень хорошо. Знал даже такие мелочи, как, например, бесполезность характерной для продукции концерна «Калашников» мушки. Она имелась на ПИМе только как атрибут принадлежности оружия к знаменитому семейству.

Большой отсек, задуманный в качестве столовой и одновременно кают-компании, выглядел как школа-интернат наутро после выпускного. С той лишь разницей, что вместо высохших брызг шампанского и следов всяческих непотребств по стенам виднелись окаймлённые чёрным увязшие пули. В остальном всё сходилось: кругом валялись гнутые табуреты, хрустел ломанный пластик посуды, воздух был кислым и застоявшимся.

Из этого отсека вели две переборки. Одна – в задраенный снаружи ангар со стойками «Сапфиров», другая – к жилым кубрикам.

Роман огляделся. Холодевший в руке гордеев должен бы придавать уверенности, но почему-то на сей раз ничего подобного не ощущалось. Возможно, виной тому были следы от пуль ровно такого же автоматического пистолета – стрелявшие из него тем не спаслись.

– За мной…

Переборка в коридор с жилыми кубриками отъехала в сторону на удивление тихо. Но космопроходцы остались на месте.

Нечаев медленно опустился на одно колено, а Бёрд присел в метре слева, также целясь перед собой. Иван будто бы выжидал, когда коллеги с огнестрельным оружием займут позиции, и только после этого опустил флажок предохранителя вниз, отводя для устойчивости назад опорную ногу.

Писка излучателя оказалось достаточно, чтобы силуэт в конце коридора дёрнулся и пришёл в движение. Роман почувствовал вдруг, как вместе с ним где-то внутри зашевелился липкий чёрный комок тревоги; сглотнув, он быстрым движением убрал нечто из глаза, мешавшее чёткости зрения.

Человек – а это был человек! – оказался нагим и шевелился странно, как бы разминался что ли, стоя не то полубоком, не то как-то… Роман опять протёр глаза – нервно, отрывисто.

Женщина. Надо же! Она имела короткие тёмно-русые волосы неоформленной копной и чудно держала спину, будто бы горбилась. Можно было подумать, что она хватается за живот от боли, да вот руки её – длинные, прямые и тонкие – висели по бокам как две сломанные ураганным ветром ветки на осеннем дереве.

Нечаев почти не дышал. Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд.

Женщина раскачивалась. Всего миг назад Роман почку выложил бы: Милош – ни дать, ни взять! Но то миг назад. Двигаясь из стороны в сторону одним корпусом без всякой чёткой амплитуды, она вдруг заговорила. Поначалу это скорее было похоже не бульканье и шипение, но спустя пару секунд стали проскакивать отдельные слова.

Нет, всё-таки что-то не то было с его глазами! Женщина начала медленно поворачиваться к непрошенным гостям, а по голым плечам её скользнули вдруг отросшие волосы, к тому же – светло-русые, почти блонд…

И она пела. Чёрт подери, она пела! Чуть хрипло поначалу, шёпотом. По-русски…

– What a… fuck?!. – Бёрд было привстал.

– Командир?.. – спросил Иванов, напряжённый как взведённая пружина, поигрывая похолодевшими пальцами по тёплой поверхности излучателя.

Но командир не отвечал. Не мог ничего с собой поделать, всё больше немея. Женщина давно уже повернулась к ним лицом, и все видели пугающие метаморфозы, прямо на глазах происходившие с ней: руки укорачивались, кожа бледнела, по плечам и основанию шеи проступали еле различимые крапинки веснушек, а волосы, коснувшись увеличившейся груди, вдруг разом завились на кончиках. На перестраивавшемся лице – это было похоже на работу скульптора по глине в ускоренной съёмке – беспрестанно шевелились, также меняя форму и набирая цвет, губы.

Голос её становился громче, она сделала шаг, затем ещё один.

Роман похолодел, забыв дышать. К ним приближалась Оля! Его Оля! Нагая, она уже в голос напевала отрывок из довоенного мюзикла, тот самый, что нередко, знаменуя хорошее настроение хозяйки, звучал дома: за плитой, у зеркала, в душе…

Первая же пуля вошла Ольге куда-то под челюсть, в область гортани. Нечаев готов был поклясться, что слышал мерзкий хруст позвонков вперемежку с хлюпаньем устремившейся в пищевод крови. Оцепенение вмешательства обволокло мозг в ту же секунду.

Следом грянул второй выстрел, и всё повторилось: взрыв где-то внутри, бесконечно продолжительный миг существования вакуума, незримой чёрной дыры отчаяния и боли, хаос мыслей и эмоций в голове, и в конце – каток бестелесного уравнителя.

Ольга не упала. Она лишь запрокинула назад голову и взмахнула руками, как не слишком трезвый задира у ночного бара, получив прямой в нос. Волосы – Роман с холодом осознавал, что чувствует их запах – взметнулись беспорядочной волной, но тут же легли обратно на бледную кожу, лишь наполовину прикрыв грудь.

В третий раз одновременно с Нечаевым выстрелил Бёрд. В ту же секунду, лишь первые две пули гордеевых вошли в нежное, изящное тело, Ольга резко ускорилась; руки её болтались плетьми. С каждым выстрелом расстояние неумолимо сокращалось, а Ольга, точнее не-Ольга, набирала скорость, будто не чувствуя входивших в неё пуль.

– Залп!!

Разинув рот как можно шире, над головами соратников на спусковой крючок нажал Иванов. Одновременно ещё раз выстрелил и Роман, но звуки – все абсолютно – оказались проглочены. Исторгнутая незримая протоволна, как тот вакуум внутри Нечаева, вобрала в себя звучание всего: даже извечное писклявое пение тишины оказалось поглощено без остатка.