"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег. Страница 15

И посмотрим теперь на Видора-Тудора Чирипского, когда он вошел в собрание тогда, когда оттуда все вышли. «Здравствуйте» – сказал он, поглядев вокруг. «А почему в зале никого нет?». Глупый вопрос. Никого нет, потому, что, во-первых, все давно разбрелись восвояси и возвращаться назад ни в коем случае не собираются; а, во-вторых, «есть» – Видор-Тудор Чирипский! Не надо о самом себе забывать, когда входишь в пустое помещение. Он тогда тоже уехал на теплоходе, но за день раньше этих событий, и вовсе забыл о грядущем Хвита Хавота.. «Зачем это снег на Обхоженной лежит?» – спросил он удивленно. «А где все?»

И на этих вопросах этот день и закончился. Остался стоять высокий камень в виде скалы, и – сидит на скале орел. В общем, как всегда, и как оно раньше бывало, вопросов осталось больше, чем ответов. И признаюсь, в этот раз – намного больше, чем в прошлый раз.

– Теперь – ясно. Я что-то такое себе и представлял в начале нашего разговора и вижу, что именно так и вышло. Вечно не вовремя уеду. Очень жаль. Всегда ведь хочется поучаствовать в событиях. А энциклопедию Римкостана Тобона Карл Мар Шабировой Ассоциации Новых Переименований – пришлите. Прочтем. А я вам за это новую ваксу обещаю. Привез.

– Договорились.

Алгеброиды и геометризы (Сопутствующие примечания)

Параллель

Что такое «параллель»? Геометрия, как понимаете, здесь не причем. Нет у нас пока никакой геометрии или – только формируется. И для того, чтобы не вести всевозможные линии зря и куда попало, будем сразу говорить о них, как о линиях непосредственно в приближении к настоящему моменту, и понимать их однозначно, применимо именно к определенному моменту, а не в целом. И в данном положении, допустим, линия есть, но куда ведет – неизвестно. Здесь, конечно, может возникнуть принципиальный вопрос относительно формулировки «допустим», а следом неминуемо вопрос о «направлении», – куда, мол, если «есть» линия, она ведет. Но эти вопросы преждевременны. Сначала необходимо понять, что само понятие «линия», даже если рассматриваем мы ее непосредственно в приближении к настоящему моменту, может быть совершенно различно в понимании ее с разных точек зрения. А то получается не понятно уже в самом аперитиве рассмотрения. С одной точки зрения вроде – «линия». Но вот с другой точки зрения – «нет». Не учитывать такие противоречия мы не можем, поскольку едва ли тогда поймем и само понятие – «линия». Следовательно, разбираться мы будем поначалу именно «в этом». (И вовсе не обязательно здесь, что «следовательно» обязательно вытекает из «если» – никто еще ни в чем не усомнился, ни у кого не возникло никаких подозрений, никто ничего не собирается выяснять капитально, следовательно, и отвечать на сомнение каким-либо утверждением абсолютно бессмысленно).

Теоскик Пармарен Гастотский, а за ним мнимик Фородон Кочин в своих не безызвестных на весь бомонд лабораторных опытах прямо доказали, что дым от положенной на край пепельницы гаванской сигары струится слишком уж произвольно; запах от этой струи совершенно не запах, а вонь; форточки закрыты, а, между тем, дым, если можно так сказать, иногда ложится горизонтально по отношению к ровной плоскости стола. Линейное ли это «струение» или нет, нельзя утверждать точно, поскольку совершенно пока не ясно не только «почему» плоскость стола допускает над собой именно «такое» движение дыма, и не только не понятно «зачем» это «делает», но так же остается до конца не выясненным то положение, в котором пребывали сами лаборанты по отношению к этой «ровной» плоскости стола? И потому еще более немыслимыми становятся рассуждения о направлении этого «струения». равно, как о его целях. Поскольку здесь необходимо учитывать цели и направления самих Пармарена Гастотского и Фородона Кочина, и преждевременно выяснить – зачем они этот опыт начали проделывать, диалектику этого опыта, в каком году этот опыт был произведен на свет (и на свет ли?), какая стояла в это время года за окном погода, чтобы держать форточки закрытыми и т.д. и т.п. И только тогда можно будет надеяться на адекватный вывод. Понятие «формула» здесь так же преждевременно. Ну, какую можно вывести формулу такого положения, когда само это положение не устойчиво для того, чтобы сдвинуться с места к положению «следующему»? Не зная конечной цели все промежуточные выводы (а формула это – вывод) неминуемо окажутся ошибочными. (И не лишнее было бы здесь выяснить – были ли цельнометаллическими ведра у них на головах, по какой цене в этот день продавались, и где находился в данный момент времени Сатунчаковский водопад?) И это только «маленький» пример, показывающий нам всю праздную кабалистику данного положения.

