Твари Господни (СИ) - Мах Макс. Страница 79

Дебора появлялась в Городе регулярно. Возникала то там, то здесь. Ее видели в Фергане и на Каскаде, и во многих других местах. Она пила кофе у Георга, и несколько раз ела луковый суп у Клары. Один раз она зашла даже к Лешему, которого Рапоза Пратеада по совершенно достоверным известиям терпеть не могла. Однако приходила она в самое разное время, то ночью, то днем, и оставалась в Чистилище на минуты или часы, но всегда там и тогда, когда и где не было Виктора. Создавалось впечатление, что она его избегает, но поверить в это, означало принять за факт, что Лиса – если все-таки это была Лиса – знает его планы лучше него самого.

Виктор отбросил одеяло и встал с кровати. Окно было не зашторено, и, подойдя к нему, можно было увидеть ночную, вернее, предрассветную улицу, парк напротив и темные силуэты домов с редкими огоньками освещенных окон. Было четыре часа утра – самое паскудное время для морских вахт и армейских дозоров, но, разумеется, не для Виктора. Он и в прошлой жизни спал немного. Трех – четырех часов в день хватало за глаза. А теперь, после "воскрешения", спал он – если спал вообще, – скорее, по привычке, чем из необходимости. И если все-таки засыпал, то совсем ненадолго: полчаса – час, где-то так.

Он все-таки подошел к окну и посмотрел. Все выглядело именно так, как он себе представил, но, как оказалось, кое-что Виктор все-таки пропустил. Показалось ему или нет, но две человеческие тени скользнули под сень деревьев сырого предрассветного парка как раз тогда, когда он посмотрел вниз. Однако в жизни "бога" ничто не происходит просто так, и любое случайное – разумеется, только на первый взгляд – событие способно измениться под его взглядом, приобретая все признаки настоящего события. И короткое, почти импульсивное желание, порожденное мимолетным интересом Виктора, сейчас же реализовалось в точное знание.

"Почему бы, и нет? – он отошел от окна и, подойдя к своим аккуратно сложенным вещам, стал неспешно одеваться. – В конце концов, они там не уединения ищут. А поговорить нам давно пора".

Он тщательно застегнул белую сорочку на все пуговицы, повязал темный галстук, надел и застегнул длиннополый пиджак, чем-то напоминающий старорежимный сюртук, набросил на плечи плащ и вышел из номера. В коридоре было тихо и пусто. Лифт, не обремененный необходимостью таскать туда-сюда кого-то из полутора сотен постояльцев огромного отеля, пришел сразу, а наступающее утро встретило Виктора холодным сырым воздухом, едва начавшим светлеть от встающего где-то в советской зоне солнца. Мостовая была влажной от прошедшего поздним вечером дождя, а небо – обложено низкими тучами.

Виктор достал из кармана трубку, заранее набитую его собственным "вирджинским" табаком, и неторопливо, с удовольствием раскурил. Впрочем, первая же затяжка, напомнила о пересохшем со сна горле, но устранять неудобства привычным для волшебника способом Виктор не стал. Теперь, когда он снова жил, к нему вернулась и вполне человеческая способность наслаждаться маленькими радостями, доступными и магам, и простым смертным. Виктор достал из внутреннего кармана пиджака серебряную фляжку, свинтил колпачок и сделал несколько медленных глотков. Виски, который он вечером в нее залил, был самым настоящим, шотландским, крепким и ароматным, каким "single malt" может стать, только проведя в бочках из лиможского дуба не менее двадцати лет. Впрочем, этот виски был настоящим чудом, он ждал своего звездного часа на девять лет дольше.

Виктор завинтил фляжку, убрал ее в карман и, попыхивая трубкой, перешел совершенно пустую в этот час улицу. Прошел несколько шагов по тротуару, вошел в приоткрытые ворота, и медленно, не скрываясь, зашагал по ближайшей аллее в глубину парка. Казалось, здесь было еще холоднее, чем на улице, но ему это ничуть не мешало. Организм сам подстраивался под температуру окружающего воздуха, а дышалось сейчас на удивление легко. Точно так же не мешала Виктору и темнота, сгустившаяся под плотными кронами деревьев. Все, что ему требовалось, он видел великолепно, а двух людей, расположившихся на мокрой скамейке метрах в ста впереди, он чувствовал все время. Вернее, "чувствовал" он одну Катарину. Черт ощущался лишь слепым пятном в ткани мироздания, но и это, если разобраться, было кое-что, потому что все остальные маги, как не без оснований полагал Виктор, не "увидели" бы сейчас Черта вовсе. Просто не смогли бы.

