Горячее молоко - Леви Дебора. Страница 13

Губы у Гомеса сделались синюшными от чернил осьминога, съеденного с таким вожделением.

— Вот видите, Роза, с помощью моего пульпо я привел к вам море, и вы пришли в себя.

Когда Роза улыбалась, лицо ее расцветало и оживало.

— Это грабеж, мистер Гомес. Меньше чем за сотню фунтов я могла бы отправиться в Девон, сидеть на морском берегу с пачкой печенья и гладить какую-нибудь английскую собаку. Вы обходитесь мне дороже, чем Девон. Если честно, я разочарована.

— Разочарование всегда неприятно, — согласился он. — Примите уверения в моем сочувствии.

Помахав официанту, Роза потребовала себе большой бокал «риохи».

Гомес стрельнул глазами в мою сторону, и я поняла, что этот заказ его раздосадовал. Столик оказался неустойчивым и в течение всего нашего обеда шатался. Гомес достал из кармана рецептурный блокнот, вырвал пять рецептов и сложил их квадратиком.

— Будьте добры, София, приподнимите стол, я подсуну это под ножку.

Я встала и ухватилась за ближайший ко мне край стола. Этот пластмассовый предмет обстановки оказался на удивление тяжелым. Мне стоило немалых усилий приподнять его на полдюйма и дождаться, чтобы Гомес нашел подходящее место для бумажки.

Внезапно Роза подскочила в кресле.

— Эта кошка царапается!

Я заглянула под укрепленный стол. На левой маминой ступне восседала кошка.

Гомес потянул животное за левое ухо. Я прямо чувствовала, как он делает мысленные заметки, — сама занималась этим всю свою жизнь. Если у матери в нижних конечностях нет чувствительности, значит, ее мозг изображает некие когти, впивающиеся ей в ступни.

Из Гомеса получился Шерлок, а из меня — Ватсон, ну, или наоборот, поскольку опыта у меня было побольше. Мне открылась целесообразность приглашения деревенских кошек к нашему обеденному столу: это был способ проверить предполагаемое онемение. Когда я повторно заглянула под стол, на щиколотке у мамы краснела капелька крови. Стало быть, она действительно почувствовала, как ей в кожу впивается коготь.

Теперь до меня дошло, почему он дал ей разрешение управлять арендованным автомобилем.

Кто-то замаячил возле нашего столика. У мамы за спиной, уже безупречно выбритый, стоял Мэтью.

— Прошу прощения, — обратился он к Розе, когда поверх ее головы передавал мне ключи от машины и лиловую пластиковую папку. — Здесь все документы.

— Кто вы такой? — Роза была заинтригована.

— Я партнер Ингрид, подруги вашей дочери. Она сказала, что вам позарез нужны колеса, вот я и сгонял за вашей машиной с утра пораньше. Ход у нее вполне нормальный. — Покосившись на кошку, жующую щупальце пульпо, он скривился. — Эти бродячие кошки — разносчицы заразы, имейте в виду.

Роза надула щеки и лукаво кивнула в знак согласия.

— Как ты познакомилась с этим молодым человеком, София?

Поскольку разговаривать мне запретили, я промолчала.

Как я познакомилась с Мэтью?

Я на пляже, Мэтти. Слышишь море?

Я на пляже, Мэтти. Слышишь море?

Беспокойство мое оказалось напрасным: всю инициативу взял на себя Гомес.

Он чопорно поблагодарил Мэтью за доставку машины и выразил надежду, что сестра Солнце убедилась в правильности оформления страховки.

Мэтью подтвердил, что документы в порядке и что он с удовольствием прогулялся по «безумным» садам вместе со своим коллегой, который любезно его подбросил до клиники. Он собирался сказать что-то еще, но моя мать не дала ему продолжить, забарабанив пальцами по его предплечью.

— Мне требуется небольшая помощь, Мэтью. Будьте добры, проводите меня домой. Я должна прилечь.

— Действительно, — сказал Гомес. — Как славно отдыхать в постели! Только с чего бы это? Незаметно, чтобы вы с утра до ночи разбивали киркой булыжники.

Роза вновь постучала пальцами по руке Мэтью.

— Видите ли, я передвигаюсь с большим трудом, да к тому же на меня только что напала кошка. Ваш локоть будет как нельзя кстати.

— Без проблем, — ухмыльнулся Мэтью. — Только сперва разгоню этих шелудивых тварей.

