Семен Дежнев — первопроходец - Демин Лев Михайлович. Страница 23

Дежнёв заметил, что Тобольск делился на две неравные части — верхний и нижний город. Верхний, составляющий главную его часть, находился на горе, а нижний — на прибрежной равнине у подножья той горы. Верхний город укреплён частоколами из еловых брёвен без какого-либо земляного вала. Внутри него на самой верхушке горы находится острог. Наверху его бревенчатых стен с красивыми башнями — крытая галерея с бойницами. Всего восьмигранных башен Семён насчитал девять. В остроге-кремле находятся палаты воеводы, воеводская канцелярия, небольшая церковь, амбары для хранения всякого имущества и припасов. В верхней же части города находится женский монастырь, в котором пребывает и здешний архиерей, главное духовное лицо Сибири. Воевода сменяется каждые три года.

Нижний город занимал значительно более обширную территорию, нежели верхний. Его улицы тесно застроены домами. Обитатели нижнего города не раз жаловались Дежнёву, что весной здесь стоит глубокая вода в два локтя глубиной, а то и более. Хочешь, плавай по улице от дома к дому на лодке.

Уловил Дежнёв пёстрый национальный облик города. Кроме русских в городе жили татары, появлялись остяки и вогулы, а ещё люди с дальнего юга в пёстрых, непривычных для русского одеяниях. Их называли бухарцами. Русские промышляли ловлей рыбы, какая водится в изобилии в сибирских реках, занимались ремёслами и торговлей, разводили огороды. Многие состояли на государственной службе в качестве рейтеров-конников, солдат — стрельцов и казаков. У татар в нижнем городе были свои кварталы. Жили они в бревенчатых юртах без окон с низенькими дверцами. Свет в такие жилища проникал через дымовое отверстие в крыше. Татарская часть населения возделывала поля, раскинувшиеся вокруг города, пасла скот, ловила рыбу. Посещали свой татарский храм-мечеть и молились своему Богу Аллаху.

В дальнейшие годы своей службы Семён смог убедиться, что другие сибирские города, уступая Тобольску размерами, обычно повторяли его планировку в разных вариантах. Те же неизменные крепость-острог с воеводской администрацией и гарнизоном и окружающий его посад с торгово-ремесленным и служилым населением.

Город, как и все другие сибирские города, строился. Повсюду белели свежие срубы, пахло смолистой щепой. Высились штабеля брёвен и плах. Стучали топорами плотники. Население Тобольска неуклонно прибавлялось. С Верхотурья приходили всё новые и новые люди. Ждали прихода большой партии новобранцев по зимнику, когда встанут реки. Возрастал спрос на мастеров, искусных в плотницком деле, кузнецов, гончаров. Если такие умельцы оказывались среди казаков, их привлекали к строительным работам.

С любопытством Семён, иногда один, иногда с Корнеем, бродил по торжищу. Хотя оно и уступало по многолюдности великоустюжскому, было довольно оживлённо. Торговые люди зычно зазывали покупателей. У лавок толпились русские, татары, бухарцы в пёстрых одеждах и тюбетейках, ещё какие-то сибирские люди в мехах. Слышался разноязычный говор. Для порядка прохаживались стрельцы с секирами. Стрелецкий караул, вооружённый пищалями, нёс службу у ворот острога.

О воеводе Юрии Сулашове среди тобольцев шла добрая молва — человек энергичный, деятельный и об одряхлевших и немощных служилых людях позаботился. Выстроил для них богадельню, где стариков кормят, одевают за счёт казны.

Прослышав об этом, Семён Иванович решил побывать в богадельне, встретиться с бывалыми людьми. Ведь среди ветхих и согбенных от тяжёлых ран и увечий старцев ещё живы сподвижники Ермака Тимофеевича. Небось много повидали и испытали на своём веку старики. Те, у кого ещё хватало силёнок, выбирались на волю, чтобы погреть на солнцепёке старые свои косточки, боевые шрамы. А если находились слушатели, молодые казачишки, ещё не нюхавшие пороха, не обстрелянные, не помеченные зазубренными бусурманскими стрелами, делились интересными воспоминаниями.

