"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег. Страница 40

И когда молчание с трибуны кончилось, и Дульский проем, дав передышку, снова заработал на полную мощность, должны были появиться тогда по кругу колонны и флаги участников состязаний, и появиться должно было другое штатное расписание, но такого не произошло. Поезд только мелькнул вдали, размазались, как в сиропе, вязкие силуэты с двузначными номерами на спинах и исчезли. Было даже подозрение, что украли сами ключи события. Но всегда ведь запасные есть – у вахтерши.

– А, между тем, сам Роту, проснулся в этот день поздно, и достаточно внимательно посмотрел за окно, увидал вдали ипподром, на крыше – Шестикоса, а на пощади – дуб. «Интересно» – подумал он и принялся одеваться.

Пока что он, как стало часто бывать, – сторонний наблюдатель, ничего явного не подозревает, – никто пока что не знает «где Кацуская» и не говорит ему, – он спокоен и почесывает только спину. И если, к примеру, связать ему свитер из того же Жерондона Булдыжного волосяного покрова и подарить такой подарок на именины, то, право, ничем невозможно будет возмутить. К тому же, нужно сейчас будет позвать Валанду Оськину (прядильщицу), да пообещать ей, если спрядет хорошо, привилегии. Пусть ее – побаловать! Иногда – можно. Раньше под телегой валялась, а вот тогда, гляди, – на подиум! Рожи вопрет в стену (то есть, – рога – ме...е...е). И золота ей не надо. И с места ее не сдвинешь. Но – пусть.

– Да, такой подарок кстати бы вышел – а то, того гляди, Роту возьмет и опять все увеселительные мероприятия отменит, а у меня абонемент.

– И, между тем, пока идет он к месту события и ни о чем еще, как следует, не подозревает, давайте мы теперь вернемся на ипподром и посмотрим на то «что» происходит «между этим».

«... следовательно, тогда, – продолжил Вадундр, (исходя из момента, что не каждой ноге нужен туфель и не каждой туфле нужна нога) – можно точно сказать, что первым придет к финишу самый умный, если даже все это потенциально принадлежит к области оптических обманов!»

«Не факт – донеслось с трибун»

«Можно поспорить!»

«По закону самообразований, так сказать!» – возразил он. «По факту предрасположенности «финишировать»! И чего тут спорить! В нашем случае это будет – конь-Мартрадор» – сказал он.

– И вот теперь надо, наконец, осветить здесь тот факт, что когда притащили на ипподром кристофер и содрали оттуда Булдыжного, конь-Мартрадор, который участвовал в забеге (и еще не зная точно «какую философию» выведет Валундр), так и поступил. Участвуя в забеге от первого штатного Висмигонского корпуса Крим-конской королевской кавалерии, именно он конь-Мартрадор, в тот самый момент, когда все состязающиеся подошли к барьеру, дождались старта и поскакали вперед, сделал только вид, что поскачет, а сам даже не собирался. Стоял, как вкопанный – Карлансабир Окатава даже лопату принес откапывать. И, безусловно, как можно подумать, ему подсказали так сделать (то есть, Мартрадору) – сам бы не преминул додуматься. Но, вот, кто именно подсказал ему так поступить, откуда такая догадливость могла с ним случиться? С какого сомнения? Недавние маневры, я слышал, хотя и отличились молниеностностью действий и были применимы разные стратегические новшества, не говоря уже о тактике, в целом прошли в чинном порядке, и кроме этой атаки конь-Мартрадор, как известно, ни в чем больше не участвовал. То есть, как выясняется – не от кого было обороняться. Так с какого сомнения?

Можно предположить, конечно, что инициатива данного обстоятельства принадлежала другим составляющим – ну дождь, там, пошел или какая-нибудь другая слякоть, намекнувшая ему о том, что «бежать» теперь, ровным счетом, никуда не стоит и лишнее». Но можно так же предположить, что не только внешние причины повлияли на его решение и позабылись, притом, важные пункты пошаговых инструкции к соблюдению предписанных параграфов «бежать», а были тому причины и внутренние (иной окунь, ведь, бьется о борт судна так, что теряет сознание). Впрочем, можно так же и не предполагать себе ничего.

– Да, вы правы, обстоятельства разные могли быть.

