Жена по заказу - Драбкина Алла. Страница 36

Утро переходило в день, Яна уже собралась в школу за Кирюшей, а потом и вернулась из школы.

Игорька все не было.

– Может, надо куда-нибудь позвонить? Может, с ним что-то случилось? – попеременно обращались ко мне Виктор с Яной.

– Ну где тут за две остановки на метро можно так надолго потеряться?

– Это пошлые, мелкие людишки, вроде нас с вами, не потеряются, а Игорек – может. Мой зять – гений по этой части!

Игорек был на удивление рассеян, да еще близорук, а очков не носил. Вполне вероятно, что уехал не в ту сторону. Вначале спутал направление, потом задумался и не спохватился, что едет не туда.

– Меня только поражает, что он, при своей простоте, вечно берет интервью у бывших Штирлицев и даже может следить за хитросплетением шпионских интриг.

– Как – у Штирлицев? – округлила Яна глаза.

– Хобби у Игоря такое. Шпионов любит!

Спохватились, что нет хлеба. Послали Кирюшу в булочную, которая была в этом же доме. Через пять минут он ворвался в квартиру, запыхавшийся и испуганный:

– Там внизу, у батареи, какой-то дядька с рюкзаком стоит. Страшный такой, бородатый, а с него вода течет!

Слова «рюкзак» и «бородатый» подвигли меня спуститься по лестнице на первый этаж. И, конечно же, там стоял Игорек, прислонившись спиной к батарее. Стоял он в луже воды.

– Что ты тут делаешь? – строго спросила я.

– Не видишь – сохну.

– Где ты был, почему ты сохнешь? Опять не туда уехал?

– Какая-то ты все-таки неисправимая, теща!

Вечные подозрения, вечно не в ту сторону. Я просто решил проехать по Питеру наземным транспортом и выпал из автобуса.

– Но как – выпал? Как же можно выпасть?

– Рюкзак перетянул, вот как!

– Но зачем тебе на два дня рюкзак?

– Мало ли! – пожал он плечами.

Целый час мы все плясали вокруг Игоря, подавая шампуни и полотенца, отыскивая в Викторовом гардеробе сухую и чистую одежду. Потом он заснул в ванне – крепко, как будто умер, и мы все долго его будили. В общем, мой зять не ударил в грязь лицом и продемонстрировал все свои самые лучшие качества, приведя Виктора с Яной и Кирюшу в неимоверный восторг.

Потом явилась Варька с новым платьем для Яны (опять какая-то шибко важная презентация, хотя я заметила с Яниной стороны желание дать Варьке заработать). Начали мерить платье. Потом явились Аля с Игорем, вскоре за ними – Женечка, а потом уже и Стальной со своей Машкой.

В общем, «приходили к Мухе блошки, приносили ей сапожки». Сапожки не сапожки, но Стальной подарил целый ящик книг, и именно тех, о которых я мечтала. Всякие там детские энциклопедии, популярные научные издания для детей и так далее. Получилось, что Игорь не зря притащил свой боевой рюкзак. Я понимала, что подарок был неимоверно дорогим, но чувство деликатности нарушено все-таки не было. Конечно же, насчет подарка он советовался с Яной.

Дальше мои воспоминания об этом дне крайне раздерганы, потому что происходило много весьма важных событий, а я как хозяйка должна была любой ценой не допустить как скандала, так и скуки. Для начала я познакомила Алю со Стальным, хотя по его лицу было понятно, что можно и не знакомить – он узнал Алю сразу. В другом конце громадной гостиной Женечка Свиридов и Варька уже играли в гляделки. Яна вилась над Игорьком, считая, наверное, что он сам не в состоянии даже поесть.

Надутая Машка то косилась на мужа, явно увлеченного разговором с Алей, то на новое платье Яны.

Кирюша, воображая себя невидимкой, крутился вокруг стола и воровал бутерброды, не для себя, как я думаю. Были тосты, здравицы, комплименты и все, что положено в таких случаях.

К сожалению, критическая масса литераторов за столом вносила некий перекос во всеобщий разговор. Мы с Алей – старые боевые кони – еще куда ни шло, мы могли и о другом. Но Игорек, Женя Свиридов, свихнувшийся на литературе Виктор да и, что совсем удивительно, Стальной тему беседы менять не хотели. Получалось, конечно, кто в лес, кто по дрова.