Вот так и Дежнёв встретил двух стариков и стал расспрашивать их. Сперва покуражились для порядка, отнекивались — давно, мол, это было, по старческой хвори память отшибло, всё позабылось. А потом уступили просьбам молодого казака, собрались с мыслями и начали свои неторопливые рассказы. Про славного Ермака Тимофеевича, богатыря, одетого в железную кольчугу. Про коварного и воинственного хана Кучума. Про кровопролитные бои на Иртыше, взятие русскими главного ханского города и трагическую гибель Ермака. Следы этого самого города, ныне заброшенного, можно увидеть невдалеке от Тобольска.

   — Не сладко жилось подданным хана... — сказал один из стариков. — Хану плати ясак, поставляй ему воинов, коней, неси всякие повинности. Не отставали от хана и его родичи, мурзы. Шныряли по селениям и самых пригожих девок отбирали себе для утех. У них ведь многожёнство было в обычае. А простой народ был для хана и его вельмож только кара-халк.

   — Что такое кара-халк? — спросил Дежнёв.

   — По-русски можно так сказать — «чёрные люди». Низшие, презираемые.

   — Кучум возмечтал повторить великие завоевания азиатов, которые принесли на Русь тяжкое иго. Но времена были уже не те. Силёнок Кучуму не хватало, да и Русь была уже не та, поднялась, воспрянула духом.

   — Народы Сибири встретили нас дружелюбно, — вмешался в разговор другой старик. — Все эти остяки, вогулы, да и сами татары ненавидели ханскую власть, страдали под ханским игом. По-настоящему-то чистых татар было немного — ближайшие к хану вельможи, родичи. А остальные — кигаки, аргыны, карлуки, кангли и ещё... Всех и не припомню. У каждого свой говор. Друг друга плохо понимали. Пасли скот, подымали пашню, если рядом была подходящая землица, занимались всякими ремёслами. Народ работящий, мирный, если с ними ты по-хорошему. Страдал от ханских притеснений.

   — Видишь какое дело... — снова заговорил первый. — Ударил Ермак по Кучумову царству, и рассыпалось оно, словно трухлявая колода. А всё от того, что каждое здешнее племя в свою сторону смотрело. Только и думало о том, как бы от ханской власти избавление найти. Крут был хан Кучум, жесток.

Татаринов толмачил на переговорах одного зажиточного татарина из посада с письменным головой, управляющим делами воеводства. Татарин этот занимался выделкой кож, держал подмастерьев и просил разрешения открыть собственную лавку. Голова выслушал ходатая благожелательно и доложил о его просьбе воеводе. Сулешов дал своё согласие на открытие лавки при условии уплаты её владельцем небольшой пошлины.

Возвратившись к своим казакам, Татаринов возобновил с ними уроки. Теперь стреляли из ружей-самопалов или карабинов по плавающим целям.

Как-то наставник заметил Дежнёву:

   — Неплохо плотничаешь, говорят про тебя.

   — От отца научился, — ответил Семён Иванович. — У нас почти каждый пинежанин искусный плотник. Тебе, Лександра, надо что-нибудь срубить?

   — Хотелось бы баньку малую. Работы-то на один день.

   — За этим дело не станет. Помогу тебе.

Дежнёв пригласил за компанию и Корнея. Не то чтобы они сдружились, но за долгий путь привыкли друг к другу. Еловые брёвна на дворе у Татаринова были уже приготовлены. Семён срубил небольшой бревенчатый сруб. Корней натаскал камней-валунов для очага. Над очагом поставили чугунный котёл. Дежнёв ещё раз приходил к Татаринову, уложил полог из лиственных плах, чтоб париться на нём, покрыл крышу древесной корой.

В знак благодарности Татаринов пригласил Дежнёва с Кольчугиным попариться в новой баньке. Оба с радостью приняли приглашение и долго парились с великим наслаждением, подливая холодную воду на раскалённые камни очага и исхлестав друг друга берёзовым веником. Соскучились по такой баньке. До этого купались в Иртыше, пока не похолодало. После баньки Лександра пригласил обоих в избу, угостил свежим судаком и брусничным напитком. Дом Татариновых был обставлен на русский лад — в углу иконы, перед которыми теплились лампады, сундуки с рухлядью, широкая супружеская кровать, перед ней на полу разостлана медвежья шкура. Как и все небогатые жилища, татариновская изба топилась по-чёрному. Однако в ней было чисто. Трудолюбивая хозяйка поддерживала чистоту.