– А между этим – чтобы не говорили, – как ни крути, и как постромки на всю длину не раскручивай, – но ведь именно отсюда и получилось, что, конь-Мартрадор пришел первым и, как ни в чем ни бывало, наклонил свою гриву под венок.

– Вы предполагаете здесь какую-то причину такому поступку?

– Я не только предполагаю, я догадываюсь уже наверняка! Именно потому-то подковы он еще сохранил в целостности; именно потому то, ходил после гоголем перед взмыленными и пристыженными соперниками; и именно потому результат показал феноменальный – при расстоянии четыреста высокорослых берез в длину время прохождения дистанции – ноль секунд. То есть – рекорд! Все другие скорости, как понимаете, ни сейчас, ни впредь не составят ему конкуренции. Феноменально только то, что однообразно. И потому сразу возник чудовищный по своей сути вопрос: «кто мог подсказать при данных обстоятельствах «простому» Мартрадору, поступить таким образом?»

И, наперед забегая, скажу, что сама идея такого бега, сама по себе, рациональнее любой рациональности. Вопрос этот так же из разных счетных палат и проанализирован давно не только среди обслуживающего персонала клиник, но и в самых, что ни на есть, клинических испытаниях испытан дважды, в разных лабораториях, и подробно законспектирован. Тогда не только «где прямая» и где «круг» становится не важно, но и само тризаликтоидная гуща в обносках практической целеустремленности «финишировать» становится прямо пропорциональна не только «пропасти» и «горе», но и «кислым щам с капустой». И, потому, наверное, такие различия в Холомбока Доломбота прямолинейности, не зависимо от легкости восприятия, крайне редко разрешено проделывать, и сама идея данного ступора относится к области той самой пресловутой эврики, которая вообще мало кому присуща. То есть, идея самого движения, как бы ставится под сомнение, и конечно сам конь-Мартрадор (будучи «простым») не додумался бы до этого, а просто – кто-то подсказал. И вот именно в этой подсказке, когда «состязающиеся» только подошли к барьеру и кентавры взрывали копытами песок, и кроется самое «невероятное» и «непостижимое», и как раз именно в этот момент, можно сказать, и случилось «самое неожиданное» и «из ряда вон выходящее»!

– Здесь, могу поспорить с вами относительно первостепенности данного положения. Из ряда вон водящим, здесь является, прежде всего, то положение, когда Роту с большим опозданием вышел из дому, а только после – все остальное.

– Но я же говорил ему – в записную книжку записывать надо, а не на манжетах. Куцуская, видать, постирала и вот – результат.

Можно, конечно, еще раз предположить, что кто-то другой вышел из ряда вон, например, в уборную, и выкрикнул «такую» рекомендацию бессознательно. Но это – вряд ли. Во-первых, таким умом, помимо Шестикоса и Роту, не владеет никто, чтобы на такую «роскошь» осмелится. Следовательно, подозрения в сторону провокаций со стороны кого-нибудь другого здесь – не мыслимы. Во-вторых, бессознательно такие реплики не выкрикиваются – а выкрикиваются они очень даже сознательно и с умыслом. Или – осмелиться дать додуматься «простому» Мартродору до того действия, которое являться должно быть для него «эврикой», мог либо Роту, либо Шестикос и никто другой. Прикиньте в уме сами. Кто еще? А поскольку Роту на ипподроме не было, то остается Шестикос, или кого-нибудь сам Шестикос подучил. Но ведь это – невозможно! Так кто?

– Вопрос, прямо на закваску...

– И Окасава не поможет. Я намекну. Только не говорите после, что и я – с умыслом намекаю и перевожу эту таинственность в еще большую степень таинственности и набиваю себе цену. Я – чистосердечен. И даже когда имею возможность и уверенность отстаивать свое место под вешалкой, все равно не думаю никогда ни о каких наградах. И откуда, здесь, казалось бы, могли взяться такие подозрения – спросите вы? Но если речь заходит о «короткости» и «продолжительности», о «ширине» и «длине», и возникают соответствующие тому дебаты, тогда следом обязательно возникнуть должны похожие величины: «больше», «меньше»; «замшевый», «не замшевый»; «страшно», «не страшно»; «теория», «практика» – не правда ли – и далее по касательной до самой сердцевины. «Но вы опять что-то не договариваете, любезнейший, в подробностях» – скажете вы. И ваши подозрения не лишены истины.