Горячее молоко - Леви Дебора. Страница 11

Гомес поджидал за столиком. Во время обеда он сидел напротив Розы, а я, по его указанию, рядом с ним. Вместо официального костюма в карандашную полоску он надел элегантный кремовый льняной, не то чтобы совсем уж повседневный, но менее деловой, чем тот, в котором он впервые предстал перед нами в качестве знаменитого консультанта. Из нагрудного кармана пиджака торчал желтый носовой платок, сложенный на старинный манер: не под прямым углом, а наподобие круглой пуховки. Вид у Гомеса был щегольской, породистый и учтивый. Они с мамой уставились в меню, а я, как глухонемая, вывезенная на экскурсию, просто указала пальцем на первый попавшийся салат. После долгих раздумий Роза выбрала суп из белой фасоли, а Гомес с шиком заказал фирменное блюдо: осьминога на гриле.

Роза поспешила сообщить, что у нее аллергия на рыбу: сразу пухнут губы. Не дождавшись от Гомеса признаков понимания, она наклонилась вперед и ткнула меня в плечо.

— Расскажи ему о моих проблемах с рыбой.

Как наказывал мне Гомес, я промолчала.

Мама переключилась непосредственно на него.

— Я на дух не переношу рыбу. От вашего осьминога на меня повалит пар, и я вся покроюсь сыпью.

Гомес рассеянно покивал и взял ее за руку. Она вздрогнула, но, сдается мне, он проверял ее пульс, потому что его палец лег ей на запястье.

— Миссис Папастергиадис, вы принимаете вспомогательные средства, содержащие рыбий жир, а кроме того, вы принимаете глюкозамин. Эти препараты я отправлял на проверку в нашу лабораторию. Ваша разновидность глюкозамина изготавливается из панцирей моллюсков. А первое средство содержит вытяжку из хряща акулы.

— Да, но на все другие породы рыб у меня аллергия.

— Акула — не моллюск.

Его золотые резцы сверкнули на солнце. Он мог бы заказать столик в тени, а так белая дорожка у него в волосах пропиталась потом, от которого пахло имбирем.

Когда Роза потянулась за картой вин, он ловким движением выхватил у нее папку и отодвинул на край стола.

— Нет, миссис Папастергиадис. Работать с подвыпившей пациенткой не в моих правилах. Я ведь не стал бы предлагать вам вино у себя в кабинете. Считайте, что я всего лишь изменил место. У нас сейчас очередная консультация; не вижу препятствий для проведения ее под открытым небом.

Жестом подозвав официантку, Гомес заказал бутылку определенной минеральной воды, которую, как он объяснил Розе, разливают в Милане, затем экспортируют в Сингапур, а уже оттуда везут в Испанию.

— Ах, Сингапур! — Он хлопнул в ладоши, сигнализируя, очевидно, что требует безраздельного внимания. — В прошлом месяце я был на конференции в Сингапуре и сильно разволновался. Чтобы успокоиться, мне посоветовали утром кормить карпов в гостиничном фонтане, а днем созерцать Южно-Китайское море. Ну, не прекрасно ли это звучит… «Южно-Китайское море»?

Роза содрогнулась, точно сама мысль о чем-то прекрасном была для нее личным оскорблением.

Гомес откинулся на спинку кресла.

— На крыше моей гостиницы был устроен бассейн, куда туристы из Великобритании ходили пить пиво. Сидя по брюхо в воде, они накачивались пивом и ни разу даже не взглянули в сторону Южно-Китайского моря.

— Мне кажется, это чрезвычайно приятно: пить пиво в бассейне, — резко высказалась Роза, напомнив ему заодно, что сама она — не любительница запивать обед водой.

Золотые резцы полыхали огнями.

— Вы сидите на солнце, миссис Папастергиадис. Витамин Д показан для ваших костей. Вам необходимо пить воду. А теперь у меня к вам серьезный вопрос. Ответьте: почему вы, англичане, говорите «вай-фай», а у нас в Испании говорится «вии-фии»?

Роза пригубила воду с таким видом, будто ей порекомендовали пить собственную мочу.

— Очевидно, из-за различия в произношении ударных гласных, мистер Гомес.

