"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег. Страница 38

– А как же тогда – Фарватерная? Она то, ведь, – может завести.

– Фарватерная это – особый статус. Она центральная. Ее вечно перегружают разными и часто не подходящими для нее строениями, и потому она вполне может позволить себе такие фокусы. Но не далеко и не на долго, если сапоги чистые. И здесь тоже заметьте – какая она? Начинается то она с Та площади, соприкасается, как известно, на окраине с Обходной и возвращается через западное полушарие и с заходом в Хвита Хавотскую Пустошь опять Та площалью с другой стороны. То есть, тот же круг.

И, потому, отсюда, «прямая» и «круг», и даже имея ввиду саму Фарватерную, – не то, чтобы «могут» быть похожи между собой, они между собой похожи «неминуемо», и никогда даже не отличаются в своем различии откровений. И вот потому-то, наверное, чтобы было не так скучно, чтец, обычно поступает иначе, чем пишущий, и бросается, в основном, не чернильницей, а пепельницей. Сидит, сидит, и вдруг – бросит. Для чего? Для того, чтобы было видно, что существуют возражения, какими бы железобетонными данными ни оперировали.

– Оно и – верно. Безапелляционно оно вообще никогда не бывает интересно. Да и зачем? Ну, представьте, что было, если бы все начали класть в чай исключительно по три ложки сахара и говорить одними глобальными Миминкуса Мимикрия откровениями. Ужасная ведь скучища вышла бы! Да и у Сафрона Тадолова если кружка, например с то же ведро, тогда ведь нужен ему рефрижератор сахара! Он сладкое любит. И тогда морковь в огороде сразу становится не лень высматривать («где торчит», «как торчит»), если в самом инфракрасном луче откровений с такими завихрениями становишься сам не всегда черным и непривлекательным.

– И сомнений не вызывает! И пусть сомнения присутствуют теперь обязательно во всем, и пусть даже сказанное – «ничего нельзя знать точно» – имеет под собой не жидкие доводы – черт с ними! Ведь если прибавить к тому еще какое-нибудь «нельзя» и на том не останавливаться, можно довести данную ситуацию до еще большего «мусс» в кубе, и прежде, чем в амбар катить тачку, покатить ее с заездом через центральный квартал и дальше по берегу! Так оно – еще и по таинственней будет. «Надо – не надо» – само собой исчезнет тогда, как комар зимой. Или вот еще одна «дичь». «Я знаю, что я ничего не знаю» – известное вроде изречение, и каждый дурак кивает на него голошей. Да если б никто ничего не знал, у вас бы в доме все трубы потекли и никакой Щикин вам бы не помог. И абсурдным могут показаться тогда сами «различия».

– Этак вы до парадоксов дойдете – не угодно ли?»

– А куда без них. И хотя факты обычно любимы и вызывают уважение, и складываются в неопровержимые доказательства (ведь что «кругло, то кругло»), все-таки есть у них другая сторона медали, куда заходить позволено только Роту и то, когда ботинки новые. Но что такое эти доказательства – по существу?

– Что?

– А именно то, что напротив них обязательно должны существовать неопровержимые доказательства обратного, иначе те «не опровержимые» доказательства станут «просто» доказательствами, и тогда слова «не опровержимые» не станут нужны. Все проще на много

– Но это уже не тавтология, это уже метафизика.

– И вот отсюда, тогда, и возникает следующий вопрос – «где Кацуская?» (как вопрос «другого плана») потому, как Роту на днях придумал новую связь – «клипса», и пошел ее дарить. Потому и вопросы «какой» и «зачем» становятся, как бы, одиозными по своему масштабу, и только именно потому никто их не задает никогда и ответа не ждет, что если когда-нибудь однажды окончательно разберется в них и больше не станет поднимать – станет скучно. Но Шестикос Валунлр все-таки осмелился здесь на свою логику, и все-таки вопросы эти взял и поднял. Но ведь не всегда получается здесь задуманное. Потому, как бросай не бросай кого хочешь в яму, говори не говори туда громко «ау», от этой короткости высказывания ничего путного не выйдет и какой угодно черт, чертом быть не перестанет – и это совершенно сознательный вывод, сделанный на основании точности формулировок.

