Трудное время (ЛП) - МакКенна Кара. Страница 16

— Согласна.

* * *

— Миленький свитер, — сказала Шонда, удерживая его перед собой.

Это была моя четвертая пятница в Казинсе, и впервые за все время, она позволила мне остаться в нижнем белье вовремя досмотра.

Когда я снова натягивала джинсы и свитер, я спросила.

— Не слишком обтягивающий, нет? Я бы могла оставить кофту, но сегодня жарко...

Она засмеялась.

— Для этих мужчин и парка была бы довольно обтягивающей. Они все гадают, что под твоей одеждой, Энн. Если ты хочешь дать им дополнительную подсказку, это твое дело. Этим ты не нарушаешь ни один кодекс, но решай сама, сколько внимания ты хочешь к себе привлечь.

Я одела эту вещь. Мне хотелось немного внимания. Немного очень-очень специфического внимания, от одной пары мужских глаз среди пары сотен, с которыми я сегодня встречусь. Но с того момента, как я купила свитер, что-то странное появилось во мне. Что-то инвазивное с ползучими стеблями. Эти щупальца захватили меня, и закрутили в ощущениях, которые я не испытывала на протяжении пяти лет — женское кокетство.

Пять лет.

Пять лет с момента, когда мне хотелось быть сексуальной, и привлекать это внимание.

Пять лет с момента, когда Эрик Коллиер был с женщиной.

Большой срок с момента, когда женщина чувствовала себя женщиной, а мужчина мужчиной. Большой срок для двух людей, чтобы запереть свои потребности в темноте, размышляла я, застегивая пуговицы кардигана, скрывая большую часть красного цветка, большую, но не всю. Внутри было жарко, и мне хотелось расцвести.

Шонда провела меня по коридору мимо общего зала. Энергетика Коллиера привлекла мой взгляд к нему. Этот темный взгляд, опустился всего на секунду, разглядев гораздо больше, чем просто форму моей груди, к которой стремились взгляды других мужчин. Его глаза вернулись к моему лицу, и я тоже увидела красный. Лаву в этом взгляде.

Я почувствовала, как мои бедра раскачиваются сами по себе, и одернула себя. Уставилась на воротник Шонды, пока мы проходили мимо оставшихся закрытых дверей.

Я провела утренние занятия, хотя не могу сказать, как мне это удалось. Мои глаза были прикованы к часам, мои мысли не понятно где. Я практически вбежала из класса «Б» в офис. Интересно, заметил ли кто-нибудь, как я отправилась на обед одна. Возможно, сочли меня социопатом.

Вы не причем, могла я сказать им. Это, просто чертова порнография, что происходит за моим окном. Я просто не могу перестать наблюдать за этим.

Это был единственный раз, когда я почувствовала контроль над своей одержимостью. Я осознала это, отыскав Коллиера в толпе только что вывалившейся во двор. Кивнул черным парням в их углу. Снял майку. Тридцать подтягиваний, пятьдесят отжиманий, пятьдесят приседаний, и повтор. Затем эти двойные упражнения, которые он делал в конце — потягивание, затем упор лежа на одной руке, с удвоенной скоростью, по двадцать раз на десерт. Иногда после этого он бегал по двору несколько кругов, но сегодня он был вовлечен в разговор с другими занимающимися парнями. Скрестив руки на голой груди, его язык тела ничего не выдавал, майка висела на его плечах — не выражая никакой открытой агрессии, но и не выявляя особого дружелюбия.

— Держись здесь, если ты черный, — сказал Уоллес во время обсуждения книги на тему социального разделения, — лучше разговаривать только с черными, или никто не станет на твою сторону, если случится какое дерьмо. И это даже не расизм — это просто основы гребанной математики. Один, два, три, четыре, — сказал он, указывая на себя и еще несколько близ сидящих мужчин. — А если ты белый, то лучше держись с белыми. Один, два, три, гребанная четыре, — сказал он снова, махнув на другую сторону класса. — Математика. Забудьте об этом дерьме о смешанной дружбе как в шоушенке. Здесь не смешивают шоколад с ванилью.

— А если ты, говнюк, что-то среднее между карамелью, — один из примерно тех латиноамериканцев добавил с ухмылкой. — То ни один надзиратель не спасет твою задницу.

Группа разразилась от смеха, который объединил на мгновение их идеальные разделения.