Посреди площади тощий мальчишка лет двенадцати надувал резиновую лодку. На голове у него был зеленый «ирокез»; нога давила на пластмассовую педаль насоса, а рука отправляла в рот мороженое. Время от времени к нему подбегала пятилетняя сестренка и проверяла, не превратился ли жеваный ком резины в нечто годное для мореплавания.

Официант подал салат и фасолевый суп, балансируя тарелками на согнутой руке. А потом склонился над плечом Гомеса, чтобы театральным жестом опустить на бумажную подложку огромное блюдо, на котором красовался pulpo alla griglia с лиловыми щульцами.

— О, да, gracias, — сказал Гомес на своем испано-американском наречии. — Я мог бы питаться одними этими созданиями! — Перед ним на бумажной подложке стояло огромное блюдо с pulpo, раскинувшим лиловые щупальца. — Главное украшение — маринад… несколько видов красного перца, лимонный сок, паприка! Кланяюсь этому древнему обитателю морских глубин. Спасибо, пульпо, за твой ум, тайны и необыкновенные защитные механизмы.

У Розы на левой щеке выступили два красных прыща.

— Известно ли вам, миссис Папастергиадис, что в целях маскировки осьминог способен менять цвет кожи? Как американец, я до сих пор считаю, что пульпо — загадочное существо, маленький monstruo, но моя испанская кровь находит это чудовище вполне симпатичным.

Он занес нож и отсек пупырчатое синюшное щупальце. Правда, есть не стал, а бросил на пол, недвусмысленно приглашая деревенских кошек разделить с ним обед. Те набежали со всех сторон и стали кружить у его ботинок, готовясь вступить в драку за порцию морского чудовища. А Гомес изящным движением отпилил кусочек резиновой тушки и с вожделением положил в рот. Через некоторое время он надумал отдать в кошачьи лапы еще три щупальца.

Мама притихла и подозрительно застыла. Не как дерево, не как лист, не как бревно. Она застыла как труп.

— Мы обсуждали «вай-фай», — продолжил Гомес. — Скажу вам ответ на свою загадку. Я говорю «вии-фии» потому, что это рифмуется с «се ля ви».

У него на штиблетах сидела троица тощих кошек.

По всей видимости, Роза все же дышала, потому что она взъелась на Гомеса. Белки глаз порозовели и припухли.

— Где вы изучали медицину?

— В Университете Джонса Хопкинса^[4], миссис Папастергиадис. В Балтиморе.

— Он шутит, — громко прошептала Роза.

Насадив на вилку помидор, я не отвечала. И все же меня тревожило, что у мамы то и дело закрывается левый глаз.

Гомес спросил, получила ли она наслаждение от фасолевого супа.

— «Наслаждение» — это сильно сказано. Безвкусная жижица.

— Разве «наслаждение» — это сильное словцо?

— Оно не отражает моего отношения к этому супу.

— Надеюсь, ваш аппетит к наслаждениям вернется, — сказал Гомес.

Своими розовыми глазами Роза уставилась мне в глаза. Я предательски отвела взгляд.

— Миссис Папастергиадис, — заговорил Гомес. — У вас есть враги, которых вам бы хотелось со мной обсудить?

Она тоже откинулась на спинку кресла и вздохнула.

Что есть вздох? Вот еще одна подходящая тема для полевого исследования. Что это: просто длительный, глубокий, шумный вдох и следующий за ним выдох? У Розы вздох получился прочувствованный, но не сдерживаемый. Отчаянный, но не грустный. Вздох перезапускает дыхательную систему; следовательно, мама, наверное, долго задерживала дыхание, а это заставляет предположить, что нервничала она сильнее, чем показывала. Вздох — это эмоциональная реакция на трудную задачу.

Я знала, что мама уже обращалась мыслями к своим врагам: у нее был составлен список. Нет ли в нем меня?

К моему удивлению, отвечала она спокойно, почти дружеским тоном.

— Первыми моими неприятелями были, конечно, родители. Они терпеть не могли иностранцев, и я, естественно, связала свою судьбу с греком.

Гомес улыбнулся синюшными от чернил осьминога губами.

И сделал моей маме знак продолжать.

— Родители отошли в мир иной, держась за добрые темнокожие руки ухаживавших за ними сиделок. Наверное, нехорошо сейчас осуждать. Но тем не менее. В мир иной, мои родители. Напомните мне прислать вам имена больничных сиделок, не отходивших от их смертного одра.