– Я понимаю – на что вы намекаете. Бросать зерно в неподготовленную почву – вырасти может баобаб какой-нибудь.

– А тут – кристофер – какая разница?

– Да это бунт!

– Бунт – говорите? Слушайте дальше – не то покажется!

6

– Как было сказано, если посмотреть вглубь размышлений и увидеть, что любая беготня на ипподроме в какую угодно сторону обязательно описывает круг, то получится так, что два эти понятия «старт и финиш», имеют много общего в своем контексте обстоятельств (и не до короткости высказывания тогда), синонимичны и апробированы этой синонимичностью в самой, можно сказать, завязке происшествий, и потому во многом глубоко тождественны по самому факту похожести между собой, поскольку руки и ноги, они, ведь, какими бы ни были левыми и правыми – похожи между собой.

– Это мы уже выяснили.

– Тогда какой можно сделать из этого вывод? А вывод можно сделать такой. Можно сколько угодно указывать вперед, выставляя в этом направлении указательный палец; можно сколько угодно широко расставлять ладонь и сгибая в локте, наподобие шлагбаума, указывать туда же; можно сколько угодно кричать вдогонку и что есть мочи дуть в спину убегавшему – звук все равно разнесется по дуге окружности, а указательный палец безнадежно упрется в трибуну. Это – аксиома.

– Этак вы и здесь опять до парадоксов дойдете.

– Конечно, и всенепременно дойду!

И вот, когда с трибун привели в доказательство такие резоны, и подкрепили их такими вдруг шокирующие доводами, ни что иное, как гром грянул с горы и упал прошлогодний снег. Не то, чтобы гриппом заболеть можно, здесь можно было воспаление легких подхватить. И, мало того, в довершении ко всему, еще пронесся вихрем стадионный ропот, и вверх полетели петарды. И только затем уже наступило такое молчание, какого еще не слыхивали! Ну, а после того наступила Хвита Хавотская Параллель.

Как помните однажды (и каждый «мусс», наверное, об этом обязательно должен помнить), как влез как-то Дидолон Фарамон с головой вперед в Куськин провал (вторая стадия Хвита Хавотской Параллели), и тоже решил по своему усмотрению в событиях поучаствовать – разрешил себе эту слабость. Он вовсе и не хотел тогда разбираться в том «что такое круг» и углубляться в такие серьезные темы – известный по всему пешеходному альянсу случился тогда казус. Он попросту решил жениться в такое время и, чтобы проверить невесту «на прочность» взаимоотношений, решил проверить ее расставанием. Нашло на него такое желание. Ну и – чего вышло? Расставание было бурным (как писали газеты), признавались они долго в искренности взаимоотношений и уверяли друг друга в настоящей верности и были, конечно, слезы, и взмахнул из окошка напоследок дамский платок. И, как всегда, в порыве взволнованных чувств, побежал Фарамон вслед за поездом, но в связи с не разъясненной в его уме задачей «что есть прямая, а что есть круг», получилось почему-то так, что поезд уже «возвращался» назад и «шел» навстречу, и оказался не пассажирский, а грузовой (и с каменным углем, а не с дамой сердца). Я это к чему сейчас рассказал? А рассказал я это к тому, что в такое время за всем не уследишь – как мгновенно меняется вокруг ситуация. И тогда ему посоветовали: «Научись прежде тачку прямо возить, без заворота в пивную, а уже после претендуй на понимание». Но, в сущности, все это не так уж сложно. А Хвита Хавотская Параллель еще проще. Какая она эта – Параллель? Берется самый обыкновенный шампур, на какой завтра наденут Шестикоса Валундра, и без предварительных примерок и производственной необходимости протыкается им сам котел. И если не успеть выпрыгнуть из него вовремя, то может получиться тогда либо фазан, либо баран. Но баран – всего скорее. «Кто не понял круга, тот не поймет и прямолинейности».

– Ха! – очень интересный пример!

– То же самое «ха!» съязвил и Боборовский, возражая на общую недоступность понятия «прямолинейности» и не умения отождествлять с нею круг. «Безосновательно!» – сказал он. У меня тачка прямо ездит!»