Он затопал по цементу двухцветными перфорированными туфлями. Со своей стрижкой под пажа он смахивал на разгневанного европейского принца невысокого росточка. Кошачья стая бросилась врассыпную, за исключением одного смельчака-кота — за ним Мэтью зигзагами гонялся по всей площади. Прогнав и это животное, он сделал знак моей матери, которая уже сунула ноги в туфли.

Мэтью стоял шагах в пяти от нашего столика, не понимая, сколько времени понадобится Розе, чтобы преодолеть это расстояние и опереться на его руку. Пока она ковыляла в его сторону, он дважды посмотрел на часы. Больно было видеть, с какими муками она продвигалась к мужчине, который вовсе не жаждал ее общества. В конце концов, она повисла на его локте.

— Удачного вам отдыха, миссис Папастергиадис. — Подняв руку, Гомес помахал ей двумя пальцами.

На прощание обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на Гомеса, она с ужасом заметила, что он доедает ее суп.

Через некоторое время он похвалил меня за молчание.

— Вы не поднимали голос в защиту своей матери. Это достижение.

Я промолчала.

— Вот увидите, в гневе или, возможно, в горе она снова будет ходить.

— Да, временами она ходит.

— Мой персонал проведет различные обследования, чтобы определить состояние ее костной ткани, в первую очередь позвоночника, бедер и предплечий. Но я отметил, что сегодня она, упав на пути в ресторан, не получила ни повреждений, ни растяжений, ни переломов. Одного этого наблюдения достаточно, чтобы исключить остеопороз. Меня тревожит другое: на то, чтобы не ходить, она тратит очень много жизненных сил. Не знаю, смогу ли я ей помочь.

Я готова была умолять, чтобы он от нее не отказывался, но не могла вернуть себе голос.

— Позвольте спросить, София-Ирина: где ваш отец?

— В Афинах, — проскрипела я.

— Так-так. У вас с собой есть его фото?

— Нет.

— А почему?

Мой голос спугнули, как кота.

Гомес наполнил стакан водой, которая была разлита в Милане, но имела какое-то отношение к Сингапуру, и передал мне. Сделав маленький глоток, я прочистила горло.

— Мой отец женился на своей любовнице. У них родилась девочка.

— Значит, в Афинах у вас есть сестра, которую вы никогда не видели?

Я сказала, что собственного отца, и то не видела уже одиннадцать лет.

Похоже, Гомес вознамерился внушить мне желание съездить в гости к отцу: он пообещал, что привлечет дополнительную смену персонала для ежедневного ухода за Розой.

— Если не возражаете, София-Ирина, я скажу, что для здоровой молодой женщины вы несколько слабы. Иногда вы прихрамываете, словно переняв эмоциональный настрой матери. Вам бы окрепнуть физически. К примеру, этот стол совсем не тяжелый, а вы приподнимали его с большим напряжением сил. Думаю, вам требуются физические нагрузки. Это вопрос целеустремленности и борьбы с апатией. Почему бы вам не набраться дерзости, чтобы украсть в рыбной лавке рыбину? Пусть не самую большую, но и не какого-нибудь малька.

— А зачем мне совершать такую дерзость?

— На этот вопрос должны ответить вы сами. — Голос его звучал успокоительно, ровно и серьезно, хотя сам он, судя по всему, был безумен. — Теперь я должен поговорить с вами о другом. — Казалось, он не на шутку расстроен.

По его словам, на стене клиники появилась надпись, сделанная из баллончика с синей краской. Не далее как сегодня утром. Она состояла из одного слова: ШАМАН. То есть его объявили шарлатаном, мошенником, позорящим профессию врача. Он считал, что это происшествие как-то связано с моим знакомым, который приезжал забрать машину. Как его… Мэтью. Сестра Солнце отдала ему документы и ключи, а вскоре после его отъезда оказалось, что правая сторона мраморного купола осквернена этим словом.

— С чего бы он стал этим заниматься?

Гомес полез в карман, но не обнаружил там носового платка. Тогда он вытер губы тыльной стороной ладони, а руку вытер салфеткой.

— Я понимаю, он играет в гольф с топ-менеджером фармацевтической компании, которая донимает меня уже не первый год. Мне было предложено финансирование научных исследований в моей клинике. А от меня, в свою очередь, требовали, чтобы я приобретал лекарства этой фирмы и пичкал ими своих пациентов.