Потому, прежде, чем говорить о понятии «параллель» и фактически выяснить основные ее параметры, следует сначала непосредственно выяснить массу предварительных положений, (в том числе массу в килограммах), и проделать это гораздо раньше «начала движения» в эту сторону, то есть, не применяя пока никаких «лишних» для того шагов, дабы по ходу дела не свалилась к нам на голову какая-нибудь неожиданная сопутствующая «концепция». Итак – «линия». Что это такое на самом деле?

Надо сказать, что происхождение таких вопросов, как правило, имеет свою предысторию. и эта предыстория, как правило, приводит нас ни к чему к другому, как к понятию «философия». Гостан Ваден в своем известном трактате «Холода в начале мая» – иносказательное название («Математическая ретушь подошвы или строение сторонних наблюдений за мнимыми закономерностями»), – обсказал эту синонимичность достаточно амбициозно: «Коль берется откуда-то сомнение в том, что видно невооруженным глазом, то в авангарде искать первопричину этого сомнения следует вовсе не в исследуемом предмете, а в тех головах, где это сомнение возникло». И потому понятие «линия» он характеризует достаточно просто: «Чешуйчатая, одинаково рыхлая сторона реального понимания 2-ой Фарватерной улицы до поворота её на Будунчайскую, при нормальных погодных условиях, или заострение (вертикаль на графике) верхней части Спиридон-башни, как перст указующий и клянящий». В визуальном же отношении действительности к фантазии (общие «простые» формулировки), и если говорить исключительно простыми словами, – «линия, идущая поперек, всегда несколько иначе выглядит, чем та, которая идет вдоль и уходит вдаль, и уже совершенно иначе выглядит, если начерчена «жирно» и в 2 часа по полудню». Были и есть, в оппонент таким вольным разъяснениям, не менее издевательские опровержения, что, мол, если говорить по сложней, то «какой бы линия ни была, и куда бы она ни вела, важно не ее «значение», иже – «предназначение», а «название» И с этим нельзя не согласиться. И прежде, чем приступить к точным характеристикам линий (в том числе железнодорожных) для начала следует поговорить именно о «философии сомнений» вместе с их «точностью формулировок» или в связи с ними, или определить ту «мрачность», а следовательно «не ясность» того, собственно говоря, «подвального чулана», откуда они взялись.

Сомнения, как таковые, – понятно – увлекательная вещь. К примеру, Спирик Фортан смотрит на самого себя в зеркало и пока у него не возникает никаких сомнений на счет того, что он Спирик Фортан стоит подле зеркала и смотрит в него. Но вот сзади подходит «некто» в зеленой куртке и тоже начинает туда смотреть. Здесь у Спирика Фортана может возникнуть «три сомнения». «Я ли?» – если сзади подошел, допустим, Монтаран Тырдычный в своем казакине, и тоже начал смотреть в зеркало; «он ли?» – если сам Спирик Фортан стал позади Монторана Тырдычного и начал смотреть из-за его спины; «мы ли?» – если этот вопрос они задали вместе. Сами сомнения, как видим, могут вполне остаться теми же сомнениями, что и были, но что вовсе не дает повода сомневаться в этом на семиста листах убористым шрифтом и предлагать затем проздношатавшимся энтузиастам «хорошенько вдуматься» в эти вирши. На самом же деле – сомневаться здесь не в чем. Потому и любые возражения относительно такой иносказательности во взглядах имеет не такие уж прочные основания сомневаться в чем-либо. Есть, к примеру, такое убеждения, что Манчик Сипкин дурак потому, что слушает частушки. А вот Пипитрик-летописец умный потому, что умеет обходиться без этого. Не факт. Потому, что Пепитрика-летописца совершенно спокойно можно увидеть на площади во время многочисленных и шумных праздников, но вот Манчика Сипкина в городской библиотеке можно восемьдесят шесть дней искать сряду, облазить все закуты и меблированные уборные, и все равно нигде его там не найдешь. Философский аспект восприятия окружающего мира посредством выхолащивания совсем уже никуда не идущих, но не редко присутствующих случайностей (а такие, все-таки, согласимся, есть), конечно, нельзя целиком и полностью выгребать из общей Карл Марл Шабировой фикции отождествления их с реальным положением вещей. Но ведь подобные сомнения вовсе не дают права говорить о таких важных и глобальных понятиях, как «линия», и примеривать ее остов к разным фундаментам одинаково. Отсюда вот и именно следует, что и философия здесь совсем не причем. И теперь по существу.