Два дня назад, когда они только добрались до Берлина, Дженевра сообщила, что нашлась наконец оставшаяся в Мюнхене Пятая ее первой десятки. Женщина, которую теперь звали Катариной Райнсфельд вышла на связь, воспользовавшись заранее условленным каналом. Она оставила сообщение, адресованное Зеленой Госпоже, на франкоязычном чате любителей певчих птиц. Разумеется, возвращение Катарины и само по себе значило немало: слишком мало бойцов смогло пройти вместе с Виктором через потерявшее за годы и годы почти всю свою силу "окно". Однако сообщение Дженевры-Ольги имело для Виктора и другой, вполне понятный при нынешнем его настроении, смысл. Той ночью Катарина была в Мюнхене и, скорее всего, даже участвовала, как минимум, в одной из разыгравшихся там битв. Именно из-за этого обстоятельства и оказался он позавчера – ранним утром – у ворот небольшого, но уютного особняка, снятого Ольгой Эйнхорн накануне. Сюда, на зов командира – впрочем, точное направление пару раз пришлось уточнять по сотовому телефону – и приехала на потрепанном, но все еще надежном Фольксвагене Катарина. Почему она не воспользовалась поездом или самолетом, и гадать не приходилось: достаточно было взглянуть на ее пассажиров. С такими спутниками и на своей-то машине ехать через всю Германию было крайне рискованно, но, с другой стороны, и выбора у Катарины, если разобраться, не было. Сидеть в Мюнхене и ждать у моря погоды, она больше не могла. Время уходило, а помочь оказавшимся на ее попечении раненым было нечем.

Женщина, неподвижно лежавшая на заднем сидении машины, внешних повреждений не имела. Впрочем, правильнее было сказать, что она не имела их теперь. По следам отчаянных попыток Катарины помочь несчастной саге, Виктор догадался, что с "ерундой" вроде сломанных ребер и острого отравления наркотиками, справиться ей все-таки удалось. Но переломы и ссадины были сущими пустяками по сравнению с тем, что сделала – что смогла с собой сделать – эта безымянная в то время женщина, чтобы не отвечать на "настоятельные" расспросы господ дознавателей. Прием этот назывался "комой" и требовал от колдуна железной воли, немалого магического дара и доведенной до автоматизма техники применения. В свое время эту методику разработали северокорейские боевики. Но уже в конце семидесятых, насколько помнил Виктор, ее пытались активно внедрять в русской секции боевки в Приморье и в Средней Азии. Практикуют ли что-то подобное нынешние подпольщики, Виктор, разумеется, не знал, но, судя по возрасту женщины и тому, что она никогда не "обращалась", следовало предположить, что вполне могла успеть овладеть "комой" еще у Корня, Павы или Каноника… или у кого-то из их учеников во Владике, Хабаровске, Алма-Ате.

Суть же приема заключалась в том, чтобы усилием воли заставить сознание уйти так глубоко в колодец беспамятства, что вытащить его оттуда обычными медикаментозными или "техническими" средствами было практически невозможно. Непросто это было и для настоящих, обладающих природным даром и соответствующей практикой целителей. Даже Виктор, возможности которого были поистине огромными, если и вовсе не безграничными, смог пока справиться с синдромом "закрывшегося" только в первом приближении, и то далеко не сразу. Сначала было две упорных – на пределе травмирующего вмешательства – и не увенчавшихся успехом попытки пробиться к "заснувшему" сознанию женщины. Однако, как говорится, капля камень точит. И упорства Виктору было не занимать. Так что вчера к вечеру он до нее "добрался", и они с сагой даже немного "пообщались", но окончательным исцелением для нее это все-таки не стало. Работы оставалось столько, что, как говорится, "начать да кончить". И пока Дама Пик – это псевдо она назвала Виктору только в присутствии своего напарника, не сказав сверх того ничего существенного – спала, погруженная Ольгой в глубокий релаксирующий сон, не позволяющий, однако, случайно "соскользнуть" в Город. Расспрашивать колдунью более подробно, тем более красть у нее информацию, Виктор счел неэтичным. Сага была в своем праве – "Не хочешь, не говори" – и в любом случае заслуживала того, чтобы ее оставили в покое.