Самым утонченно-образованным был Женечка, и только Виктор по глупости и Игорек по молодости могли делать вид, что способны поддерживать эту высоколобую беседу. В другое время Женечка не показал бы себя сполна, он был скромный мальчик, но Варькино присутствие его малость оглупило. В конце концов Варька же и положила конец уж слишком умным разговорам.

– Ой, как возвышенно и пряно! От ваших разговоров хочется ржавую гаечку пососать!

Сказано это было робким девическим голоском («посмотрите на меня, я у мамы дурочка»), но хохотали все от души. Стальной кинул на Варьку пронзительно-веселый взгляд, по которому я сразу поняла: он раскусил эту негодяйку, которая, может быть, одна из нас всех как раз могла поддержать Женечкины разговоры.

Настала пора выступать Виктору, и, надо признаться, он сказал все, что говорят обычно графоманы: кому дали премию, у кого какой тираж; народ не воспринимает действительно серьезную литератору; вокруг премий и стипендий творится черт те что.

Стальной свернул на Достоевского, это понятно, потому что тут совпали и судьба Стального, и мода "на Достоевского. Пошлостей он не говорил, не низводил Достоевского до своего уровня, любил за то, за что надо любить. Делал только одну маленькую ошибочку, о чем ему и сказала Аля:

– Знаете, Володя, все вы говорите так. Что касается духа Достоевского, действительно великого. Но вы... как бы это сказать... у меня такое чувство, что вы думаете, будто Достоевский пишет нашу голимую правду, реальность. А он ведь не реалист. Пророк, но не реалист. Он больше, чем реалист, но не реалист.

Разумеется, Виктор стал спорить, а Стальной надолго задумался.

– И Гоголь не реалист, и Толстой не реалист, и Диккенс не реалист. Это гении, которые создают свои миры, в той или иной степени похожие на наш мир, но это – не наш мир. Вот мы с Женькой, честные тетки, среди забот-хлопот еще способны написать нечто возниженное, близкое к жизни, потому что мы женщины и не гении.

– Но весь Запад читает Достоевского и знает Россию по Достоевскому! – загорячился Виктор.

– Потому и не знает. Никто нас не знает. Нас даже по Чехову трудно вычислить… – с улыбкой ответила Аля.

– Да... э-э… Чехов пошловат. – встрял Виктор.

– Это Чехов пошловат? – вдруг изумился Стальной.

– Виктор делает всеобщую ошибку нашего воспитания, – попыталась спустить на тормозах я. – У нас если кто пишет о пошлости, кто ее особенно ненавидит – сам пошляк. Вот и Чехов, и Зощенко…

Виктор замолчал, поперхнувшись. Мне стало ясно, что именно Зощенко-то он и хотел привести как еще один образчик пошлости. На лице у Виктора мелькнуло нечто, похожее на неуверенность в себе и своих мнениях. Да и разговор перешел к Але со Стальным. Они забурились в классику, и я сделала вывод, что если Стальной чего-то и не понимает, то понять все-таки может. Какая-то странная, требовательная, оголтелая любовь к литературе не как к излишеству, и как к хлебу насущному, проглядывала в его вопросах. (Уж не пишет ли он сам?!!) Виктор смотрел на него с удивлением: он считал Алю представительницей пошлого жанра – и не более того.

Впрочем, у меня нет намерения приводить здесь литературные дебаты, потому что увлеченно и со вкусом дебатами были заняты лишь двое, а ведь вокруг были еще люди, и каждый со своим. Ну начать с Варьки, которой явно понравился Женечка. Именно поэтому она преувеличенно внимательно выслушивала отчет Игорька о жене и детях.

Обиженного Виктора я переключила на себя. Егор развлекал Яну и Машку. Женечка отдался приставаниям Кирюши.

Зрело нечто. Это нечто была Машка. Вначале на лице у нее было написано некоторое недоверчивое, с ухмылочкой удивление. Как так! В ее присутствии родной муж вот уже битый час обсуждает не пойми что со старой селедкой. Несколько раз она в своей нелепой для данной компании мини-юбке всячески по-детски глупо выворачивала стройненькие, восхитительные ножки и приговаривала что-то похожее на «па-ап-сик». Но папсик отмахивался, не забывая ласково улыбнуться: дескать, сделай еще один куличик, деточка…