Эта дискуссия доставляла мне дискомфорт, но довольно странно, что каждый мужчина в комнате, казалось, абсолютно спокойно отнесся к тому, как Уоллес объяснил свое виденье, отчего солнце светит днем, а луна ночью.

Я вернула нас обратно к истории, но украдкой посмотрела на Коллиера. На его лице осталась тень улыбки. Должно быть, он тоже посмеялся над шуткой, и мне захотелось увидеть это. Услышать. Держу пари, его смех был довольно тихим — с легким выдохом, и косой ухмылкой. Не злобный, а всего лишь озорной.

Возможно, в один из этих дней я вызову его смех. Возможно, сегодня, во время «Источников».

Ага, точно. Мне везет, когда я хотя бы могу сделать вдох рядом с этим мужчиной.

У него заняло столько времени, чтобы подойти ко мне во время «Источников», что я начала поглядывать на свою грудь, проверяя достаточно ли хорошо видно красный цветок, раздумывая, вдруг, это не считается, и переживая, что этого недостаточно.

Затем, без пяти минут пятого, его высокая тень вошла в дверь, с листком в руке. Я помогала кому-то заполнять правовую форму, и, мгновенно почувствовала себя опьяненной и заторможенной, затрудняясь отвечать на его простые вопросы. Я извинилась, сославшись на жару. И не раздумывая, расстегнула пуговицы на кардигане и сунула его в сумку.

В ту секунду, когда я осознала это, я замерла. Обведя взглядом комнату, ожидая увидеть два десятка пар глаз уставившихся на меня с широко раскрытыми глазами, словно я разделась догола. Именно так я себя и чувствовала с оранжево-красным цветком, искрившимся на моей груди. Несколько парней действительно заметили перемены, но я одна, была той кто, чуть не умер от сердечного приступа.

Ровно в пять зазвенел звонок, и мужчина которому я помогала, сказал спасибо и собрал свои вещи. Я последовала его примеру, а Коллиер подошел ближе.

— Мне жаль, что я опоздал к тебе, — сказал он, смотря то на свитер, то на лицо, то на свитер, то на лицо.

— Мне тоже. Может на следующей неделе.

— Жаль, что ты увидела меня вчера, — сказал он тише. — В таком виде. Хватает того, что я застрял в этой пижаме здесь.

— Мне это не важно. Извини, что пыталась привлечь твое внимание. Мне никто не сказал, что вам нельзя ни на кого смотреть, когда вы работаете.

Теперь, почти шепотом он сказал.

— Чего не лишили бы меня, это стоило бы того, только бы услышать, как ты зовешь меня по имени.

От всего этого мне стало тепло, и я почувствовала себя глупой, и слишком одурманенной, чтобы что-то сказать. Он сменил тему.

— Могу ли я снова, предложит тебе кое-что к прочтению? — Он протянул сложенную бумагу — два листа.

Я приняла их, убрав в сумку.

— Конечно.

— Это мак, — сказал он, пялясь на мой свитер.

— Да, думаю так и есть. Ты разбираешься в цветах. — Или в опиуме.

От его легкой полуулыбки у меня скрутило живот, в хорошем смысле этого слова.

— Я, несколько последних месяцев, изучал растения,— сказал он. — Ландшафт и все такое, для работы на свободе.

— Должно быть это здорово, — сказала я задыхаясь. — Выбраться на свободу.

Его взгляд снова опустился на мой свитер.

— Несомненно.

Охранник сказал всем пошевеливаться, и Коллиер сунув руки в карман, сделал шаг назад, еще один, и еще один.

— Хороших выходных тебе, Энни.

Я кивнула, и снова с трудом выдавила слова.

— И тебе, Эрик.

Я заехала в супермаркет по дороге домой, собрала себе ужин у бара с салатами, и безо всякой причины схватила бутылку белого вина.

Без причины или от абсолютной необходимости? Я была не особо рада своему ново обретенному интересу к алкоголю, но с другой стороны, по крайней мере, это значило, что Джастин не разрушил это для меня.

Зайдя в квартиру, я включила вентиляторы на полную мощность, и открыла окна. Температура упала, и небо приобрело бронзовый оттенок, приближалась такая необходимая гроза. Я налила несколько унций вина в свой самый шикарный имевшийся бокал, выгравированный хрустальный кубок, единственный выживший из старинного набора моей бабушки. Добавила кубик льда, положила салат в холодильник, и уселась на диван.